Невольница: его добыча (часть 1)

4

Тень вышла из угла и замерла. Человеческая тень: я различала голову, корпус и тощие ноги. Я крепче ухватилась за рукоять ножа, готовясь выхватить его в любой момент:

— Ты кто?

— Зато я знаю, кто ты, — голос мужской: может, мальчишка, может молодой парень. — Ты торгуешь у Большой дюны.

Я поджала губы. По крайней мере, это кто-то из своих.

— Ты украл мои фляги.

— Не украл. Я пришел первым — потому это мое укрытие. Ты мне должна.

Внутри закипало возмущение, но я понимала, что ссориться — не самый лучший вариант.

— Хорошо, считай, что я с тобой поделилась.

Он вышел на свет: не самый рослый, не самый крепкий. Мальчишка лет семнадцати с редкой порослью на подбородке и копной нечесаных светлых волос.

— Я Клоп.

Я пожала плечами:

— Кличка что ли?

Он кивнул:

— Вроде того. У всех серьезных ребят должны быть клички. Иначе нельзя.

Грозная кличка — ничего не скажешь.

— Что ты здесь делаешь, Клоп?

— А ты?

— Прячусь.

— От имперцев?

Я кивнула.

— И я прячусь. Из-за долбанной эскадры не могу вылететь в Змеиное кольцо. Поймают — сразу загребут, я у них давно в базе.

— Зачем тебе в Кольцо? В сопротивление собрался? — я невольно усмехнулась.

— Чего смеешься? Может и собрался.

Я не сдержалась:

— Наверное, только тебя там и не хватает.

Он подался вперед, стараясь придать себе грозный вид:

— Между прочим, мой дядя Мартин — глава сопротивления в самом Сердце Империи. Захочу — он меня к себе возьмет.

— Серьезный, наверное, твой дядя, — я хмыкнула.

— Ну, так!

Наслушался мальчишка бредней идиотов — и наворотил дел. Сопротивление… Никто толком даже не знал, есть ли оно. Думаю, что нет никакого сопротивления. Имперцы не церемонятся — уничтожают все, что не угодно. Не так давно испепелили Лигур-Аас и вырезали королевскую семью. Высокородные лигуры ничем не уступают высокородным имперцам, разве что, не они здесь властвуют.

Я посмотрела на мальчишку, который все еще не решался подойти:

— А если нет никакого сопротивления?

— Ты совсем тупая?

Я пожала плечами — может и совсем.

Клоп, наконец, осмелел, подошел и сел рядом:

— А ты чего сюда приперлась?

— Спряталась, сказала же. Тоже жду, когда эскадра уйдет.

— От кого спряталась?

— Да тебе-то какая разница?

— Я тебе все выложил. Теперь ты выкладывай, а то сдам.

Я положила руки на согнутые колени и опустила голову:

— Пришел ко мне один высокородный. Прямо в магазин.

— И что? — лицо Клопа вытянулось в предвкушении сальной истории. — Сказал, чтобы с ним шла? Или прям там завалил?

Я покачала головой:

— Ничего не сказал. Просто посмотрел. Нехорошо посмотрел.

На лице норбоннца отразилось великое разочарование:

— И все? Даже не полапал? И ты от одного взгляда струсила?

Он сказал это так запросто, что мне стало стыдно. Я, действительно, струсила от одного только взгляда. Струсила и убежала, как самая трусливая пыльная собака.

Вот дура… Лора права — я слишком много думаю о себе. Имперцы зашли из любопытства, а остальное додумал и дорисовал мой страх. Посижу в башне пару дней, для успокоения совести, и вернусь.

Я посмотрела на мальчишку:

— Ты давно тут сидишь?

— Почти месяц. С тех пор, как эскадра прибыла.

— А ешь что?

— Раз в неделю хожу в город, к бабке. Она еды дает. Завтра опять пойду.

— А бабка тебя тоже Клопом зовет?

Он рассмеялся:

— Не-а. Бабка Тедом зовет.

Мальчишке быстро наскучила моя компания, и он ушел в темноту, за засыпанный песком резервуар.

Вечером, когда спустилась синяя норбоннская ночь, я взобралась на башню Яппэ и смотрела на Город — тонкую полоску огней на горизонте. Просто Город, он не имел названия. Единственный населенный пункт на выжженной планете, засыпанной песком. Над огнями проплывали подсвеченные снизу облака, в которые время от времени падали или выныривали яркие точки — идущие на посадку или взлетающие корабли. У Норбонна не было своей луны — лишь бесконечный звездный полог, раскинувшийся над пустыней, драгоценным шатром. Ночью жара спадала, и становилось даже прохладно. Я куталась в джеллабу, растирала замерзшие пальцы, но не спешила уйти. Ночью пустыня оживала. Со своей высоты я видела маленькие движущиеся точки — красные ящерицы, вышедшие на ночную охоту.

Я спала на удивление хорошо, глубоко и без сновидений, которые порой превращали ночной отдых в настоящий кошмар. Вчерашний разговор с Клопом будто стер все мои страхи. Я встала, покричала его, но мальчишка, скорее всего, уже удрал в Город. Я хмыкнула: дурачок он. Напридумывал непонятных идеалов и сидит из-за них в песке. Насидится, плюнет прямо с башни Яппэ на эти глупости и вернется к бабке.

Я взобралась на ржавую лестницу, приоткрыла люк. Над головой синело безоблачное небо. Нагретый воздух обдавал лицо горячей волной. Я вылезла наружу и посмотрела в сторону Города. Над сверкающей полоской бликующих крыш поднимался высокий столб серого дыма. Опять пожар. Пожары здесь не редкость. Главное — чтобы подальше от Большой дюны.

Я вернулась в прохладу башни, вскрыла хрустящий пакет с сухпайком. Не лучший в мире пир — но вполне сойдет, чтобы набить желудок. Делать было совершенно нечего. Я взяла фонарь, побродила по башне, загребая сапогами песок, вернулась к своей подстилке и легла, уставившись в сводчатый потолок. Безделье — худшее из занятий. Кажется, через пару дней можно просто сойти с ума. Как за это время Клоп здесь не спятил? А, может, спятил? Я улыбнулась сама себе.

Наконец, послышался грохот открываемого люка, шелест осыпающегося песка. Мальчишка шустро спустился по лестнице и прокричал:

— Эй, ты здесь?

— Здесь, — я села на подстилке.

Клоп встал передо мной и уставился перепуганными глазами:

— Кто ты, мать твою, такая, Эмма Гессер?

Я опешила:

— Что?

— Имперцы ищут тебя. Твой магазин сожгли. Выгорела часть квартала. Твои голограммы на всех столбах. Они грозятся снести башку каждому, кто даст тебе приют. И готовы заплатить любому, кто тебя выдаст. Десять тысяч геллеров! Десять!

Я почти не понимала, что он несет. Это был бурный трескучий поток, в котором просто не должно быть никакого смысла. Я покачала головой:

— Подожди. Я ничего не понимаю.

— Имперцы ищут тебя, дура. За тебя дают десять тысяч геллеров.