Кофейных историй. Компиляция 1-13.

- Нет! - перебила его вдруг я с яростью, какой сама от себя не ожидала. Наверное, потому что испугалась. Тогда, давно, когда Эллис действительно пошёл на договор с маркизом, мне ещё ничего не было известно о Валхе. - Нет, вы не сможете!

Я сказала - и залилась густым румянцем; щёки буквально горели. Наверное, со стороны это смотрелось презабавно, потому что дядя Рэйвен вместо того, чтобы рассердиться, улыбнулся:

- Вы так говорите, словно знаете о нём больше меня.

- Просто не хочу, чтобы вас тревожили призраки прошлого, - виновато ответила я. - Мой отец... он вряд ли желал, чтоб вы тратили свою жизнь на бесплодную погоню.

- Даже если тот же человек угрожает сейчас вам? - укоризненно заметил маркиз. - Ради вашей безопасности я должен...

Тут он запнулся и, святая Генриетта, смутился - впервые на моей памяти! Я рассмеялась, также чувствуя себя неловко, но в то же время - удивительно свободно.

- О, нескоро же мы сможем спокойно говорить о безопасности. Но важнее, что мы говорим, - добавила я мягко. - Заглядывайте в "Старое гнездо". Я всегда буду рада вас видеть.

Мы ещё побыли наедине, пусть и недолго. Дядя Рэйвен так и не сказал, что я отныне вольна распоряжаться своим временем, не спрашивая разрешения на каждый визит в шляпную лавку или на прогулку в парке, но того и не требовалось. Я же мысленно пообещала не злоупотреблять этим доверием и не подвергать себя опасности.

Хотя бы потому, что иначе Валх мог наконец заметить маркиза, вечно оберегающего меня, и сделать свой ход.

- Как прошёл разговор? - подчёркнуто ровным голосом спросил Лайзо, когда мы отъехали от особняка маркиза на порядочное расстояние.

- Разговор? Ах, да... Лучше, чем я предполагала. По крайней мере, мы помирились и уверили друг друга в непреходящих тёплых чувствах.

Я откликнулась не сразу; мои мысли устремлялись то к Валху, то к многочисленным делам, скопившимся за последнее время из-за нашего с дядей Рэйвеном противостояния, то к излишне преданной экономке... О, похоже, она до сих пор считала меня неподходящей невестой. Неудивительно, впрочем. Для любого, кто хорошо знал маркиза, становилось очевидным, что эта помолвка вряд ли когда-нибудь приведёт к свадьбе, а между тем Рокпортам требовался наследник, и чем скорее, тем лучше. Его величество Вильгельм Второй, конечно, установил моду на поздние браки, но вряд ли подобный подход к семейным делам могла одобрить столь чопорная особа, как миссис О'Дрисколл.

"Что бы она сказала, если б узнала, в кого я влюблена!" - пронеслось у меня в голове, и кровь прилила к лицу.

От внимания Лайзо это, разумеется, не ускользнуло.

- В тёплых чувствах? И насколько тёплых, интересно?

Он улыбнулся, давая понять, что говорит несерьёзно, однако в линии плеч появилось напряжение.

- О, исключительных, - серьёзно ответила я, поддразнивая его. Нисколько не слукавив, впрочем - дядя Рэйвен занимал в моём сердце особенное место, большее даже, пожалуй, чем отец.

Неожиданно Лайзо остановил автомобиль, не доезжая до моста через один из грязных притоков Эйвона. Туман здесь казался гуще, чем в иных уголках города, за исключением разве что Смоки Халоу. Чёрные ивы, как вдовы, простоволосые и согбенные, вереницей спускались к воде, опустив ветви к самой земле.

Несмотря на тёплую по нынешней погоде одежду, по спине у меня пробежал холодок.

- Мне пора вспомнить, что я гипси, необразованный и с горячей головой, и начать уже ревновать? - спросил Лайзо, не оборачиваясь.

Видят Небеса, я из тех прямолинейных впечатлительных девиц, которые каждое слово принимают за чистую монету. Я видела улыбку, отражённую в оконном стекле; ощущала ту особую общность, близость, что превращает обычные диалоги - в тайный заговор, обмен взглядами - в ребус, а якобы случайные встречи - в будоражащую игру, правила которой понятны лишь двоим. Иначе говоря, понимала, что и реплика Лайзо, и его особенный, потемневший взгляд - нечто вроде ритуала, условности, когда ни слова, ни жесты не совпадают с содержанием, наполняющим их...

...и всё же я ощутила дрожь. Губы неприлично пересохли, а ритм дыхания изменился. Голову повело - и я ответила совсем не так, как намеревалась.

- Гипси, о, разумеется, как можно было забыть. - Тембр у меня странно изменился - стал ниже и глубже, пожалуй. - Но у меня есть оправдание: от того, кто до сих пор поступал осторожно, был хладнокровен и сдержан, трудно ожидать чего-либо... горячего.

Я договорила, мысленно повторила фразу про себя и с трудом сдержалась, чтобы тут же не выскочить из автомобиля. Все силы, кажется, ушли на то, чтобы остаться сидеть на месте - с ровной спиной и не меняя выражения лица. А Лайзо обернулся, перегибаясь через водительское сиденье, и протянул руку, касаясь моих скул - кончиками пальцев, костяшками, раскрытой ладонью...

- Ты с ним разговаривала так долго, - очень тихо произнёс он. - Я почти что окоченел.

Далеко, у реки, взвизгнула собака, и кто-то разразился хриплой бранью, не понять, мужчина или женщина. Но здесь, у моста, было по-прежнему безлюдно.

- Это моя вина? - слегка наклонила я голову к плечу.

Движение отразилось в глазах Лайзо - скупое и плавное, отчего-то жутковатое, словно у призрака или куклы.

- Нет. Твоя ответственность, - сказал он, отводя руку.

А потом ещё наклонился вперёд - и прижался губами к моей щеке, рядом с уголком рта. Аромат вербены, обычно лёгкий и прозрачный, нахлынул кипящей волной; сердце у Лайзо колотилось так громко и сильно, что это биение можно было ощутить кожей. Мне вдруг захотелось прикоснуться к его лицу, впитать кончиками пальцев тепло, пусть даже через перчатку... Но смутное предчувствие говорило, что тогда случится нечто непоправимое.

И потому всё, что я себе позволила - немного повернуть голову и улыбнуться, когда закончился этот долгий, но почти невесомый поцелуй.

Поцелуй, надо же... даже думать странно. Неужели так бывает... всегда?

- Я думал, что ты зажмуришься, - прошептал Лайзо. Зрачки у него стали такими широкими, что глаза казались почти чёрными, лишь с тонким зелёным ободком.

- Но тогда бы я не смогла ничего видеть, - возразила я рассеянно. Мысли немного путались, но это было приятно.

Лайзо посмотрел на меня долгим взглядом, испытующим и тёплым одновременно, а затем усмехнулся, возвращаясь на своё место.

- Да, там, где другие закрывают глаза и отдаются на волю судьбы, ты желаешь видеть, знать и понимать. И я говорю не только о любви, - добавил он и вдруг рассмеялся.

Вскоре "Железная Минни" тронулась с места и покатила к мосту мимо согбенных ив. И лишь тогда я позволила себе кончиками пальцев притронуться к тому месту, которого коснулись его губы. Оно немного саднило, как маленький ожог.

- Как хорошо, что нам не надо возвращаться к леди Абигейл, - заметила я вслух, подспудно понимая, что если молчание продлится ещё немного, оно станет неловким. - Право, утомительно было бы пересказывать нашу беседу с маркизом - слишком о многом нельзя упоминать, а мои дорогие подруги, увы, жадны до подробностей. Я жалею только об одном.

Автомобиль выехал на широкую дорогу; здесь хватало и других машин, и пешеходов. Похоже, Бромли привык к густому туману и решил продолжить обычную свою жизнь, суетливую и шумную.

- О чём же?

- Я не поговорила с леди Вайтберри. Она мне показалась сегодня странной, - призналась я. - Впрочем, не только сегодня. Такая тихая, молчаливая - совершенно на себя не похожа. Надеюсь, что она здорова.

Мне почудилось, что Лайзо опять готов рассмеяться и сдерживается лишь героическим усилием.

- О, да, вполне здорова, - произнёс он наконец, когда пауза неприлично затянулась. - А молчит, верно, потому что об имени для девочки думает.

Признаться, сначала я совершенно растерялась. А когда осознала сказанное - смутилась ещё сильнее, чем после поцелуя.

- Какой девочки? О, святая Генриетта Милостивая, ты же не хочешь сказать... Откуда ты узнал?

- Увидел, - коротко ответил он и пояснять ничего не стал.

Весь остаток дороги до кофейни я пребывала в смятённых чувствах. Эмбер в положении, подумать только! Какое счастье для неё... Или нет? Всё же история с кузеном Джервисом не просто глубоко ранила её чувства, но и, похоже, наложила отпечаток на здоровье. Пусть худшее позади, и рядом с нею теперь любящий супруг, есть вещи, которые просто невозможно выбросить из головы. Но сегодня, как никогда, мне хотелось верить в лучшее будущее - и для Эмбер, и для себя.

В "Старое гнездо" Мадлен вернулась намного раньше меня. Выглядела она изрядно расстроенной, настолько, что даже миссис Скаровски проявила возмутительную - и смутительную для себя самой - бестактность и спросила громким шёпотом:

- Здорова ли мисс Рич? Она так бледна... И кофе мне достался не тот, что я заказывала. Мускатный орех и перец - хорошее сочетание для зимы, право, но мне хотелось чего-то сладкого.

- Тогда, полагаю, вы не откажетесь от черничного пирожного в качестве извинения за это досадное недоразумение, - улыбнулась я в ответ. - Что же до мисс Рич, то она вполне здорова, благодарю за беспокойство.

- О, отрадно слышать! Черничное пирожное - звучит изумительно! У сэра Гордона Шенстона есть стихотворение, посвящённое чернике...

Поэзия позапрошлого века выгодно отличалась от современной. Во-первых, тогда, на счастье потомков, в моду вошли лаконичные формы - к примеру, сонет. А во-вторых, строки, выдержавшие испытание временем, можно было слушать и изображать восторг, не боясь прослыть человеком с плохим вкусом - так я и поступила. Причина болезненной рассеянности Мэдди была мне, увы, хорошо известна; она лежала, запертая на ключ, в ящике бюро, в тёмной комнате между кухней и крыльцом чёрного хода - коротенькая записка от Эллиса с предложением навестить дом Шелли десятого февраля, в первой половине дня. Детектив явился в кофейню в моё отсутствие, но не стал дожидаться, пока я вернусь, и вместо десерта попросил принести лист бумаги и прибор для письма.

Мадлен досталась одна вежливая улыбка, формальное приветствие - и ни словом больше.

"Ему сейчас тяжело, - хотела сказать я. - Он отгораживается от семейства Шелли стеной, а Роджер снова и снова разбирает её по камешку".

- Что со мною не так?.. - пробормотала Мэдди, замерев на мгновение в тёмной арке с полупустым подносом.

Я осеклась - не на полуслове ещё, а на полувздохе. А что теперь говорить? Как убеждать?

Но Мадлен почти сразу же встряхнула кудряшками, упрямо поджала губы и шагнула глубже в полумрак коридора.

- Ничего, ничего, - долетел до меня едва слышный шёпот. - Он ведь носит мой шарф. Даже сегодня. Даже сегодня...

Я отвернулась, скрывая улыбку от Георга. Пожалуй, это мне следовало бы поучиться стойкости и упорству у Мэдди, а не наоборот.

Записка Эллиса вместе с частью деловой корреспонденции перекочевала в особняк на Спэрроу-плейс - сперва в кабинет, затем в спальню. Перед сном рука сама потянулась к сложенному вчетверо листку, где наискосок, от уголка к уголку, протянулись несколько строчек:

"Знаю, театр вы не любите, но от этого представления точно не откажетесь. Итак, впервые на сцене, увлекательная драма о любви, о зависти - и о глупости, потрясающей воображение.