Любовь в объективе

Глава 24

Кристоф.

После того дня, как пресса обозвала Эвелину стриптизёршей, она наотрез отказывается разговаривать со мной за пределами площадки. За это время мы уже успели закончить репетиции и перейти непосредственно к съёмкам, передислоцировавшись в Индонезию. За это время в интернете и на телевидении появилось ещё несколько репортажей и статей, рассказывающих о нашей якобы связи. Мне-то плевать, что журналюги и прочая пресса поливают меня грязью. Мне не привыкать. Но вот то, что они задели девчонку, это действительно не дело! Она ведь даже ни в чём не виновата. И ладно, если бы это никак не отразилось на процессе съёмок, так ведь нет! Продюсер фильма, узнав об этом, сразу же впаял нам штрафы, высчитав пятнадцать процентов из гонорара каждого. И как бы я не пытался ему перечить, ему всё по боку. Поэтому, как бы я теперь не пытался заговорить с Эвелиной, она просто молча уходит. Она не реагирует даже на мои провокации. Даже когда я пытаюсь специально разозлить её и вывести на конфликт, она никак не реагирует. Только сцена заканчивается, как заканчивается и всё общение между нами. Сцена возобновляется — возобновляются реплики, но не более.

Ещё этот ублюдок Майк! Не жилось ему спокойно! Нужно было сказать Эвелине, что теперь любое появление со мной в любом общественном месте, в любом месте за пределами площадки, повлечёт за собой очередную реакцию прессы, которая ей точно не понравится. Да, он знает, что говорит. Действует в её интересах. Это правильно. Но как же меня бесит, что он не считается с моими интересами! Грёбаный предатель.

Сейчас, сидя в своём фургоне, в перерыве между съёмками, я смотрю на бутылку дешёвого виски. Бутылка наполовину пуста, потому что я уже просто не могу. Я не вывожу весь этот ужас! Я бы ни за что не выдержал, если бы пришлось вести себя вежливо в трезвом состоянии. Поэтому зачастую мне приходиться принимать немного алкоголя, чтобы хоть как-то сохранять спокойствие и вести себя как конченый терпила.

Сейчас у меня есть два варианта. Вариант номер один — выпить немного… или много… и продолжить этот цирк, продолжить делать вид, что ничего не случилось. Или же… Вариант номер два — пойти и извиниться перед Эвелиной. Не знаю, в какой момент я упустил перемены в собственном характере — я ни разу за всю жизнь ни перед кем не извинялся и уж тем более не делал это по собственному решению, — но всё именно так, как есть. Я всерьёз думаю о том, чтобы пойти и извиниться. Проблема только в том, что я не знаю, как это сделать. Она просто не пустить меня в свой фургон. А просить извинений на площадке я точно не собираюсь. Ещё чего! Позориться перед всеми? Это сильно навредить статусу. Не знаю почему, но почему-то я до сих пор хочу сохранить статус наглеца, каким был когда-то и от которого теперь не осталось и половины той наглости, что была раньше.

Пялюсь на бутылку, отвешиваю себе знатную пощёчину и поднимаюсь с кресла. Выхожу из фургона, вдыхаю свежий воздух. И тут меня осеняет — нужно пойти к этой девке… Как же её? Карина! Точно. Они ведь хорошо общаются с Эвелиной. Нужно пойти к ней и спросить, что мне делать. Вот это ты докатился, братан… Вот это ты докатился…

Немного поругав себя, иду к фургону Карины. Попутно спрашиваю у встречающихся рабочих, где вообще найти её фургон. Наконец, подхожу к нужной двери с табличкой, на которой написано имя этой девки. Поднимаюсь по ступенькам и стучусь. Через пару секунд с другой стороны слышится:

— Секунду.

Ещё через несколько секунд дверь открывается. Я стою в оцепенении.

— Что такое? — лопая розовый пузырь спрашивает девка.

Всё ещё стоя перед ней, я размышляю. Пребываю где-то внутри своего разума. Наконец поднимаю руку. Указательный палец. Щурюсь и спрашиваю:

— Я только что постучал? — указываю на дверь.

Девка смотрит на табличку, внимательно изучает дверь взглядом, после чего поворачивается ко мне, пожимает плечами, лопает пузырь и говорит:

— Ну да.

Глаз начинает дёргаться.

— Ни хрена не понимаю, — говорю я.

— Чего? — спрашивает девка, перемалываю жвачку зубами.

— С каких пор я стучусь в двери?

— А что? Должно быть как-то иначе.

Да! Должно быть! Я никогда не стучался! Я всегда заходил туда, куда хочу! Должно быть, мать твою, по-другому!

Трясу головой, моргаю и смотрю на девку.

— Да нет, — делаю вид, что всё нормально. — Всё нормально.

Она кивает.

— Ага, понятно. Чего припёрся-то?

— Хотел поговорить. Пустишь?

Девка внимательно смотрит на меня. Как будто думает, что я вру. Затем чуть отодвигается и приоткрывает проход. Я вхожу. Дверь закрывается.

— Ну так что?

— Короче, помощь мне нужна, — говорю я.

— Ага.

Смотрю. Жду продолжения реакции. Но продолжения нет.

— Чего ага? Ты поможешь или нет?

— Ты условия сначала огласи.

Думаю: вас что, всех в одном месте штампуют с одинаковыми настройками? Все бабы одинаковые?

— Извиниться хочу перед Эвелиной.

Надутый пузырь внезапно лопается совсем не по плану девки. Он лопается так, что большая часть жвачки остаётся на носу и губах.

— Не поняла, — убирая жвачку, говорит она. — Чё сделать хочешь?

— Извиниться.

— Перед кем?

— Ты глухая? Перед Эвелиной!

Она чешет затылок, задирая брови. Вынимает жвачку изо рта и клеит её под ближайшую столешницу. Пододвигается ближе, задирает нос и говорит:

— Ну-ка дыхни.

Я делаю сильный выдох. Чтобы прям её сдуло.

— Фу! — она морщит нос. — Ну всё ясно.

— Что ясно? Думаешь, потому что я напился?

— Ну конечно, — уже совершенно расслабленно отвечает девка.

— Тогда открою тебе секрет: я пью перед каждой сценой, перед каждым началом сьёмок. И, блин, ни хрена не потому, что хочу так. А потому что я просто не знаю, что за херня со мной происходит.

— То есть как это? — девка падает на диван, берёт пачку жвачки со стола и вынимает новую.

— То есть я не умею извиняться! — эмоционально объявляю я. — Никогда! Никогда не извинялся! А тут решил! Решил! Сам! Понимаешь?!

— Ну-у, — протягивает Карина, — вообще-то ты уже извинялся передо мной.

Я пытаюсь вспомнить. Вспоминаю. Блин… Точно. Ещё лучше! Уже второй раз получается.

— Так или иначе, это ненормально. Ненормально для меня. Я никогда не делал этого раньше. Что за херня! Как я до этого докатился?!

На последних словах девка вздрагивает так, что чуть не роняет резинку. Откладывает жвачку обратно.

— Так, ладно, то есть ты сейчас не шутишь? Не издеваешься надо мной? И вообще, типа… реально хочешь извиниться перед Эвелиной?

— Да!

— За что? — совсем недоумевает девка.

Я мотаю головой, пожимаю плечами.

— За то, что пресса поливает её грязью.

— О! здорово ты придумал. Конечно, идея хорошая, но ты не думал, что она не захочет с тобой разговаривать?

— Думал. Конечно, мать твою, думал! Поэтому и пришёл к тебе, чтобы ты посоветовала что-нибудь.

— Хочешь совета?

— Да.

— Тогда давай я дам действительно полезный совет, — она ёрзает на диване, усаживаясь поудобнее. — Если хочешь, чтобы она хотя бы поговорила с тобой, попробуй не извиняться, а исправить ситуацию.

— Исправить?

— Исправить!

— Как же?

— Реши проблему с прессой, — она трясёт головой. — Что за странный вопрос. Это же очевидно.

— И как мне её решить?

— У меня спрашиваешь? Ты, вроде, тут звезда мирового масштаба. Бывшая… В любом случае, тебе лучше меня известно, как решаются проблемы с прессой.

— Никак, — как ни в чём ни бывало отвечаю я. — Я не решал никаких проблем. Меня всегда всё устраивало.

Девка важно откидывается на спинку, раскладывает руки и говорит:

— Ну тогда забей.

— Как это.

— Слушай, — отодвинувшись от спинки, говорит она. — Либо ты решаешь проблему, либо принимаешь её. Других вариантов нет. Неужели ты на столько тупой, что не можешь понять таких простых вещей? Всё, — снова откидывается на спинку, — я закончила. Свободен, — она машет кистью, указывая на выход.

Я готов взорваться от такой наглости. Сжимаю губы, челюсть, напрягаю мышцы. Но… в итоге решаю просто уйти.