Зеркальщик. Счастье из осколков

Осколок тринадцатый. Неожиданное известие

Варенька украдкой выглянула в окно и подавила тоскливый вздох. Всё-таки не гораздо невесте выглядеть печальной либо встревоженной, полагается сиять от счастия, особенно ежели обручение происходит по взаимному согласию, а не прихоти родительской. Только вот как лучиться довольствием, ежели милого рядом нет, а сердечко так и щемит, так и ноет от волнения? На карточке, коя к роскошному букету прилагалась, Всеволод писал, что в полдень придёт на обручение, только вот время-то уж за полдень, а о Зеркальщике ни слуху ни духу. Гости, маменькой на торжество приглашённые, уж перешёптываться начинают, добро, что с усмешечками не поглядывают, всё-таки побаиваются прогневить Алексея Петровича. С судьёй-то спорить не гораздо, мало ли, как жизнь извернётся, недаром всё-таки людская молва гласит, что от тюрьмы да сумы зарекаться не следует.

Варвара Алексеевна опять вздохнула, снова в оконце выглянула. Нет, не видать друга милого. Где-то его путь-дорожка кружит, где-то ветры буйные носят? Юленька, заприметив, что сестрица затосковала, подплыла поближе, приобняла за талию, прощебетала игриво:

- Варенька, голубка, сестрица Аннушка пиеску новую выучила, сейчас играть станет. А ты бы после спела, у тебя голосок такой чудный, точно флейта серебряная!

Аннушка, коей музицирование представлялось изощрённой пыткой, скривилась, но ради сестрицы изобразила бурный восторг и села за фортепиано. Пробежалась пальчиками по клавишам, вспоминая последний урок, после чего громко и чуточку фальшиво начала бравурный марш. Тётка Катерина фыркнула окаченной водой кошкой и негромко проворчала себе под нос, что крестоносцы, дерзнувшие вторгнуться в пределы державы во времена святого Александра Невского, бряцали доспехами гораздо мелодичнее. Как ни тихо женщина прошептала столь дерзкие слова, Варенька всё-таки их услышала и, оскорбившись за сестрицу, сердито подумала, что тётка говорит так, словно лично застала те мрачные времена и собственными ушами слышала бряцание доспехов крестоносцев. Барышня устыдилась собственных крамольных размышлений, закраснелась и торопливо перекрестилась, прося небеса простить ей невольное злоязычие, а после опять выглянула в окно.

- Перестань, - прошептала тётка Катерина, весьма чувствительно прихватив девушку за руку, - ни один кавалер, даже самый достойный, не стоит того, чтобы так явно демонстрировать свой к нему интерес. Девочка моя, мужчины по сути охотники. И как только твой разлюбезный поймёт, что ты душой и телом предана ему, он тут же отправится на поиски новых неприступных красавиц.

Варенька вспыхнула, точно ей в лицо крутым кипятком плеснули, и от гнева не враз нашлась, что ответить. А когда пришёл-таки достойный ответ, сияющая, точно начищенный медный таз Малуша громогласно объявила о прибытии Всеволода Алёновича. Все разговоры враз затихли, дамы мигом, точно по команде неслышной, распахнули веера, с нескрываемым интересом поглядывая на дверь. Мужчины же свой интерес открыто не демонстрировали, лишь словно бы случайно переместились поближе к своим спутницам, а особо ревнивые и вовсе избранниц за талии приобняли, подчёркивая свои особые, церковью и любовью подаренные права.

Аннушка, бесконечно счастливая, что пытка музыкой завершилась столь благоприятственно, вспорхнула со своего места подобно вырвавшейся на свободу птичке и скользнула поближе к сестрицам. Барышня ловко рассудила, что рядом с Варенькой и Юленькой она и на Зеркальщика вволю поглазеет, и от музицирования избавится. Чай, перед дорогим да желанным гостем сестрицы и сами захотят талантами блеснуть.

Софья Васильевна поспешно поправила причёску, метнула на дочерей строгий, внимательный взгляд, убедилась, что девицы правила помнят и приличия блюдут, и величественно кивнула замершей у двери Малуше:

- Ну, что же ты гостя на пороге держишь? Проси!

Служанка, чей рот так и норовил разъехаться в широкой улыбке, столь поспешно выскочила, что даже юбкой за косяк зацепилась.

Варенька в волнении переступила с ноги на ногу. Сестрицы, невесть что вообразившие, подхватили девушку под руки и зашептали в оба ушка разом:

- Сестрица, голубка, не робей. Ежели тебе жених неприятен…

Варвара Алексеевна с досадой тряхнула головой:

- Не говорите глупостей! Всеволод Алёнович самый наилучший!

- Что ж ты от него бежать вознамерилась? – фыркнула Аннушка, коей как самой младшей прощалось гораздо больше, чем сестрицам.

Варенька крутенько повернулась и уже вознамерилась сказать нечто убийственно-колкое, когда дверь широко распахнулась и в зал вошёл Зеркальщик. Гости зашушукались, загудели, внимательно, хоть и украдкой, рассматривая Всеволода Алёновича, точно иноземную диковинку.

- Всеволод Алёнович, - Софья Васильевна с церемонной улыбкой, делавшей её лицо несколько надменным, присела в приветственном реверансе и сделала шаг навстречу гостю, - рада Вас видеть. Надеюсь, дорога не сильно Вас утомила?

- Благодарю Вас, Софья Васильевна, - Зеркальщик церемонно поклонился, прижав руку к груди, - дорога в Ваш дом была для меня гладкой, словно скатерть.

«Оно и видно, - хмыкнула женщина, от чьего внимательного взгляда не ускользнула ни багровость шрама, ни весьма выразительная синева под глазом, ни общая измождённость жениха. – Ой, Варюшка-Варенька, крутенько тебе с таким избранником придётся, не умеет он беду обходить, так и норовит все ворота лбом таранить. Ну да ладно, сердцу не прикажешь. Лишь бы не обижал мою кровиночку».

Софья Васильевна расплылась в обворожительной улыбке и почти пропела, кокетливо поигрывая веером:

- Позвольте представить Вам наших гостей, кои почтили наш скромный дом визитом в столь радостный и светлый день.

Всеволод Алёнович, коий ощущал себя кем-то средним между выставленным на продажу рабом на невольничьем рынке и конём на торгах, под внимательными, изучающими, иногда жадными, кокетливыми либо откровенно презрительными взглядами гостей, от всей души проклял веками утверждённый церемониал и вежливо приподнял уголки губ, не столько улыбнувшись, сколько обозначив улыбку.

«Ничего, голубчик, спешить не станем, - с лёгким злорадством подумала Софья Васильевна, неспешно подводя Зеркальщика к своей давней подруге и представляя их друг другу в самых пышных и витиеватых выражениях. – Меня на обручение тётка вообще не выпустила, сама все заверения и клятвы принимала. Вот и ты, голубь ясный, не враз Вареньку получишь. Что легко даётся, мало и ценится».

- Девочки, маменька что, нарочно? – дрожащим от еле сдерживаемого гнева и обиды голосом прошептала Варенька, терзая уже третий сунутый ей в руки сердобольными сестрицами платочек. – Нарочно Всеволода ко мне не пускает?!

- Так положено, - шептала Юленька, давая себе зарок не приглашать на обручение много гостей. – Жениха твоего все должны узнать и принять.

- Да зачем это всем-то? – резонно возражала Аннушка, коей хотелось уже завершить скучную официальную часть и перейти к танцам. – Чай, Варенька одна с ним жить станет, Агриппину Витольдовну они к себе не пустят.

- А может и придётся, - запальчиво возразила старшая сестра и тут же испуганно прижала ладошку к губам.

Аннушка с Варенькой разом побледнели, перекрестились и чуть слышно прошептали:

- Не дай бог…

- Я к тому, что обычай такой, - поспешила исправить сказанное Юленька, отгоняя от себя страшное видение любопытной особы, в самые мало-мальские дела сующей свой длинный, тонкий нос, а потом охотно делящейся полученными сведениями со всем городом. – Так что, Варенька, потерпеть придётся. Зато потом наедине сколь угодно долго будете, даже, - барышня хихикнула, стыдливо отвела глаза, - поцеловаться сможете. И маменька вам не помешает.

Варвара Алексеевна красочно вспомнила, что у них с Всеволодом Алёновичем дело не только до поцелуев дошло, и поспешила спрятать раскрасневшееся личико за веером. И именно этот самый миг Софья Васильевна выбрала для того, чтобы подвести-таки Зеркальщика к дочерям.

- С нашими дочерями, Всеволод Алёнович, Вы уже имели честь познакомиться, - возвестила женщина, бросив быстрый внимательный взгляд на среднюю дочь. Чего это она закраснелась так, словно не невеста, а молодая жена после первой брачной ночи? Ох, молодость-молодость, всюду-то за тобой присмотр да пригляд нужен.

- Добро пожаловать, Всеволод Алёнович, - дружно прощебетали Юленька с Аннушкой, в очередной раз отметив, что жених у сестрицы не особенно пригожий. Нет, статью Господь не обидел, но этот шрам на лице весь вид портит. А уж глазищи-то до чего пронзительные, прямо жуть берёт!

- Надеюсь, барышни, Вы в добром здравии?

Девушки поспешили заверить Зеркальщика, что здоровье у них отменное.

- Варвара Алексеевна, - Всеволод чуть коснулся прохладных от волнения пальчиков девушки, - могу я просить Вас…

Горло точно незримая петля перехватила, Всеволод Алёнович кашлянул, обуздывая распоясавшиеся чувства, и ровным, ясным голосом, коим, как подумалось Юленьке, только приговоры зачитывать, продолжил:

- Могу я просить Вас стать моей супругой?

В сияющих глазах, в робкой улыбке, заигравшей на губах, во всей позе, даже в шелесте складок платья любимой Зеркальщик без труда прочёл ответ, и душу его охватила столь безмерная радость, что сдержать её не было никаких сил. На губах Всеволода засияла ясная мальчишеская улыбка, широкая и лучистая.

- Я всей душой принимаю Ваше предложение, - звонко отозвалась Варенька и лишь после того, как сестрицы с двух сторон ткнули её локотками в бока, добавила. – Разумеется, если мои родители нас благословят.

«Можно подумать, отсутствие благословения остановило бы», - усмехнулся Алексей Петрович, в этот момент отчётливо вспомнив, как сам просил руки Софьюшки у суровой тётки. Старая карга тогда подарки приняла, обручение провела, а как узнала, что жить молодые не в столице будут, живёхонько всё попыталась назад поворотить. Да не вышло, Софьюшка из тёткиного дома в одном тонком платьишке и домашних туфельках бежала, лишь бы с милым не разлучаться.

- Ну что, Алексей Петрович, благословим молодых? – Софья Васильевна спросила столь серьёзно, что Варенька даже озаботилась: а ну, как родители согласия не дадут?

Алексей Петрович помолчал, чувствуя, как нарастает вокруг напряжение, а вокруг Зеркальщика начинают роиться мелкие осколки, выдавая испытываемое дознавателем волнение, после чего широко улыбнулся и подмигнул дочери:

- Благословим.

Софья Васильевна вздохнула негромко, повернулась в сторону сияющей улыбкой служанки, держащей наготове святой образ Казанской Богоматери, и неприметно смахнула слезинку с уголка глаз. Вот и выросла дочка, уж жениха в дом привела, а давно ли маленьким босоногим несмышлёнышем по дому бегала, лепетала что-то звонко, полная неистребимой детской радости? Софья Васильевна качнула головой, прогоняя тоску. Что это она, право слово, чай не на погост дочку снаряжает, а под венец, радоваться надо, а то, был грех, боялась, что Варенька так старой девой и останется, уж больно затейливое увлечение себе средняя дочь выбрала. Шутка ли, помощницей дознавателя стать вознамерилась! И стала, упрямица эдакая, ни людской молвы, ни родительского гнева не убоялась! Да ещё и жениха нашла, причём не какого-нибудь, а Зеркальщика. Конечно, матери-то, может, и поспокойней было бы, коли избранником дочери стал кто-нибудь менее чародейный, да ведь сердцу не прикажешь. Одно радует: Зеркальщик для своего Отражения всё исполнит, небо и землю к ногам постелет. И в обиду никому не даст, что особенно обнадёживает. Софья Васильевна взяла образ и повернулась к опустившимся на колени молодым. Алексей Петрович подошёл к жене, вопреки традиции, исключительно по собственному желанию (да и кто бы его в собственном дому попрекать осмелился?) обнял супругу за талию, притянув к себе, и звучно пророкотал древние, веками и поколениями предков освящённые слова обручальной клятвы. Софья Васильевна эхом вторила мужу, про себя моля небеса явить милость молодой паре и благословить их союз. Словно в ответ на мольбу матери пламя в висящей в красном углу лампадке вспыхнуло ярче, будто туда масла добавили и фитилёк поправили.