Маловероятное. Эпизод 6: Тёмные искусства...

— Ну, значит, он лучше в этом разбирается, — пробормотала Гермиона, пряча взгляд и чувствуя себя на редкость по-идиотски. — Давайте вернёмся к боггарту!

Без дальнейших слов и инструкций она открыла подрагивавший сундук и выпустила находившееся там существо, похожее на бесформенный комок мглы. «Вот сейчас мы и узнаем, чего вы боитесь, Энджела Джонс». Боггарт дёрнулся, его очертания поплыли и — сгустились в… нечто очень странное. По крайней мере, Гермиона не могла даже толком определить, что это. В полуметре над полом висела, раскрываясь, как цветок, мешанина из разноцветных светящихся линий, искривлённых под самыми разными углами. Гермиона обошла вокруг этого не то клубка, не то воронки, но зрелище так и не стало понятнее.

— Что там? — подала голос Энджела. — Что-то страшное?

— М-м… вы боитесь пучка светящихся линий? Возможно, это что-то из научной фантастики… — неуверенно предположила Гермиона. — Или как-то связано с неоновым освещением.

Энджела нахмурилась, видимо, впервые за долгое время в полной мере ощущая, как ей не хватало обычного зрения.

— Нет… я не этого боюсь, — она протянула руки к странному объекту, но сразу же одёрнула. — Он слишком тесно связан со мной и с моей судьбой. Я не могу увидеть, что это. Но это не мой страх. Точно.

И, раньше, чем Гермиона успела как-то отреагировать, взмахнула палочкой:

— Ридикулюс!

Боггарт обратился стаей крошечных слонов с крылышками и пропал.

Поведение Энджелы показалось Гермионе странным. Чего она опасалась? Что боггарт опомнится и покажет её страхи? Или она не хотела смотреть, в чём заключается главный страх самой Гермионы? «Надеюсь, Снейп с этим разберётся», — подумала она, но с расспросами к Энджеле приставать не стала.

* * *

Дверь в кабинет Снейпа открылась раньше, чем Гермиона успела постучать. Её кулак нерешительно застыл в пустоте. Снейп посторонился, пропуская её.

— Нет-нет, я только отдать воспоминание. Результат пробы Степлтона. Вы были правы, это не двойник и не страх. Её энергия идёт на что-то совершенно непонятное. Если честно, я даже не представляю себе, что это может быть.

Она вложила в его руку пробирку с воспоминанием и уже собиралась идти, когда её остановил окрик Снейпа:

— Грейнджер, работа — работой, но проверку домашних заданий и практикум по легилименции ещё никто не отменял.

Вот как одной фразой можно одновременно воодушевить и добить? Охочий до знаний разум Гермионы тащил её вперёд, а невыспавшееся тело, внезапно снова вспомнившее, что ему торжественно обещали лечь пораньше, бунтовало и сопротивлялось. Но что оставалось делать? С видом приговорённого, идущего на казнь, Гермиона прошла в кабинет и закрыла за собой дверь. Заваленный домашними заданиями стол внушал что угодно, но только не оптимизм.

— Они юные графоманы, — вздохнула Гермиона, присаживаясь и глядя на горку толстых свитков. — Ну что можно написать в таком количестве про заклятие Серпенсортия?

— Чушь, мисс Грейнджер. Абсолютную чушь, — огрызнулся Снейп. — А теперь не отвлекайте меня, отрабатывайте полученные знания.

Он аккуратно обмакнул перо в красные чернила и принялся писать замечания к очередной работе. Гермиона сначала читала и только потом начинала делать пометки, но Снейп всегда обмакивал перо заранее. Собственно, это всё, что надо было знать о его вере в будущее поколение волшебников. Но справедливости ради, знакомясь с очередным опусом, Гермиона не могла не признать, что Снейп был прав: ни одной работы, которая не требовала бы доработки и не содержала хотя бы пару-тройку ошибок. Когда Гермионе попадались свитки гриффиндорцев, она особенно тяжело вздыхала и чиркала пергамент, как будто желала доказать себе, что умеет быть объективной. Снейп в такие минуты отрывался от чтения и поглядывал на неё. Весьма ехидно поглядывал.

«Издевается. Видимо, ждёт, что рано или поздно я не выдержу и откажусь. Не-ет… Он мне ещё практическое занятие задолжал».

Гермиона украдкой посмотрела на Снейпа. Тот, казалось, полностью погрузился в чтение свитка и только изредка болезненно морщился. Одна приятельница Гермионы называла такое выражение лица «страдает, как лев, которого терзают невидимые мыши» и, вспомнив это, она чуть не прыснула. Вернее, всё-таки слегка хихикнула, но быстро справилась собой. Но её непрошеное веселье осталось незамеченным. Видимо, работа попалась действительно ужасная.

«Как он увлечён. А что если?..»

И Гермиона осторожно, как её и учил Снейп, попыталась коснуться его сознания. Стенка. Значит, надо попробовать чуть повыше. Ещё повыше… «Если не найду, то хотя бы узнаю, что ощущаешь, пытаясь вскарабкаться на небоскрёб». Но вот, наконец, что-то изменилось. Стена по-прежнему ощущалась, как неприступная, но была как будто… неровной? С пиками и впадинами, зубцами и окнами. Окнами! Медленно-медленно сознание Гермионы скользнуло в сторону, ощущая приближение проёма, как едва различимое дуновение ветра. Стоп! Окно было прямо перед ней.

Теперь Гермиона закрыла глаза, и окно: узкое, стрельчатое, с одной наглухо запертой створкой и другой чуть приоткрытой — встало перед внутренним взором так ярко, словно она видела его наяву. Она потянула за створку и перешагнула подоконник.

Её встретил длинный коридор. Стены были увешаны большими, в человеческий рост, овальными зеркалами. Гермиона подошла к ближайшему из них, ожидая увидеть своё отражение, но поверхность зеркала продолжала быть чистой и как бы слегка затуманенной. Она осторожно протянула руку — и та прошла насквозь, не встретив ни малейшего сопротивления. Зеркало было окном в пустоту, ограниченным рамой. Поводив рукой в проёме, Гермиона наконец-то решилась и сунула туда голову, невольно зажмурившись и задержав дыхание, как будто ныряла.

…глупого размахивания палочками.

Снейп дошёл до кафедры и резко обернулся.

— Поттер! Что получится, если смешать измельчённый корень асфодели с настойкой полыни?..

Гермиона могла бы подумать, что это её собственное воспоминание, но всё в классе выглядело неуловимо другим. Ученики казались младше, цвета — темнее и ярче. Кроме того, хотя сама Гермиона и не жаловалась на зрение, но почувствовала, что в этом месте предметы как-то странным образом встали в фокус и обрели неестественную резкость. Ровные ряды парт не сливались в однообразное пространство, а распадались на ряд светящихся точек — горелки и поблёскивавшие над ними котлы. Зато лица были неяркими и затушёванными. Кроме одного — лица Гарри. Оно-то как раз было очень светлым, будто в луче прожектора. Взъерошенная причёска, очки, чуть длинноватый нос… и словно бы отдельно от этого лица — яркие зелёные глаза. Неподходящие, совсем неподходящие, словно кто-то разрезал в этом месте ткань реальности и заглянул в прореху.

Гермиона вынырнула из воспоминания и отдышалась. Потрясающе! Кто бы мог подумать, что чужие воспоминания — это так необычно и интересно. Думосброс такого эффекта никогда не давал. Она прошла несколько рядов и наудачу сунула голову в ещё одно зеркало.

…объявить о восстановлении факультета Слизерин!

МакГонагалл поднимает руки и раздаются хлопки: где-то довольно жидкие, а где-то — прямо-таки громовые аплодисменты.

— Деканом восстановленного факультета назначается профессор Северус Снейп!

Снейп коротко кивает и поднимается из-за стола, прикладывая руку к груди и отвешивая собравшимся глубокий поклон.

И снова взгляд Гермионы выхватывал из толпы лица, а из лиц — детали, на которые в обычной жизни она бы не обратила внимания. Вот Шеклбот — улыбается и хлопает, но в уголках тёмных и совсем неулыбчивых глаз залегли тревожные морщинки, словно министр Магии был вовсе не рад произошедшему, а просто смирился с неизбежным. Вот бывшие — и будущие! — слизеринцы перешёптываются и поглядывают на Снейпа с детским восторгом и гордостью. У одного из старшекурсников по губам можно прочитать: «Я же говорил!» Вот незнакомая Гермионе чиновница, сидевшая прямо и гордо, как неулыбчивая каменная статуя, слегка сблизила ладони, изображая аплодисменты. Но Гермиона почему-то знала, что на самом деле она всецело поддерживает это решение, хоть сама и не решилась высказаться в его пользу. Впрочем, большинство приглашённых гостей из Министерства и Визенгамота хранили хмурое молчание. И Гермиона ощущала странное удовольствие, граничившее со злорадством, глядя на них. Выходит, эмоции тоже были не её, а Снейпа!

Хм, становится всё интереснее… «Любопытно, а эти воспоминания расположены в хронологическом порядке или…?» Она прошла ещё метров двадцать в глубину, туда, где свет постепенно становился более приглушённым, а вокруг зеркал проявлялся слабый радужный контур, похожий на ауру. Красный выглядел тревожно, цвета морской волны — умиротворяющее, лиловый цвет невольно вызывал страх. Но это было её личное мнение, а Гермионе позарез требовалось провести эксперимент. И она решительно нырнула в воспоминание, окружённое грозовой багрово-сизой каймой.

…ощущение беспомощности и злости. МакГонагалл, совсем молодая — здесь ей, казалось, было около тридцати с небольшим, — брезгливо оттопырив пальчики придерживала наполовину мышь, наполовину солонку: покрытые шерстью лапы и голый хвост, один глаз бешено вращается, другой как будто «втянут» в странное сооружение на спине у зверька. Сооружение отливает металлом, округлое, с дырочками наверху. Из дырочек сыпется соль.

— Официальные результаты вы получите позже, но с моей точки зрения это где-то между «Тролль» и «Слабо». Трансфигурация, молодой человек, требует дисциплины и сильной воли.

В уши ударяет мешанина из тихих затаённых смешков и перешёптываний с задних парт.

— А также двуличия и готовности выдать одно за другое!

Ему на вид лет семнадцать (на самом деле, конечно, пятнадцать — ведь это СОВ, а не ЖАБА) и, скажем прямо, выглядит он ужасающе плохо. Как проживший всю жизнь в подземелье паук. С такой внешностью, помноженной на неприкрытую враждебность во взгляде, очаровать преподавателей трудно, а вот поругаться — плёвое дело. Трансфигурация ему явно не удаётся, но когда он, перед тем как выбежать из аудитории, прищёлкивает пальцами, доказательство его позора — нелепая мышь-солонка — пропадает, оставив лишь маленькую горстку пепла. В голове теснятся какие-то неоформленные образы и жгучая ненависть.

На этот раз, выбравшись из зеркала, Гермиона ещё долго не могла прийти в себя. Она села на пол, пытаясь собраться с мыслями. Чужие эмоции горели в крови и щипали кожу, как будто она дала макнуть себя в какое-то едкое вещество, да ещё и надышалась его до рези в лёгких. С другой стороны, а чего она ожидала? Что память Снейпа будет похожа на ухоженный зелёный лужок? Ей ещё повезло, что она не наткнулась на что похуже — на какую-нибудь операцию Пожирателей, например. Но, по крайней мере, теперь Гермиона убедилась, что лиловый и вправду означал гнев и агрессию. Значит, интуитивным ощущениям в этом пространстве вполне можно было верить.

По-хорошему, ей надо было уходить, пока Снейп не спохватился и не заметил ничего странного. Но это воспоминание! Вроде пустяковое — но такое эмоциональное. Гермиона вспомнила, как совсем недавно шутила насчёт трансфигурации и злилась на Снейпа, что он не сказал ей о фазе Бейла. Почему-то ей стало стыдно и дискомфортно. «Одно последнее воспоминание, — сказала она себе. — И пусть оно будет хорошим!»