Дважды рожденный

Глава 3

Знаете, это чувство, когда проваливаешься в сон? Чувство, проходящее тонкой линией в сознании, чтобы затем раствориться в блаженном сне. Именно эту линию я видел, только на этот раз она не вела меня во мрак беспамятсва. Меня тянуло к свету, такому приятному, освежающему, каким он бывает у воды в горах ранним утром. И неважно, спал ты и только что проснулся или всю ночь сидел у костра один или с кем-либо. Все неважно. В этом ощущении хочется раствориться.

Передо мной начали появляться очертания того самого дома в Англии, но не того, в котором я сейчас живу. Теперь я видел его более четко, своими глазами, а не чьими то. Все тот же мрачный с виду особняк, излучающий мощную энергию. Не плохую, но и не добрую. Серую и спокойную.

Дом огражден высоким забором из железных прутьев. Виднеется лужайка и посаженные деревья. Сам особняк, представляет из себя двухэтажный дом с обширным чердаком. Сходство с моим домом было очевидным, отчего я улыбнулся и почувствовал нотки ностальгии, но это был дом моих родителей. Впрочем, они были сделаны примерно по одному чертежу, только в городе.

Недолго полюбовавшись, меня снова потянуло в сон и мое тело, туманом растеклось в воздухе, чтобы оказаться в детской кроватке. Это мое первое воспоминание. Точнее сказать, первое воспоминание моей прошлой жизни.

Нельзя толком что-то отметить в окружающей обстановке особенное. Детское белье белого цвета. Над кроваткой висят деревянные погремушки. Что же мне должно было запомниться?

Полежав еще немного, я начал чувствовать то, что привык ощущать в своем теле. Это окружающую обстановку. Потоки энергий в доме и спокойствие. А также мысли, первые осознанные мысли, состоящие не из слов, а из чувств. Получалось что-то вроде — "как же я люблю здесь всё. Такой приятный дом. Теперь я всё понимаю". — и, по-детски, после таких мыслей засмеялся, после чего туман снова застелил глаза, но на этот раз, перед моими глазами пролетают дни, недели, месяцы. В память врезаются обыденные события. Материнская забота, крепкие отцовские руки, прогулки по мощеным улицам, завораживающий огонь камина. В череде этих картинок, я замечаю интересную деталь. Сила отца, была похожа на мою. Не так велика, но судя по ауре дома, он знал, как пользоваться силой и хорошо умел экономить свою энергию.

Меня захлестнула жажда вспомнить больше, и информация стала литься в меня двойным потоком. Голова начала разрываться, а тело, хоть я его и не видел, словно обжигалось пустынным солнцем. Пока все не начало замедляться, приближаясь к определенному дню, который сыграл видимо в моей жизни очень важную роль.

Все посветлело, передо мной начал обрисовываться кабинет, такой же, как и у меня. Приоткрытые плотные шторы, большая люстра, сделанная из бронзы. Крупный прямоугольный стол с 2 стульями от входа и одним стулом на противоположной стороне, именно на нем сидел мой отец. За ним я видел обширный алтарь со всевозможными древесными фигурками, полотнами с разными надписями, больше половины которых я знал, и горящие свечи. Рядом с алтарем, встроенные в стены книжные полки, заполненные до отказа.

Я маленький, тогда не понимал всей ситуации. Не мог проанализировать эту энергетику, но теперь, чувствовал этот сладкий вкус силы и знаний, исходящих от этой комнаты, а главное, от отца.

— Авенир, сынок, — обратился он ко мне. — иди ко мне, я покажу тебе кое-что интересное.

Ощущать два потока мыслей и чувств, скажу я вам, очень не просто, но от услышанных слов, мы отреагировали одинаково, проявив крайнюю степень интереса к тому, что нам хочет показать отец. Забравшись к отцу на колени, мы увидели на столе очень толстую книгу.

— Вот, Авенир, это дневник рода Гатри. Здесь записаны главные правила семьи, наши величайшие открытия, фото всех родных, начиная от основателя, нашего предка.

"Охринеть! ОХРИНЕТЬ! Родовая книга! Надеюсь, я выучил ее в прошлой жизни наизусть" — пронеслось в моих мыслях словно молния, взбудоражив мое сознание.

— Ого, папа, она такая старая! — удивился маленький я.

— Да, Авенир, эта книга очень старая. — ответил отец, открывая дневник на странице с черно-белыми фотографиями и указывая пальцем на мужчину в легких пластинчатых доспехах, плащом и двусторонним мечом. На его лице выступала серьезная мужская борода, кричащая о его брутальности. Небольшой шрам у глаза и нос выделяющейся горбинкой. В его глазах была видна мудрость, словно он прожил тысячу лет, а губы были вытянуты в легкой доброй улыбке. Эта улыбка видимо была нашей визитной карточкой. — Сынок, это основатель рода Гатри, сэр Адриан Гатри. А фотография сделана с его картины, которая есть у нас на чердаке.

— Пап, а почему картина спрятана? — задал Авенир абсолютно логичный вопрос.

— Потому что у твоего далекого прадедушки, были враги. Он мешал плохим дядям, вершить зло. Поэтому картина спрятана, на всякий случай.

— Поня-я-ятно. — протянул Авенир.

— Авенир, — обратился отец к сыну, с желанием задать очень важный вопрос. — что ты можешь сказать об основателе, глядя на него? — Джонатан улыбался сыну, смотря на него с надеждой.

— Нуууу, — призадумался младший. — он очень сильный, добрый, очень похож на тебя папа.

— Чем же он на меня похож? — удивился Джон.

— Ну, он такой, как бы, хмм. — младший я сильно задумался, но не знал, как выразить мысль. Он чувствовал ту же серую энергию, но с примесью красного и черного. Основатель точно воевал и убивал очень многих. Но еще проклинал, лечил, и спасал. — Ты такой папа, спокойный. От тебя я чувствую защиту и то, какой ты сильный. Вот от него также. И еще вы оба грустные.

— Грустные? — усмехнулся он, а затем погрустнел по-настоящему. — Какой ты у нас проницательный, молодец, Авенир! — поцеловал отец сына в макушку. — Когда научишься читать, будем изучать книжку. Хорошо?

— Да, папа! — почти подпрыгнул на коленях отца Авенир. — Я очень хочу узнать моих бабушек и дедушек.

На этих словах, перед моими глазами все снова завертелось. Замелькали картинки. Дни, подстегнутые моим любопытством, пролетали еще быстрее. Я желал знать все больше и больше.

Местами, все замедлялось, показывая что-то особенно важное. День, когда я сильно заболел, выделился ярко, но быстро. Это воспоминание, словно в тумане, было напитано болью. В тот день меня свалила страшная лихорадка. Тело горело, кашель разъедал лёгкие. Страшные муки для любого живого человека. Но отпечаталось это воспоминание по-особенному не из-за болезни, а из-за того, как я выздоровел.

Вполне логично, благодаря магии. Отец использовал силу тьмы. В оправдание этой энергии, нужно объяснить, что тьма далеко не всегда плохо. Существует тьма истинная, созданная Хелью, обычно я её так называл. И есть тьма измененная, дьявольская, демоническая. Во втором случае, человеку крайне опасно находится с такой энергией, иначе он рискует разрушить свою душу и самому стать демоном.

Отец использовал "правильную" тьму, но даже она была для него не свойственна. Темная энергия позволила убить заразу в моем теле, но из-за неопытности отца, с силой тьмы он использовал жизненную силу души. Это все равно, что отрезать от своего тела кусок мяса или, например, отрубить кисть. Да, мы используем духовную энергию, но лишь специальный вырабатываемый запас. Осколок его души растворился в больном теле и наполнил его жизнью. В мою голову залезло подозрение, что болезнь была вызвана хорошо скрытым проклятием. Если бы душа меня маленького, смогла бы тогда больше уловить информации, я бы смог сейчас все проанализировать.

"Паранойя" — скажете вы, — "издержки профессии" — отвечу я. Если ты обладаешь такой силой, то найдутся завистники, что осыплют тебя проклятиями с ног до головы и одно из них, точно будет от другого сильного человека. Это, знаете ли, касается всего, от чего человек счастлив. Деньги, власть, любовь, секс, дети, даже если ты просто счастлив. Зависть скверная штука.

Так и вышло со мной в прошлой жизни, отцу завидовали, попал под раздачу ребёнок. Но я остался жив и впитал каплю отцовской души, её энергетика мне что-то сильно напоминала. Еще одна деталь воспоминаний. Скоро увижу, меня снова накрывает свет.

И снова будни, я уже не слабо подрос. Уже пришел к шести с половиной годам. Начал учиться читать, писать и считать. Я уже чувствую, вот-вот, и я доберусь до дневника. День за днем, неделя за неделей, словно ты едешь в поезде, а в окошке видно, как проносятся деревья. Но вагоны начинают сбавлять ход. Яркий свет, поезд прибыл в депо "важное воспоминание номер 4".

Снова рабочий кабинет, он остался без изменений, за исключением меня. Мне чуть больше 7 лет. А отец сидит в кресле. От него веет опасностью и тоской. Энергии стало меньше, а на столе стакан с виски.

"Ой, ёй… Кажется, все плохо" — пронеслось в моих мыслях. Тем временем, младший я, не до конца понимает всей беды. Мне больно смотреть на происходящее, хоть, и не имея своего собственного тела, мое сердце сжимается, как высушенное яблоко.

— Авенир, подойди сюда. — произнес отец пьяным голосом.

— Хорошо, папа. — послушался Авенир, когда я тем временем, ощущал жуткое отвращение к нему. Я готов был вцепиться ему в глотку, избить, выкинуть бутылку в окно, чтобы не видеть этого. Я не против совсем алкоголя, но я против пьянства. Против любых действий, портящих человека. Курение, алкоголь, наркотики, иррациональное поведение в угоду мошенников, суицид, лицемерие и другое. Я испытываю отвращение к человеческой слабости, нежеланию меняться и глупости. Говорят, глупость не порок, но я так не считаю, из глупости идут все человеческие грехи.

Я подошел к отцу, а тот лишь протянул дрожащими руками дневник.

— На, читай. — с пренебрежением произнес он. — знаэшь, сынуля, *ик* как мн* плохо от этого дара. Поэтому я и пью в'от сижу. — его язык заплетается, а из пасти воняет перегаром. Даже через воспоминание я чувствую разложение не только его тела, но и души. — Не только я, не справился с даром. Мно*ик*гие в раду нашем, страдали. Ты тоже будишь, Авенир — тут он ко мне потянулся, но упал со стула.

Младший, было, потянулся к нему, но тот лишь оттолкнул его с силой:

— Не мешай мне! Я сам встану, когда мне надо будет! — заорал он.

— Но папа, ты же на полу. — Ответил я.

— Не лезь, вишь я отдыхаю… — на этих словах Джон захрапел, пуская слюни как последняя пьянь.

Наблюдая за всем этим, я вскипаю от ярости. Так и хочется что-нибудь сломать, но у меня даже нет собственного тела сейчас. Даже духовно, я не могу выпустить толком злобу, ограниченный миром воспоминаний. Но собравшись, я возвращаюсь к маленькому себе. В мыслях у меня было непонимание происходящего.

— Почему папа такой злой? От какого дара он страдает? Я плохо стараюсь… мне нужно выучить эту книгу. — с этими мыслями, я подбираю книгу выпавшую из рук, во время отцовского толчка.

Уходя из кабинета, я чувствую, как сознание меня прошлого переворачивается. В сердце появился первый шрам, ставший одновременно новой чертой личности. В этот день, я приобрел тягу к познанию, почти также, как и в новой жизни, но это лишь один из первых ударов, что сотрясут мою душу.

Я повторил свою прошлую жизнь. Эх, это даже забавно. Кажется, я специально выбрал свою семью, загнал себя в те же самые условия, чтоб стать тем, кем я являюсь.