Вспомни, что было

06

— Никак не ожидала от вас, мистер Поттер, такого безответственного поведения! Вам, вероятно, не дает покоя слава вашего брата, и вы решили продолжить традицию, устроив побоище?

Я слушал директора Макгонагалл, задрав голову, потому что стоит мне ее опустить, как кровь из разбитого носа хлынет с новой силой, а я, как назло, потерял где-то платок и не видел рядом ничего подходящего для трансфигурации. «Может, аккуратно кинуть Секо и отхватить кусочек мантии кузена? Да нет, заметят, да и чисти его потом...» Сам себе залечивать пока не рискнул, в ушах до сих пор позвякивало, просить помощи не хотел.

— Мин... э-э, профессор, давайте выслушаем сначала участников конфликта, потом решим, что делать, — предложил декан львиного факультета, увидел мои затруднения, достал из кармана мантии клочок бумажки, превратил ее в тряпочку, отдаленно похожую на носовой платок, с сомнением посмотрел, предложил мне. Я привередничать не стал, прогундосил:

— Спасибо, крестный.

— Конечно, профессор Лонгботтом, мы незамедлительно займемся этим.

Я посмотрел на стоящую рядом парочку потрепанных гриффиндорцев, остальные трое были уже на попечении колдоведьмы. Хихикнул. Хьюго, морщась, потирал ослиные уши, которыми вместе с пощечиной наградила его Лили. Сама она потом сразу убежала в больничное крыло утешать Скорпиуса, пострадавшего больше всех. А все из-за того, что «благородные» львы возмутились, что на их «гриффиндорскую принцессу» покусился «подлый слизень». Тугодумы. Они уже три года встречаются, разве что напоказ отношений не выставляют. Половина родни и школы в курсе, а вторая наверняка догадывается. Только кузен, видно, не допер вовремя. А я теперь, как самый бодрый и почти не пострадавший, оказался в главных виновниках. Самое интересное, что среди самых младших курсов особой межфакультетской вражды не наблюдалось, в отличие от старшекурсников, которые из-за этого шипели на малышей, на что те редко обращали внимание. Удивительно.

— Проводите своих подопечных к мадам Помфри. Как только уберут это безобразие, прошу ко мне в кабинет. А вас, мистер Поттер, я приглашаю прямо сейчас.

Плетясь за директрисой, я поймал себя на мысли, что впервые за шесть с лишним лет увижу наконец-то место, где благодаря проделкам бывал Джеймс по несколько раз в год. Если я и встречался по какому-либо поводу с Макгонагалл, то обычно это был класс трансфигурации, где она вела спецкурс для старшекурсников. Вот теперь и я попаду в святая святых.

Еще не доходя до горгульи, я стал чувствовать что-то неладное. Подступало беспокойство, наваливалась тяжесть. Последние шаги до кабинета дались с большим трудом, я еле переставлял ноги.

— Присаживайтесь, мистер Поттер.

Ее голос доносился как сквозь вату. Стало трудно дышать, я расслабил галстук, потом сорвал его вообще.

— Мистер Поттер, что вы делаете? С вами все в порядке?

«Какой глупый вопрос, — подумалось мне, — разве не видно, что нет...»

Я стоял посреди круглого помещения, узнавал и не узнавал его, голова звенела и раскалывалась, мутным взглядом прошелся по портретам и остановился на одном... Столько было рассказано об этом человеке, ни об одном я не слышал настолько противоречивого и неоднозначного мнения, он так и остался для всех загадкой. И нигде не осталось его снимков, даже колдографы «Пророка» в свое время не смогли поймать нужные кадры. Единственное нормальное изображение создал сам замок после его смерти, но и здесь он был не таким, как все; в отличие от остальных портретов бывших директоров, очень подвижных и языкастых, портрет самого молодого и самого недолговечного директора Хогвартса был статичным, как магловская фотография, он ни разу не повернул головы и не произнес ни одного слова.

Северус Снейп был во всем черном, черные волосы до плеч частично закрывали бледное узкое лицо, на нем выделялся — я горько усмехнулся — нос, крючковатый от того, что был несколько раз ломан в детстве пьяным родителем...

Вокруг закручивались знакомые магические потоки, я схватился за голову и опустился на колени, не в состоянии удержаться на ногах. В сознании всплывали информация и картинки. Наблюдал одновременно все гостиные и детишек в них, ощущал движение лестниц и знал их периодичность, видел, что большая часть эвакуационных скрытых проходов за пределы замка завалена или затоплена, и только малая часть еще пригодна. Я знал, что дуэльный и ритуальный залы почти готовы, благодаря моим вылазкам со Скорпом в подземелье и невольно высказанным желанием, подтвердившим установку на восстановление, данную еще в девяносто восьмом; что малая обсерватория так и не восстановилась, и ее башня запечатана, что домовым эльфам мало двух проходов, нужны все семь, что замок так и не оправился после битвы и часть помещений и переходов просто заблокирована, и еще много всего...

Сквозь шум в голове иногда пробивались голоса: «Поппи, срочно сюда, мальчику плохо...», «Святой Бонам!..»(1), «Поппи, это же...», «Минерва, нельзя! Разве ты не видишь?..», «Невилл, уведи детей, сейчас не до этого, все потом...»

Замок показывал, но не требовал, просил, но готов был терпеливо ждать. Зачем мне это, — спрашивал я, — неужели и после смерти я до сих пор что-то кому-то должен? Неужели не мог жить спокойно новой жизнью и не помнить, или не жить вообще? — После смерти ты никому не был бы должен, но ты не уходил до конца, ты возвращен и живешь старой-новой жизнью, и сейчас собираешь себя заново, становясь цельным. — Но почему так коряво-то? И сам себе ответил, рассмеявшись: потому что мое рождение-возрождение, по сути, своеобразный корявый магический договор-ритуал. Стечение невообразимых обстоятельств.

Память о прожитом прошлом мощным потоком наполняла сущность и оседала в предназначенных ей ячейках, окрашивая бледно-мутные образы яркими красками. Сколько это продолжалось, я не знал, из носа опять пошла кровь, из глаз — слезы, я завалился набок и понял, что если не хочу сойти с ума, то я должен выбрать, выбрать одну сложившуюся личность и лишь дополнить другой, иначе никак, иначе меня ждет какая-нибудь магическая шизофрения.

Мрачный мизантроп или жизнерадостный подросток? Даже думать не буду.

Магия замка, послушная моему желанию, помогала вплетать и расплетать, соединять и разъединять ментальные потоки в сознании, помогая прийти в себя.

Я — Альбус Северус Поттер с поглощенной памятью Северуса Тобиаса Снейпа. Я буду все помнить и уже не буду прежним, но живу и буду жить жизнью Альбуса Поттера, потому что я он и есть.

* * *

— Как ты, милый? — Помфри обеспокоенно вглядывалась в меня, потом просунула руку под шею, приподняла мне голову, поднесла склянку ко рту. — Выпей, это Восстанавливающее.

Послушно выпил, приподнялся на локтях, огляделся. Я лежал на полу все там же, в кабинете, кроме меня здесь были Поппи и Минерва. Тут с моей головы сползла и плюхнулась на живот... Распределяющая Шляпа?!

— Ну что смотришь? — сварливо сказала она. — А кто, думаешь, помогал тебе мозги в порядок приводить?

— А-а... — «умно» произнес я,— я думал...

— Я — магия от магии замка, молодой человек, так понятней?

— Да, — кивнул я, потом с опаской подумал...

— И вовсе я не страшный артефакт! Без твоего разрешения я бы не сунулась! — обиделась на мою не до конца оформленную мысль Шляпа. — Лучше бы спасибо сказал, что тебе есть чем думать.

— Спасибо, — на полном серьезе сказал я.

— Раз во всем разобрались, верните меня на место, делать мне больше нечего, как вправлять мозги неблагодарным недорослям!

«Так вот почему замок до конца не принял, а в год поступления как будто взбодрился... и все непонятные случаи обновлений...» — директор, похоже, разговаривала сама с собой, находя нужные для себя объяснения.

Колдоведьма отлевитировала Шляпу на полку, а Макгонагалл с блестящими от слез глазами слабым голосом обратилась ко мне:

— Северус, это ты?

Отпираться не стал:

— В какой-то мере да, это я.

— А как же мальчик?..

— И Альбус Поттер тоже я, и он не был одержим, если ты это имеешь в виду. Если очень коротко, то родился ребенок, жил себе, потом подрос и вспомнил, кем был раньше. Почему это случилось и как, могу только предположить, есть у меня версия, но до конца не уверен...

— Узнаю прежнего Северуса, — пробормотала женщина, промокая глаза платочком.

— Можно спросить у директоров, — предложила мадам Помфри.

— Мудрое решение, сестра, — прозвучало с одного из портретов, на нем была изображена пожилая волшебница с длинными серебряными локонами. Дайлис Дервент(2), известная в прошлом целительница. — Думаю, мы с коллегами поможем разобраться.

— Да что тут разбираться! Все дело в Дарах Смерти! — воскликнул седобородый волшебник в старинном одеянии, постукивая посохом.

— Согласен с вами, Файверли, — присоединился Финеас Блэк, насмешливо ухмыльнулся, — у нас в наличии легендарные Дары и два связанных между собой жертвенных барашка.

— Как грубо, коллега, здесь имеет место быть сила более Великая, вдохновляющая...

Мне захотелось закатить глаза, Минерва же обиженно-обвиняюще сказала: «О, сподобились появиться. Где вы были, Альбус, когда мне так нужен был ваш совет?!»

— Перестаньте, Дамблдор! — поморщилась Евпраксия Моул. — Тут явно сработал некий магический контракт...

— Ну, вы у нас известный специалист по контрактам, — снова вклинился Блэк, — один договор с Пивзом чего стоит, — и неприятно засмеялся.

Моул насупилась, потом вздернула подбородок и сложила руки на груди, гордо произнесла:

— Я спасала детей и школу!

— Как не стыдно, коллеги! — это снова была Дервент. — Давайте все же перейдем к делу!

— Да, объясните, наконец, — устало произнесла Макгонагалл.

Тем временем я с помощью мадам Помфри перебрался на кресло. Слово взял волшебник в длиннополом темно-зеленом сюртуке с белоснежным кружевным воротником и такими же манжетами, на голове был парик с завитыми локонами. Его портрет имелся также в подземелье, когда-то он был главой Слизерина, и его советы в свое время здорово помогли свежеиспеченному и растерянному декану змей навести порядок на факультете. Виндиктус Виридиан, зельевар и автор знаменитой книги о проклятьях.

— Все имело место быть, — начал он, — и Дары, и жертва, и даже сильное чувство, да-да, не удивляйтесь, оно сыграло немаловажную роль, а также, ну пусть будет контракт, хотя это слово не отражает полной его сути. Итак, к ключевому моменту у нас имелась жертва, отказавшаяся от всего, чем дорожила: от мечты, свободы, привязанностей, любви, молодости, даже таланты свои бросила в пасть хищникам...

— Какая же вы сволочь, Дамблдор! Из-за вас все, такой талант загубили! — не удержалась Евпраксия.

Ей вторили другие портреты. Я же прикрыл глаза, воспоминания об этом отдавали стыдом и болью. Виндиктус поморщился от того, что его прервали, продолжил:

— В конце концов наш жертвенный барашек, как выразился уважаемый Финеас, мучительно погибает, до конца исполняя долг.

— Чем невыносимей страдания, тем сильнее жертва, магическая мощь колоссальна, — проскрипел Блэк.

— И это тоже, продолжу. В это время другой барашек так впечатлен жертвой первого, что его всепоглощающая ненависть трансформируется в нечто другое, но такое же сильное. Пусть это не любовь, а уважение, восхищение и Мерлин знает что еще. И все бы ничего, но на тот момент он является владельцем и наследником знаменитых Даров Смерти. Сознательно идет умирать, активирует камень, видит призраков, но сильное чувство никуда не делось, неосознанно он дает некое обещание, например, если выживет, то дать имя сыну, или, что более вероятно, это искреннее сожаление о том, что тот не выжил. Именно в этот момент, так уж совпало, ранее ненавистный учитель умирает, сгорает в пламени. Но магия Воскрешающего камня, подкрепленная той самой жертвенной энергией, не дает ему уйти. Удерживает сущность, душу и магию сильного волшебника, привязав к новоявленному жрецу. Когда в руках такой артефакт, надо быть осторожным с желаниями. Пообещав, мальчик приносит добровольную жертву, закрепляя своеобразный договор. Имянаречение при рождении лишь поставило последнюю точку. Вот и все, получили то, что получили.