Инструктор по любви

Глава 16. «У меня больше нет дома»

– Леона, прошу. Присаживайся.

Делаю шаг вперёд, до сих пор прожигая взглядом тётушку. Она сидит на диване, накинув одну ногу на другую. Кинув на меня короткий взгляд, она больше не поднимает глаз, устремляя их на директрису. Медленным шагом приближаюсь к письменному столу. Мистер Мартен, которого усадили на стул рядом с моим, смотрит вниз, пытаясь не пересекаться взглядом ни с кем из присутствующих. Однако его спина выпрямлена, плечи опущены вниз и расслаблены.

– Что же мы предпримем в данной ситуации?

Я наконец слышу голос Агнес. Она говорит так, как будто находится на очередной бизнес-встрече, на которой должна заработать кучу бабла или заиметь полезные связи. Вспоминаю, что уже успела позавтракать, и тут же об этом начинаю жалеть.

– Хотелось бы мне сказать, что всё не так страшно, но к сожалению, это довольно серьёзно, – миссис Берг поправляет очки на носу, раскрывая моё дело. – Леона, подскажи, пожалуйста, принуждал ли тебя мистер Мартен… – она поднимает глаза к моим, и я поджимаю губы, – к любому виду отношений, что между вами, к нашему великому сожалению, возникли?

– Вы имеете в виду нашу любовь? – мой голос срывается в хрип. Краем глаза замечаю, что Маэль едва заметно повернул голову в мою сторону.

– Вашу… – директриса прищуривается. – Ваши взаимоотношения, – с запинкой добавляет, и я мягко, но нервозно усмехаюсь.

– Вы считаете, что вы всё про нас знаете, но это вовсе не так. Мы… – начинаю защищать наши с Маэлем отношения, но Берг меня перебивает.

– Леона, ответь на вопрос. Пожалуйста.

Сжимаю челюсть. Конечно, Маэль никогда ни к чему меня не принуждал, это ведь очевидно! Почему они задают такие идиотские вопросы?

– Если ты не ответишь, я буду считать твой ответ положительным, – голос миссис Берг отдаёт лёгкой дрожью.

По очереди смотрю на свиту Берг. Мисс Лэнгтон готовится записывать показания, а мисс Сандберг, сложив руки на груди, прожигает меня внимательным взглядом. В нём сквозит осуждение, смешанное с непониманием. Мне кажется, что она мысленно говорит мне: «Леона, как ты могла? Я думала, ты мне доверяешь».

– Н-нет, – неуверенно отвечаю, прервав зрительный контакт с бывшим психологом.

– Повтори фразу полностью.

– Мистер Мартен никогда не принуждал меня к… – прерываюсь и поворачиваю голову в сторону, встретившись взглядом с голубыми глазами.

– Не смей на неё даже смотреть, Мартен, – презрительно произносит тётушка, и губы Маэля раздвигаются в вымученной улыбке. Он отворачивается, устремив взгляд прямо перед собой.

Всё-таки заканчиваю ненавистную мною фразу и мельком смотрю на Агнес. Я ожидала увидеть в её взгляде злость, ну или хоть что-то. Она равнодушно поправляет выпавшую из причёски светлую прядку и, задрав подбородок, укладывает предплечье обратно на подставку. Не замечаю, как начинаю злиться сама, хоть я и боялась увидеть Агнес в гневе. Однако, увидев её такой отстранённой и спокойной, вмиг понимаю, что хотела бы увидеть её злость. Или хотя бы какую-нибудь её эмоцию.

– Мистер Мартен, вы признаёте собственную вину? – наконец переключаюсь, услышав голос Берг.

– А в чём я виноват?

Вопрос Маэля вызывает короткие нервные смешки женщин, присутствующих в кабинете директора лагеря. Несмешно только нам с мисс Сандберг – видимо, мы из всех тут собравшихся оказываемся самыми адекватными.

– Вы и правда считаете этот вопрос уместным?

Вижу, что миссис Берг сильно сдерживается от какой-нибудь едкой фразы, которая так и норовит выскочить из её рта, но она пытается вести конструктивный диалог с нами обоими. Конечно, со мной легче: ведь я жертва. Жертва, попавшая в лапы гнусного и обнаглевшего преподавателя, который принуждал её к сексу.

Да, всё было именно так.

А ещё он посмел поддерживать жертву во всём и помогал преодолеть её загоны, её нелюбовь к себе, помог понять, что она на самом деле прекрасна. Любил её искренне, хотел для неё всего самого лучшего. Переживал, не был равнодушным, когда рядом с ней не было никого.

Самый настоящий злодей. Самый настоящий монстр.

– Да, считаю уместным, – голос Маэля звучит твёрдо. – В чём вы меня обвиняете?

– Мистер Мартен, вы низкий человек, – мисс Лэнгтон включается в разговор, и я вздрагиваю от раздражения. Бьюсь об заклад, всё это – её рук дело. – Я даже не могу назвать вас мужчиной, – она сжимает ручку и блокнот, которые держит в руках, и Маэль мягко вздыхает. – Я так хорошо к вам относилась, а теперь…

– А теперь относитесь плохо. Я уже понял, – с иронией проговаривает Маэль, а у меня из-за нервов чуть не выскакивает короткий смешок. – Вы так и не сказали, что я сделал, – он усаживается удобнее и переводит взгляд на мисс Сандберг. – Госпожа психолог, может, хотя бы вы нам всем подскажете, что тут не так? Почему я совершаю такие низкие поступки? Почему я больше не достоин называться мужчиной? – Мисс Сандберг молча слушает, как Маэль начинает медленно вскипать, словно нагревающийся чайник, а её глаза внимательно изучают каждое его движение. – И почему девочка тянется к одному единственному взрослому среди толпы других? Может, потому что ему одному на неё не всё равно?

– То, что вы сделали… то, что вы… – миссис Берг начинает часто дышать, прерываясь почти на каждом слове. – Это возмутительно.

– Ну, давайте. Скажите, что я сделал, – Маэль подаётся вперёд, облокотившись на подлокотники. – Поступил, как последний мерзавец? Воспользовался беспомощностью? Настоял на сексуальных отношениях? Может, я применил насилие и взял свою студентку силой?

Учителя на мгновение теряются, ведь, кажется, понимают, что тот, кто действительно совершил бы эти преступления, не стал бы так просто о них говорить. Не стал бы настаивать на том, чтобы его обвинили или сказали об этом напрямую. И ни миссис Берг, ни мисс Лэнгтон, ни тем более мисс Сандберг не могут сказать, что Маэль совершал эти ужасные вещи. Потому что они понимают, что это неправда.

Они знают его, знают слишком хорошо, знают, как я страдала, и знают, что всё, что между нами было, произошло по обоюдному согласию. Но они не могут сейчас поступить по-другому. Не могут сделать вид, что такие отношения – это норма. Хоть и понимают, что это, возможно, был единственный вариант для меня.

– То, что вы, мистер Мартен, сделали, нарушает любые правила и устои нашего общества и в частности этого лагеря, – тихо, но твёрдо произносит миссис Берг. – Мы вынуждены попросить вас написать заявление об увольнении и уехать немедленно. Пока мы не задействовали органы.

– Знаете, что я на самом деле сделал? – Маэль, проигнорировав лёгкие угрозы директрисы, продолжает гнуть свою линию. – Я спас Леону от одиночества. – Мои глаза наполняются слезами, ведь я понимаю, что это именно то, что он сделал, – спас меня. – А вы, мисс Сандберг, были её психологом. Вы знаете, какой у неё диагноз. – Взгляд мисс Сандберг смягчается, и в глазах на долю секунды мелькает одобрение. Мисс Сандберг как будто пытается не оправдывать наши с Маэлем отношения, но при этом понимает, что в них была капля пользы. Совсем капля. – Вы знаете, как трудно ребёнку… девушке в этом возрасте найти спокойствие… душевное спокойствие и уверенность в себе, – с запинками произносит Маэль, и из его груди вырывается тяжёлый болезненный вздох.

Он мог бы узнать это тоже, если бы его дочь… если бы всё было по-другому.

– Не смейте говорить ничего про детей, мистер Мартен, – миссис Берг вновь включается в разговор в своей привычной агрессивной манере. – Я сделаю всё возможное, чтобы вы никогда больше не работали с детьми.

– Вы меня совершенно не слышите. В этом ваша проблема.

– Мне не нужно вас слышать. У меня есть дочь, – директриса сжимает челюсть, и на её лбу проступают капельки пота. – И я бы ни за что не хотела, чтобы у неё был такой преподаватель, как вы.

– Это ваше право. Я сказал всё, что хотел, – Маэль откидывается обратно, расставив ноги шире, и опускает взгляд вниз.

– Вы не представляете, каково это. Каково сейчас миссис Аллен-Беннетт, которой приходится выслушивать ваши грязные речи про её племянницу, – директриса коротко кивает в сторону тётушки.

– Почему-то я почти уверен, что это совсем далеко от правды, – Маэль небрежно усмехается. – Миссис Беннетт даже не пытается защитить свою племянницу. Правда думаете, что ей не всё равно?

Чувствую, как накаляется атмосфера в кабинете директора, и моё сердце начинает ускорять свой ритм. Миссис Берг раскрывает рот в удивлении: видимо, из-за того, что Маэль посмел замахнуться на святое – на родительство, а ведь он не имеет никакого права рассуждать на эту тему, потому что ни черта об этом не знает. Мисс Сандберг, поджав губы, опускает голову вниз, и я понимаю: она снова согласна с Маэлем и просто не хочет этого показывать.

Мисс Сандберг, кажется, это тот самый момент, когда вы начинаете жалеть, что устроились на работу в этот долбанный лагерь?

– То, как я воспитываю свою племянницу, мистер Мартен, вас вообще не касается, – непринуждённо произносит Агнес. – Если вам плевать на ваш статус в обществе, это не значит, что всех остальных это также не волнует, – Агнес делает короткую паузу и встречается с Маэлем глазами. – Ах, да, я забыла. У вас ведь нет никакого статуса и терять вам нечего. Мизерная зарплата инструктора канатной дороги, никаких перспектив, проблемы в семейной жизни, и находите вы единственное утешение, общаясь с такими малолетками, как Леона. Дорогая, без обид, – тётушка наклоняется вперёд, коснувшись моего предплечья, а я отдёргиваю руку. Малолетка. – Вы, мистер Мартен, так и останетесь неудачником по жизни, в отличие от моей племянницы, которая вскоре поймёт, что такие мужчины, как вы, ей не нужны. Вы просто не её уровень. Не наш уровень, – Агнес отодвигается обратно, вновь накинув одну ногу на другую.

– Я очень рад, что вы достойно оцениваете свои успехи в бизнес-индустрии, миссис Беннетт, только вот это всё неважно, – ровным голосом произносит Маэль, продолжая смотреть тётушке прямо в глаза. – Неважно, когда ваш ребёнок страдает от расстройства пищевого поведения и истощает себя до невозможности, ведь считает себя самым ужасным на свете, – Маэль бросает короткий взгляд на меня, а я прячу глаза в пол, снова почувствовав стыд за свои глупые переживания. – Ваш ребёнок страдает и чувствует полное одиночество и опустошение, а вы об этом даже не знаете. Вы успешны, но вовсе не в той сфере, которая по истине имеет значение.

– Мистер Мартен, вы переходите всякие границы. Раз у вас не получилось сохранить собственную семью, вы не имеете права говорить о чужих. У вас есть жена, а вы крутите роман со своей студенткой, ещё и позволяете себе критиковать методы воспитания её опекуна.

Похоже, миссис Берг предпочитает не разбираться в ситуации, а рубить с плеча. А ещё я начинаю чувствовать, что она на грани: ещё чуть-чуть и произойдёт взрыв, который накроет нас всех лавиной непонимания и ярости. Начинаю злиться, снова, словно по кругу сменяю эмоции от недоумения до гнева, и миссис Берг наконец заканчивает тираду небрежным: