Прыжок в бездну

Морщусь, громко кашляя. Они смотрят на меня, мол, уйди, и продолжают заниматься своими делами.

Весело. Иду в комнату, Серёга сидит в обнимку с какой-то бабой, на что мне всё равно. Незаметно для всех выхожу на улицу и иду… не знаю куда. Просто шагаю вперед. Домой раньше часа возвращаться бессмысленно. Время одиннадцать, и как его скоротать?

Шатаюсь по городу, так и оказываюсь на смотровой площадке, перед глазами Воробьёвы горы, Лужники. Я помню, в детстве мы с мамой ходили туда на концерт какой-то очень известной тогда иностранной певицы. Певицу я не помню, но мамино счастливое лицо – до сих пор. Забираюсь на перилину, свешивая ноги в направлении стадиона. Сижу, смотрю, вокруг люди, смех. Воскресенье.

Потом галдёж усиливается, начинаются какие-то весёлые крики, поворачиваю голову, видя несколько иномарок, парней, девок. Они орут, бегают друг за другом, поливают тачки шампанским. От их визга закладывает уши.

Отворачиваюсь, упираясь ладонями в холодный камень, на котором сижу.

– Девочкам на холодном сидеть нельзя, – над самым ухом.

Меня ведёт от неожиданности, и я понимаю, что сейчас слечу туда, вниз.

Страх парализует тело, но, на удивление, я не падаю. Только спустя несколько секунд чувствую, что кто-то держит меня за талию.

Оборачиваюсь, хлопая глазами.

– Привет.

Киваю. Это же он. Этот Никита. Он-то здесь как? Взгляд сам обращается к машинам, и теперь я понимаю, что он, видимо, был с той толпой.

– Ты онемела внезапно?

– Нет, – убираю его руки, – чего тебе надо?

– Поздороваться подошёл.

– Поздоровался? Можешь идти, тебя там ждут.

Киваю по направлению его дружков.

– Никита-а-а-а-а, – орёт какая-то девка, махая ему рукой, – Ден, верни его на-а-а-м!!!

Продолжает визжать, заливая в себя шампанское, когда этот самый Ден идёт к нам.

– Шелест! Чё ты тут завис?

Жорин подходит к нам и, конечно, сразу меня узнаёт. Что странно, потому что вчера он был в стельку.

– Это же она! – со злобой. – Ты чё здесь делаешь? – в его голосе столько отвращения. – Сучка, – дёргается, видимо, хочет меня ударить или скинуть с перил.

Никита выставляет руку, преграждая путь своему дружку.

– Брат, ты чё? Она же… ты посмотри на неё. Воровка, пошла отсюда.

– Ден, – Никита в упор смотрит на этого клоуна, и тот ретируется.

– Ладно, решай сам. На хрен она тебе сдалась, жалкое зрелище. Змею пригреешь. Она потом тебя какой-нибудь дрянью накачает и обует.

– Я разберусь сам, тебя там ждут, – говорит вкрадчиво, но твёрдо.

Ден делает недовольное лицо и уходит.

– Не обращай внимания. Он нормальный.

– Оно и видно. Мажор придурошный.

– Какая искренняя ненависть.

– И ты такой же. Все вы одинаковые. Ты думаешь, я дура и не понимаю? Ты зачем хорошего разыгрываешь? Поржать с друзьями надо мной хотите. Ты на меня как на червяка смотришь, поэтому не поведусь, даже не надейся, – перекидываю ноги на другую сторону и спрыгиваю на землю.

Чего он на меня уставился? Стоит тут такой, весь из себя благодетель, тошно даже.

Натягиваю капюшон и ухожу. Он не останавливает, а когда я немного оборачиваюсь, понимаю, что он тоже уходит. Туда, к своим этим друзьям. Вот и хорошо. Пусть катится, а то приклеился.

Я ещё час блуждаю по городу, слушая музыку в наушниках, и лишь к двенадцати подхожу к своему двору. Выглядываю из-за угла, замечая Серёгину тачку. Ну а этому-то чего?

Расстёгиваю воротник на куртке и иду к ним. Из машины на весь район орёт музыка. Серёга с парочкой своих дружков крутятся рядом, устроив на капоте банкетный стол.

– Конфетка моя, ты чего ушла-то? Хорошо ж сидели, – идёт ко мне.

Шагаю ему навстречу и убираю руки в карманы куртки.

– Проветриться.

– Так не делается, – дёргает змейку на моей куртке на себя, вырывая замок, – прости, – сдавливает пальцами собачку, покачиваясь.

– Ты дебил? – толкаю его в грудь. – Придурок, куртку провал.

– Слышь ты, – до боли сжимает моё плечо, – охренела!

– Пусти, совсем допился?

– А что? Сколько можно? Бегаю вокруг тебя тут, а ты всё целку из себя строишь, давай уже расчехляйся.

– Руки от меня убери. Убери, сказала, – ору, но он не реагирует.

Только начинает тащить в темноту, за угол. Там мусорные баки, а дальше небольшая посадка деревьев. Никто даже нас не увидит. Паника и дикий страх. Ору, пытаясь отбиться, где-то поблизости воет ментовская сирена, и этот урод, толкнув меня в кусты, бежит к дружкам.

 Рёв мотора их машины слышится ещё долго, кажется, что всё то время, что я сижу на улице, на краю клумбы, выбравшись из грязи и шиповника, я слышу этот рёв.

Поднимаюсь в квартиру. Дома тишина. Никого нет, хоть в чём-то повезло. Скидываю сапоги и волочусь в комнату. Меня тошнит. Голова раскалывается, а пальцы подрагивают.

Я испугалась. Я так испугалась. Если бы он действительно это со мной сделал? Не могу даже думать. Нет!

Засыпаю в одежде поверх покрывала. Мне так плохо, до ужаса плохо.

Ник

По-быстрому уложив волосы в беспорядок, нахерачив побольше геля, чтоб не париться, застёгиваю пуговицы на чёрной рубашке, поправляя ремень на джинсах. Сунув телефон в карман, спускаюсь вниз, заглядывая на кухню. Мама как раз там.

– Я уехал, не ждите, у себя останусь.

– Хорошо, – поправляет ворот на моей рубашке, – к Лере?

– Ага.

– Куда едете? Ресторан?

– Выставка.

– Как все серьёзно.

– Не говори. Лучше б в ресторан, хоть поели бы. А то не уверен, что то место, куда мы идём, можно назвать выставкой. Вряд ли её подружка – талант или хотя бы делает что-то годное.

– Как у вас всё сложно.

– Не, мам. У нас всё просто. Ты больше не обижаешься?

– Я ещё раздумываю над этим.

– Не обижайся, – целую в щёку, – слушай, может, мы с тобой завтра на нормальную выставку сходим? Тейку возьмём, давно никуда не выбирались.

– Мой сын приглашает меня на культурное мероприятие? Тогда можно мама выберет театр?

– Мама может выбирать всё, что её душа пожелает.

– У мамы самый лучший сын.

– Не стал бы утверждать на сто процентов, но доля правды присутствует.

– До завтра, милый.

– Созвонимся.

Целую маму и шагаю в гараж. Пристёгиваю ремень безопасности и выезжаю во двор, охрана уже открыла ворота, и мне остаётся только втопить по газам. К Валеронке добираюсь минут за двадцать, она тут недалеко, у родителей гостит. Лерка модель, сотрудничает со многими брендами, мечтая уже наконец стать амбасадором чего-нибудь люксового, но не приглашают. И отчасти я понимаю почему, с таким характером, как у неё, вряд ли кто-то побежит к ней с распростёртыми объятиями. В её случае оптимальный вариант – проплатить, но её батя такое не приемлет, а Лерка от этого ещё больше бесится.

В доме меня сразу встречает Марьяна Алексеевна, Леркина мать, они похожи внешне, обе высокие, статные блондинки. Увидев их вместе, никогда не подумаешь, что это мать и дочь. На лице старшей Польских столько пластики, Франкенштейн обзавидуется.

– Никита, – улыбается, протягивая ко мне руки, – как я тебе рада, Лерочка уже спускается.

– Здравствуйте, Марьяна Алексеевна. Как ваши дела?

– Просто чудесно. Как твои? Лерочка сказала, ты подписал контракт с английской командой?

– Подписал.

– Ну я тебя поздравляю. Может, чай?

– Мы торопимся, – кладу ладонь на перила лестницы, – я её потороплю.

Польских присаживается на диванчик, закидывая ногу на ногу.

Быстро поднимаюсь к Лере, она ещё копается. Стоит посреди комнаты, всматриваясь в кучу тряпок на кровати.

– Ты ещё в трусах?!

– Прости, в самый последний момент Светка написала, и представляешь, Лагунова припёрлась в платье, которое хотела надеть я. Что за наглость?! Она прекрасно знала, в чём я пойду. Теперь вот думаю.

– Может, тогда не пойдём?

– Света обидится.

– Ладно, – заваливаюсь на кровать по другую сторону от её барахла.

– А ты совсем не хочешь, да? – вздыхает, присаживаясь рядом и сжимая в ладонях какую-то юбку.

– Ну, явно не горю желанием.

– Блин, – поджимает губы, – может, ты прав, пошло оно всё…

Лерка колеблется от силы пять секунд и вновь возвращает себе свою уверенность.

– Нет, мы не можем пропустить мероприятие, выход в свет – это важно. Завтра, кстати, идём на премьеру фильма.

– Ага, – складываю руки на груди, прикрывая глаза.

Жаль, она ещё не знает, что завтра мы никуда не идём, точнее идём, но раздельно. Думаю, что скажу я ей об этом позже. Не стоит расстраивать человека, который и так потерпел фиаско в выборе лука. Особенно если человек – истеричная модель.

– Всё, я придумала. Ровно минутка осталась.

Пока она убегает в ванную, ловлю себя на мысли, что от моего прихода в ней ничего не изменилось, во мне, кстати, тоже. Мы словно чужие – ни взгляда, ни поцелуя. Всё тащится на привычке и взаимовыгоде. Второе, кстати, очень расплывчато. Не скажу, что у нас когда-то была бешеная страсть, но и такого тухляка, как последний год, я тоже не припоминаю.

Наконец нарядившись в чёрный строгий костюм на голое тело, Лера крутится вокруг своей оси, демонстрируя одёжку.

– Думаю, шикарно, правда?

– Более чем.

– Ты какой-то грустный, – касается ладонью моей груди, – что-то случилось?

– Нормальный, не заморачивайся. Идём?

– Да, – вновь улыбается, едва касаясь губами щеки.

В машине Польских неотрывно занимается телефоном, делает фотки, что-то кому-то пишет, звонит, опять фоткается, со стороны это напоминает обезьяну в клетке. Мы не виделись с ней почти месяц, у неё были сьёмки, у меня гонки, потом подписание контракта, но честно, вот сейчас, сидя рядом с ней, я не ощущаю ни привязанности, ни тепла, ни желания, ни черта не ощущаю.

В таком состоянии я нахожусь весь вечер, хочется уйти, но я этого не делаю, она закатит скандал, будет причитать, какая она несчастная, мне этого не нужно. Здесь точно. Все наши ссоры заканчиваются как под копирку. Я козёл, а её обидели.

Убрав руки в карманы джинсов, стою напротив какой-то намалёванной картинки, словно ищу в ней смысл, но смысла там ноль, как и в голове её подруги, которая всё это замутила. На плечо ложится чья-то рука. Жорин. Хоть одно адекватное лицо.

– Ты здесь как? – пожимаю ему руку.

– Да пи*дец, и сбоку бантик. Видишь брюнеточку? – показывает в дальний угол. – Строптивая коза, неделю никак снять её не могу, сопротивляется.

– Какая досада.

– Хоть ты и стебёшь, но прав.

– И как атмосфера?

– Не в высшем обществе будет сказано. Слушай, погонять не хочешь после того, как это всё закончится?

– Можно, – киваю, замечая Лерку.

Она стоит в компании каких-то девок с бокалом шампанского, улыбается, смеётся, очень неестественно, надрывно, словно, словно… сука.

Срываюсь туда, не надо быть спецом, нужно просто её знать и иметь глаза. Хватаю её за руку, отводя в сторону, вглядываясь в мутные зрачки. Угадал. Когда только успела, дура?

– Мой Никита, – тянется ко мне, пытаясь поцеловать, – мой хороший.

Отстраняюсь.

– Нюхала? – до боли сжимаю её локоть.

Лера меняется в лице.

– Не твоё дело, – пытается вырваться и при этом не привлечь внимание.

– Да что ты!

– Отвали, ты мне не муж, никто вообще.

– Правда?

– Да. Я сама буду решать, что мне делать, понял, Шелест? Это моя жизнь!