Зеркальщик. Счастье из осколков

- И все три, если верить соседям, очень славные барышни, - ввернула Малуша, которая искренне гордилась семейством Изюмовых.

Софья Васильевна мягко улыбнулась, её большие тёмные восточные глаза засияли горделиво, но слетевшие с губ слова были строгими:

- Похвала, Варенька, это, без сомнения, очень хорошо, но она как награда, ей соответствовать надо.

Барышня смущённо потупилась, отошла на два шага, перевоплотившись из резвушки в благовоспитанную девицу, и скромно заметила:

- Я помню, маменька.

По пухлым, ещё не утратившим свежести, губам Софьи Васильевны скользнула улыбка, женщина с материнской гордостью посмотрела на дочь. Что и говорить, хороша! Ни капли не похожа на этих умирающих девиц, коих иноземные журналы восхваляют, да и слава богу, что не похожа! На тех-то даже смотреть страшно, от одного взмаха ресниц переломиться могут, а тут и форма, и стать, и манеры… о которых, впрочем, непоседа Варенька не сильно заботится. Ну да ладно, ей ещё годочка два можно не волноваться, сперва старшую дочь замуж выдать надо, а потом и Варенькин черёд придёт. Лизанька же пока и вовсе в детских платьицах бегает, всем урокам предпочитая музыку да танцы. Ох, дети, дети, как же непросто вас взрастить! Софья Васильевна покачала головой, тихонько вздохнула и потрепала дочь по щеке:

- Я сообщить пришла, что мы сегодня на бал едем. В дворянской ассамблее бал сегодня, папенька ещё десять дней назад приглашение получил.

Варенька сначала досадливо принахмурилась, балы она не сильно жаловала, скучными они ей казались, а потом ахнула и прижала ладошки к разгоревшимся щекам.

- Ты чего, дочка? – Софья Васильевна, уже дававшая распоряжения Малуше, удивлённо посмотрела на девушку.

Варвара Алексеевна от волнения даже не сразу смогла ответить, лишь глазами хлопала да рот открывала, словно вытащенная из воды рыба.

- Варвара!

Недовольный окрик матери привёл девушку в чувство, Варенька откашлялась и прерывающимся голосом произнесла:

- Я этот бал во сне видела…

Изящные брови Софьи Васильевны взмыли вверх, словно птичьи крылья, Малуша приглушённо охнула и мелко перекрестилась. Конечно, в империи рождались провидцы, но были это в основном мужчины, да и участь их, положа руку на сердце, особо завидной не была. Увидишь, не дай бог, что-нибудь, что не понравится членам императорской фамилии, можно и головы лишиться.

- И что ты видела? – суховато спросила матушка, пытаясь быстро определить, насколько силён неожиданно пробудившийся у дочери дар.

Эка напасть, в самом деле! Мало того, что Варенька язык животных да птиц понимает, так теперь ещё и предвидение! Пожалуй, с таким-то «приданым» мудрёно будет дочь замуж выдать. Кому охота с ясновидящей жить, от которой ни одного помысла не спрячешь? Если только Зеркальщик какой Вареньку заметит, так у них всё не по-людски, они, вишь, своё отражение, пару, значится, ищут. А где гарантия, что дочка Зеркальщику отражением станет? Да где бы его ещё найти, Зеркальщика-то? Их ведь по всей империи, почитай, раз-два и обчёлся. Надо будет обо всём этом с Алексеем Петровичем потолковать.

Софья Васильевна так погрузилась в невесёлые думы, что рассказа дочери и не слышала, голову подняла, лишь когда в комнате тишина повисла.

- Да что же Вы, право слово, матушка, - обиженно выпалила Варенька, разорвав звенящее от скрытого напряжения молчание. – Я Вам весь сон свой во всех деталях обсказала, а Вы молчите, ровно Вас это и не касается!

- Кабы не касалось, не молчала бы, - вздохнула женщина, мысленно наметив себе спросить у Малуши, о чём Варенька говорила. Надо же матери знать, что у дочери в голове творится! – Вот что, дочка, ты пока к балу начинай готовиться…

- Ах, маменька, я ведь не Аннушка, - нетерпеливо воскликнула Варенька, которая не очень любила многочасовые охорашивания перед зеркалом, - это она часами перед зеркалом вертится, всё красоту наводит! Хотя ей достаточно бывает волосы распустить да розу к поясу приколоть, и сразу станет чудесной красавицей!

Что верно, то верно. Младшая дочь Изюмовых была диво как хороша, грозя к поре своего первого выхода в свет стать самой настоящей грозой для мужских сердец.

- Ну-ну, - Софья Васильевна приподняла дочь за подбородок, посмотрела в глаза, - ты тоже у меня красавица. И не смей в этом сомневаться! Всё, егоза, собирайся, в этот раз мы с отцом никого ждать не будем!

Женщина вышла из спальни дочери и, поколебавшись немного, направилась в ту сторону, где располагалась святая святых: кабинет Алексея Петровича. Все в доме знали, что хозяин сильно гневается, ежели его во время пребывания в кабинете отвлекают, но другого выхода барыня не видела. Нужно было обсудить внезапно пробудившийся у Вареньки дар и срочно решить, что с ним теперь делать. Может, ещё не поздно заблокировать? Виданное ли дело, девица-провидица! Конечно, в истории и такое бывало, Софья Васильевна ещё до замужества прочитала скорбную повесть о девице Кассандре, которая предсказала гибель родного города и множество разных иных ужасов. Так вот, для дочери печальной доли этой иноземной Кассандры женщина точно не хотела. Да и вообще, разум и излишняя проницательность девушку до замужества только портит, уменьшая шансы на счастливый союз.

Перед дверью кабинета Софья Васильевна глубоко вздохнула, пригладила и без того аккуратно уложенные в высокую причёску каштановые волосы и звучно стукнула в дверь. Подождала, слушая, как отмеряет время звучный стук сердца в груди, и постучала опять. В кабинете раздались тяжёлые шаги, потом кованая в форме грифона массивная ручка повернулась, и дверь распахнулась, явив насупленного Алексея Петровича. Впрочем, при виде жены грозовые искры из глаз барина исчезли, гневаться на супругу господин Изюмов не мог и не желал, чем та время от времени и пользовалась, в пределах разумного, конечно же.

- Софьюшка? – Алексей Петрович внимательно посмотрел на жену, убедился, что заплаканной или измученной она не выглядит, и уже спокойнее продолжил. – Надеюсь, причина, по которой ты меня от дел отвлекла, стоящая.

- Ещё какая, - вздохнула женщина, как заправская сплетница озираясь по сторонам, - Алёшенька, сокол мой ясный, поговорить нам надо. Срочно.

Супруг хмыкнул, почесал щёку, но впустил-таки жену в святая святых, свой кабинет. Софья Васильевна особенно вторгаться в пределы мужниных владений не стала, пристроилась на стуле с высокой спинкой, стоящем в уголке. Сиденье было очень неудобным, жёстким и словно бы каким-то кособоким, но женщина знала, что это не случайно, а чтобы посетители нежеланные не задерживались. Барыня лично принимала в доме приведённого супругом мага, который много чего в тот памятный визит зачаровал, призывая удачу, богатство, крепкое здоровье и выплетая охранные заклинания, в том числе и такие, от нежеланных гостей.

- Да что ты в самом деле, - рассердился Алексей Петрович, - сироту-то приблудную изображаешь! В кресло присаживайся, не чужая, чай.

- Отвлекать тебя не хочу, Алёшенька, - вздохнула жена, с огромным удовольствием покидая стул и усаживаясь в роскошное кожаное кресло.

- Уже отвлекла, - пробурчал муж, движением бровей захлопывая массивную книгу на столе и накрывая разложенные по всему столу бумаги саваном невидимости.

«Опять дела тайные, государственные, - вздохнула тихонько Софья Васильевна, - с магами связанные. А значит, опять соколу моему ни днём, ни ночью покоя не будет».

Женщина недовольно поджала губки и покачала головой. В самом деле, нашли бы уж кого-нибудь помоложе! Сколько можно проверенными людьми рисковать, прошлый раз три месяца наложенное на Алёшеньку проклятие снимали, след от него, вон, до сих пор заметен: рука-то левая на непогоду немеет!

- Не тебе, жена, судить дела мужнины, - процитировал Алексей старинную книгу, в которой в деталях было прописано обустройство семейной жизни. – Что стряслось-то?

- У Вареньки нашей дар предвидения открылся, - вздохнула Софья Васильевна и невольно всхлипнула. – Господи, Алёшенька, да за что же нам всё это?!

- Не вой, - строго осадил жену супруг, но тут же подошёл и обнял, прижал к себе, зарывшись лицом в душистые волосы. – Софьюшка, не бойся, ничего страшного не случилось. Для помощника дознавателя дар такой даже во благо.

- А для жены во вред, - не сдавалась барыня. – Кому Варвара с таким, прости господи, талантом нужна будет?

Алексей Петрович помолчал, что-то обдумывая, а потом негромко сказал:

- Есть у меня молодец один, Зеркальщик. Он тоже нынче на балу будет.

Софья Васильевна восторженно ахнула, всплеснула руками, вскинула на мужа сияющие восторгом и восхищением глаза:

- Сокол мой ясный, благодарю тебя!

Супруг смущённо крякнул, на щеках чуть заметно краска выступила:

- Да ладно, не стоит. Может, ещё ничего и не сложится у них.

- Сложится, непременно сложится! – барыня хлопнула в ладоши. – А сами своего счастья не поймут, так мы им разглядеть его поспособствуем! Благодарю тебя, Алёшенька, муж мой!

Женщина поцеловала супруга в щёку и словно на крыльях вылетела из кабинета. Алексей Петрович с усмешкой покачал головой, подошёл было к столу, но потом решительно шагнул к небольшому овальному зеркалу в потемневшей от времени бронзовой раме. Чуткие пальцы пробежались по гладкому стеклу, и то словно бы ожило и задышало от этих прикосновений. Мужчина удовлетворённо хмыкнул и отступил на шаг, глядя, как зеркало стремительно темнеет, а потом постепенно светлеет, и за ним проступают смутные очертания человеческой фигуры.

- Слушаю, - прозвучал из зазеркалья чуть хрипловатый мужской голос, сопровождающийся приглушенным сочным зевком.

- Всеволод? – Алексей Петрович шагнул к зеркалу, пытаясь разглядеть собеседника. – Ты что это, скоро день на дворе, а ты всё не проснулся?

- Да с Вороном пришлось по душам потолковать, - уже бодрее отозвался собеседник, чей облик всё отчётливее проступал в зеркале. – Он всё никак не хотел вспоминать, куда тело жены спрятал, пришлось помочь.

Алексей Петрович сочувственно крякнул. Он, пожалуй, как никто понимал, что магия Зеркальщика, позволяющая видеть насквозь любого человека, очень сильно утомляет своего обладателя. Шутка ли, всю чужую душу, которая, как известно, потёмки, до последнего уголочка осветить!

- Как Ваша супруга, Софья Васильевна, поживает? Надеюсь, простуда прошла?

- Спасибо, жена у меня вполне здорова, - Алексей Петрович расцвёл благодарной улыбкой. Он очень хорошо знал, что Зеркальщики вопросов из вежливости никогда не задают, и если Всеволод спросил о здоровье Софьи Васильевны, то только потому, что ему это по-настоящему интересно.

Между тем отражение в зеркале окончательно прояснилось, явив стройного, пожалуй, даже тонкокостного молодого человека, который находился в той поре, когда называть юношей уже поздно, а мужчиной ещё рано. Для себя лично Алексей Петрович решил, что его друг более всё же соответствует поре мужества по рассуждениям, а особенно по поступкам. Действительно, Всеволод не был склонен к пылким порывам, столь характерным для юношества, предпочитал тщательно взвешивать каждое слово и действие. С чем это было связано: с тяжкими ли испытаниями, выпавшими на его долю и оставившими глубокий шрам на правой щеке, с ранним ли сиротством, в результате которого Всеволод уже неполных шести лет оказался в воспитательном доме под патронажем Сыскного Управления, или с сильным врождённым даром Зеркальщика, Алексей Петрович не знал. Да и знать не хотел, решив для себя, что коли его друг сочтёт когда нужным поведать о себе и о своём прошлом, то обязательно сам и расскажет, обретя в лице господина Изюмова внимательного слушателя.