Невольница: его добыча (часть 1)

56

Мартин рывком стянул белье, и я почувствовала его пальцы. Я извивалась, перебирала ногами, чтобы избавиться от этих прикосновений, но это все только злило его. Он раздвинул мои ноги коленом и встал носком ботинка прямо на пальцы. Я задохнулась от боли, пыталась глубоко вздохнуть, но мешала чужая рука.

— Не дергайся — будет только хуже.

Я обреченно замерла. Он сошел с моих пальцев, отстранился и расстегнул штаны, вытаскивая налившийся член. Пару раз провел рукой и плюнул на пальцы. Меня трясло от отвращения. Я вновь безрезультатно дернулась. Бальтазар опустился на кровать и повалил на себя, хватая под колени, чтобы я не могла свести ноги.

Теперь я была совсем беззащитна. Чужая ладонь больше не зажимала рот, но я молчала и старалась смотреть в сторону. Чувствовала, как головка потерлась у самого входа. Мартин вновь плюнул на пальцы, и я зажмурилась. Он хлестко шлепнул меня по заднице, до жжения:

— Не закрывай глаза. Смотри. Еще не хватало, чтобы шлюхи морщились.

Я все еще отворачивалась, и последовал второй удар — сильнее предыдущего. Я заставила себя повернуть голову и открыть глаза. Я ничего не могу сделать. Где же ты, Гектор?

Доброволец будто прочел мои мысли:

— Не надейся. Не придет твой чертов лигур. Я его еще вчера в доки отослал.

Предсказуемо. И расчетливо.

Мартин входил медленно, прикрывая от наслаждения глаза. Пытка явно не будет быстрой. Втиснулся до упора и замер, разглядывая мое лицо. Он опустил руку, пытаясь нащупать чувствительную точку, и настойчиво тер, наблюдая за моей реакцией. Несколько раз толкнулся во мне и потер сильнее, но тело не отзывалось. В его глазах мелькнуло раздражение. Он убрал, наконец, руку, и начал толкаться интенсивнее, но явно намеревался растянуть это унижение.

— Всегда мечтал трахнуть высокородную сучку, — дыхание сбивалось. — Но по мне — такая же дырка, как и у всех. Только гонор в довесок.

Я изо всех сил стиснула зубы, думая, что они вот-вот начнут крошиться от давления. Я не здесь. Далеко. На Кодере, с Гектором, на свежей зеленой траве, мягкой, как аассинский ковер. Слышу звуки водопада и пение сапфировой камышовки. Все, как он обещал.

— Скажи спасибо, что я тебе позволил… здесь расхаживать, как одной из нас, — этот голос вдребезги разбил мой иллюзорный мирок. — А мог… держать под замком — ты ведь господская зверушка, тебе привычно, — его дыхание сбивалось, слова вылетали с паузами, заполненными тяжелым дыханием. — И, уж, сговорчивой… едва ли была — иначе бы не бежала, — еще и еще, со сдавленным хрипом. — А с парней брал бы… деньги, если они захотят поразвлечься… И тебе не скучно, и мне польза. Теперь видишь, как тебе повезло?

Я старалась не слушать. Всего лишь слова, которыми он старался посильнее задеть. С каждым толчком терлась спиной о член Бальтазара и с ужасом ощущала, как он становится больше и тверже. Только не это. Пусть хотя бы один, не двое. Мартин потерял контроль и уже просто вколачивался все интенсивнее и сильнее. Прикрыл глаза и до боли вцепился в мои колени. Еще и еще, снова и снова. Я слышала лишь надсадный скрип старой кровати и его еле сдерживаемые стоны. Бальтазар подо мной напрягся, и я почувствовала, как платье намокло. Он обмяк и уже не держал меня. Пусть так. Теперь я думала только об одном: что скажу Гектору? Он не зеленый юнец, он все поймет. Я не хотела рассказывать об этом — пусть вся эта грязь останется на этой грязной планете.

Наконец, Мартин застонал сквозь стиснутые зубы и отпустил меня. Я мечтала только об одном — отмыться. Под струями горячей воды с убойной дозой дезинфектора, от которого разъедает глаза и перехватывает дыхание. Никогда не ощущала себя настолько грязной. Просто уставшей и грязной. Это был не акт близости — что-то сродни падению в нагретую солнцем выгребную яму, в липкую теплую жижу с отвратительным запахом. Отмыться, проплеваться. Забыть.

Странное осознание: я не ощущала себя поруганной женщиной, потому что не видела в Мартине мужчину. Ему не удалось унизить меня так, как он хотел. Хотел ли? Я не видела желания в его глазах — он всего лишь для проформы хотел забрать то, что по какой-то неведомой причине считал своим.

Он посмотрел на меня, и я отвернулась:

— Надо было правильно выбирать друзей, детка. Все могло бы закончиться иначе. Мне жаль.

Мне плевать на его жалость.

Оба, наконец, вышли, оставив меня одну. Мартин лишь бросил в дверях:

— Поторапливайся, детка. Некогда рассиживаться. Хорошего понемножку. И да, — он обернулся, — если у тебя есть хоть немного мозгов — ты никому об этом не скажешь.

Я уткнулась лицом в ладони, шумно дышала, стараясь хоть как-то успокоиться. Не скажу — надо быть последней дурой. Еще немного. Совсем немного, и я вырвусь из этого ада.