Зеркальщик. Счастье из осколков

Осколок второй. Должность, барышне не подобающая

Спроси у любой девицы в возрасте от пяти до пятидесяти лет, какой праздник она считает самым приятным и романтичным, и ответ будет один: Новый год. Пожалуй, во всей обширной Империи, чьи владения простираются от знойных степей до снежных, покрытых вечными льдами земель, не найдётся дамы, которая бы не верила, что в Новый год исполнится её самая заветная мечта. А о чём могут барышни мечтать? Ну, разумеется, о кавалерах! Только вот Варвара Алексеевна, дочь почтенного судьи Алексея Петровича Изюмова, в канун 18…дцатого года просила, на первую звезду глядя, не блестящего кавалера в военном мундире либо ладном, по фигуре шитом, штатском наряде, а нечто совсем иное. Желание Варвары Алексеевны было настолько чудным, что в исполнении его только и оставалось на милость небесную надеяться, потому как даже любящие родители такую причуду дочери исполнять откажутся. Хотя, казалось бы, почему сразу причуду? Хотела Варенька поступить в Сыскное Управление помощником какого-нибудь, можно даже не самого известного и бедового, дознавателя. Что и говорить, должность сия барышне не подобала, потому как дознаватели не за бабочками по лугу скачут, а помощники их порой и вовсе в самых гнусных местах бывают и с людьми самыми непотребными общаются. Виданное ли дело, подобным хрупкой девице из хорошего семейства да деликатного воспитания заниматься!

Только вот Вареньку хрупкой назвать было затруднительно. К вящему огорчению девушки, фигура у неё никак не желала вписываться в моды западные, кои демонстрировали с обложек заграничных журналов худосочные, кожа да кости, бледные, измождённого вида красавицы. Варвару Алексеевну природа наградила румяной, чуть со смуглинкой кожей, карими, совершенно не модными в последнее десятилетие, глазами да тёмными густыми волосами, которые горничная традиционно заплетала в смиренную косу ниже пояса. Сама же Варенька клятвенно пообещала себе, что коли исполнится её мечта заветная, сей же день обрежет она волосы по последней моде, чтобы чуть длиннее плеч были. Грудь барышни была размеру видного, а потому и модные платья с глубоким вырезом надевать не было никакой возможности, потому как стоило лишь повернуться крутенько, и всё богатство девичье выскакивало наружу. Талия тоже никак не желала становиться в обхват с шею, а после того, как Варенька в попытках достичь идеала с помощью верной горничной Малуши затягивалась так, что сознание теряла, папенька и вовсе повыбрасывал из дома все корсеты, назвав их пыточным приспособлением, коим место в тюрьме, а не на теле девичьем.

Честно промечтав о красоте заграничной лет до тринадцати, Варенька увлеклась заботами другими. Заинтересовалась она другой заграничной забавой: детективами, которые решительно вытеснили с её полки более приличествующие девице любовные романы. Папенька интерес дочери не пресекал, охотно о делах судебных ей рассказывал, порой и совета спрашивал, а когда дочка решила образование по сыскной части получить, криминалистом стать, смог убедить маменьку, что не стоит мешать дочери. Мол, узнает, как это тягостно да сурово, враз от мечты своей откажется. Не знал почтенный Алексей Петрович, что Варенька, цель выбрав, уподоблялась стрелке компасной, хоть и колеблясь порой, да не сворачивая. Вот и сейчас, получив образование, твёрдо решила Варвара Алексеевна должность занять. Эка невидаль, что барышень в Сыскном Управлении раз-два и обчёлся! Было время, считалось, что женщина вообще не способна к обучению, даже грамоту осилить не в состоянии, а теперь, поди-ка, в каждом маломальском городке женские курсы открывают.

Варенька ещё раз для надёжности прошептала звезде своё желание и легла спать, ожидая увидеть, свою будущую службу. Только вот к огорчению девушки приснилось ей не мрачное серого цвета здание Управления, а пышно украшенный бальный зал дворянской ассамблеи, куда на новогодний бал пригласили семейство Изюмовых. Варенька досадливо вздохнула во сне, недовольно посматривая по сторонам, но нежная, чуть грустная мелодия вальса настроение улучшила. Девушка улыбнулась, с восхищением глядя на скользящие по паркету блестящие пары, и тут заметила среднего роста русоволосого мужчину в сером военного кроя платье. Честно сказать, ничем мужчина особенно примечателен не был, только глаза его, большие, серые, озёра лесные напоминали. Варвара Алексеевна прикрылась веером и украдкой, как маменька учила, опять взглянула на мужчину. Взглянула, да и охнула: правую щёку незнакомца уродовал глубокий шрам. Шрам старый, уже даже белый от времени, но Варенька откуда-то точно знала, что причиняет он боль не только душевную по причине загубленной красоты, но и весьма ощутимую физическую. На смену погоды ноет, от холода левую щёку тянет. Варвара Алексеевна жалостливо охнула, трепыхнулась на постели, и тут сон совершил прямо-таки сказочный кульбит. Увидела Варенька себя опять-таки в бальной зале, но в этот раз прямо в объятиях сероглазого незнакомца. Мужчина кружил её по залу в вальсе, а она всё смотрела в его бездонные очи, и виделось в них что-то настолько томительно-волнующее, что прямо дух захватывало и голова кружиться начинала. Так Варенька и проснулась с рдеющими щеками и трепещущим, как у героини романа в предчувствии поцелуя, сердцем. А самое занимательное, что мелодия вальса продолжала в ушах звучать и даже на кончике языка вертелась, хотя и была незнакомой. И чудилось девушке, что сероглазый незнакомец то ли шептал ей что-то, то ли пел, только вот слова, к сожалению, после пробуждения из головы выветрились.

После такого чудесного и, чего греха таить, романтичного сна проснулась Варенька с улыбкой на губах и песней в сердце. Той самой, из сна, пусть и слова запамятовались, мелодия-то осталась. Варвара Алексеевна даже зарок себе дала непременно после завтрака музыку нотами записать и перед папенькой с матушкой исполнить, недаром ведь, в самом деле, музицировать училась!

- Доброе утро, барышня, - Малуша в новом переднике, кокетливо повязанном поверх лилового ситцевого платьишка, вошла в спальню, неся серебряный поднос с дымящейся душистой чашкой чая, небольшим блюдечком малинового варенья и тарелочкой с горячими оладушками. – Как спалось?

- Замечательно, - Варенька отбросила одеяло и спрыгнула на пол, наслаждаясь прохладой дубового пола.

- Барышня, - горничная торопливо поставила поднос, нырнула под кровать и вытащила два пушистых тапочка с помпончиками, - опять босиком по полу скачете, барыня узнает, ругаться будет. Вот, наденьте-ка, не студите ножки.

Варвара Алексеевна досадливо поморщилась. Ох уж эта маменька, никак не хочет понять, что дочь взрослая и вообще собирается серьёзным делом заняться. А о каких делах может идти речь, коли ей до сих пор тапочки подают и на прогулках сопровождают? Варенька так отчётливо представила, как Малуша тенью сопровождает её по всему Сыскному Управлению, вызывая сдавленные смешки и ехидные комментарии дознавателей и их помощников, что даже застонала.

- Вам плохо, барышня? – вскинулась горничная, прожигая свою подопечную пронзительным, воистину всевидящим оком.

Девушка лишь плечиком повела:

- Нормально всё. Ванна готова?

- Уж дожидается.

- Отлично, - Варенька подхватила серебристый пеньюарчик17, который шёл парой к лёгкой сорочке, особенно любимой за мягкость и нежный туманный цвет. – Я тогда ванну приму, а ты подготовь мне бумагу и чернила.

Малуша неодобрительно поджала губы:

- Вы уж простите, барышня, только мне кажется, что сперва следует пищу телесную принять, а уж потом на духовную замахиваться. Мне батька всё время говорил, что пустое брюхо к ученью глухо.

Барышня рассмеялась, поцеловала горничную в тугую румяную щёку:

- Не переживай, я обязательно позавтракаю… А бумагу с чернилами приготовь!

Девушка упорхнула в ванную комнату, а Малуша, недовольно качая головой, вынула из ящика чистый лист бумаги и миниатюрный чернильный набор, подаренный Варваре Алексеевне на именины, поставила на стол и коварно задвинула за поднос с чаем. Мол, сперва завтрак, а потом уже и письмо.

Когда разрумянившаяся Варенька вернулась в комнату, Малуша уже держала в руках простое домашнее платье и специально к нему подобранные лёгкие башмачки.

- С лёгким паром, барышня, - поклонилась горничная. – Скоренько вы сегодня, даже чай остыть не успел.

- Угу, - девушка острым глазом углядела-таки бумагу и чернила и потянулась к ним, но Малуша решительно преградила барышне путь:

- Вы уж простите, Варвара Алексеевна, но сперва одеться следует да позавтракать.

- Малушенька, милая, я же забуду, - огорчённо воскликнула Варенька, понимая, что дивная мелодия и так начинает забываться.

Горничная воинственно уткнула кулаки в бока, вскинула голову и даже глазами сверкнула, хорошо хоть ногой топать, как гневливая барыня на несчастную холопку, не стала, постеснялась всё-таки. Барышня печально вздохнула, поникла, как берёзка под свирепым студёным ветром, а потом опять ожила, заулыбалась, вспомнив дивный сон. Платье с помощью верной горничной быстренько надела, от причёски отказалась, позволив лишь наскоро перехватить волосы лентой. Покончив с туалетом, барышня легко опустилась на жёсткий стул с неудобной высокой спинкой (специально папенька из самой Англии привёз, чтобы дочка училась правильно спину держать), подхватила чашку чая, обмакнула оладушек в варенье и целиком запихнула в рот.

- Ба-а-арышня, - укоризненно протянула Малуша, выразительно покачивая головой.

Варвара Алексеевна даже если и хотела что-то сказать, всё равно бы не смогла: рот был занят. Варенье оказалось на диво вкусным, да и румяные оладушки едва ли не сами в рот прыгали. А чай из чашки и вовсе так быстро исчез, словно его там никогда и не было, хотя верная горничная два раза подливала.

- Салфеточку возьмите, - ворчала заботливая Малуша, подсовывая барышне большую белоснежную салфетку, - ручки оботрёте. А то прошлый раз я не доглядела, так вы, ровно дитё малое, их в рот засунули да облизывать стали.

- Так ведь вкусно, Малушенька, - смущённо попыталась оправдаться Варенька, опять жадно посматривая в сторону письменного набора.

Горничная поджала губы, но сказать ничего не успела, дверь в спальню распахнулась, явив барыню. В это утро всегда невозмутимо-приветливая Софья Васильевна так и лучилась счастьем, а потому даже не сделала горничной замечание, что та не причесала барышню как следует.

- Матушка, - Варенька порывисто обняла барыню за шею, серебристо рассмеялась, - матушка, мне такой дивный сон приснился! А какая чудесная там музыка звучала, жаль, слов песни не запомнила!

- Егоза, - Софья Васильевна обняла дочь и поцеловала в упругую румяную щёчку, - дитя, сущее дитя, ну куда, скажи на милость, тебе в Сыскное Управление устраиваться? Тебе ещё год, как минимум, в куклы играть!

- Ну, матушка, - простонала Варвара Алексеевна, чувствуя, что разговор начинает скатываться в давно изученную и неприятную колею, - мы же с вами всё уже давно обсудили. И папенька разрешение дал.

- Естественно, - Софья Васильевна сердито нахмурилась, впрочем, не слишком заметно, чтобы на лице не появились морщинки, - твой папенька всю жизнь мечтал о наследнике, который его на службе смог бы заменить. А у нас, словно в насмешку над его мечтами, три дочери!