Спецгруз из Мурманска

ВОЕННО-ПОЛЕВОЙ СУД

Наутро мы предстали перед адъютантом, и тот официально объявил о предании нас военному суду по обвинению в бунте. Я спросил, кто подал жалобу. «Мичман королевского флота Рэнкин», — последовал ответ. Адъютант также сообщил нам, что после изучения имеющихся улик командир базы решит, передавать наше дело в трибунал или нет.

Жалоба Рэнкина стала первым свидетельством того, что с «Трикалы» спаслись не только мы. Если Рэнкин остался жив, значит, ничего не случилось и с капитаном Хэлси, и с остальными пассажирами его шлюпки. И вновь меня охватили подозрения, возникшие в последние часы пребывания на борту «Трикалы». Расшатанные доски обшивки шлюпок, обрывки подслушанных разговоров, рассказ кока о «Пинанге», упоминание о котором заставило Юкса сжать кулаки; пронзительный взгляд черных глаз Хэлси, его слова: «это нас устроит», изменение курса «Трикалы», Юкс за штурвалом во время взрыва мины — все это пронеслось у меня в голове. Как я ругал себя за то, что не упомянул обо всем этом в моем рапорте командиру «Бравого». Но мои подозрения рухнули как карточный домик, едва я услышал, что с «Трикалы» спаслись мы одни. Казалось, нет смысла подозревать мертвых. Но мертвые обернулись живыми и невредимыми.

Когда мы вернулись в камеру, я поделился с Бертом своими сомнениями.

— Ты думал, этот глупый болван все простит, да? — насупился Берт. — Подожди, я еще доберусь до этого мичмана.

Мы могли подозревать капитана Хэлси в преступном замысле, но доказательств у нас не было. Дженни подтвердила бы наши слова, но она знала лишь то, что я ей рассказал. А я предпочитал держать свои мысли при себе. Наша вина не вызывала сомнений. Мы отказались повиноваться приказу вышестоящего начальника, а я к тому же угрожал ему оружием. И едва ли суровые члены трибунала примут всерьез мои доводы, основанные лишь на домыслах.

— Я не могу простить себе, Берт, что втянул тебя в эту историю. — Я тяжко вздохнул.

К моему удивлению, он широко улыбнулся в ответ.

— Ерунда, приятель. Если бы не ты, я бы сел в шлюпку. И где я был бы сейчас? Кормил рыб на дне Баренцева моря, как бедолага Силлз. Как, по-твоему, они вышибли клепки на обеих шлюпках?

Я пожал плечами.

— Понятия не имею. Даже не знаю, что и думать. Я уверен лишь в том, что в шлюпке номер два доски поддавались под рукой. Первым это обнаружил Силлз. А затем выполнил приказ и сел в шлюпку. — Мне вспомнилось испуганное лицо Силлза, кот, прыгнувший обратно на палубу. Неужели животное предчувствовало, что шлюпка пойдет ко дну? — Кто-то из них мог бы спастись на плоту. Они не видели, что шлюпка повреждена. Было слишком темно. Но я не понимаю, почему капитан не хотел, чтобы мы спустили плот на воду? Вероятно, мне не следовало настаивать на этом. Только он мог решить, спускать плот или нет. Но Рэнкин наверняка объяснил ему, почему мы не хотим садиться в шлюпку. И тем не менее он приказал Хендрику остановить нас.

— Может, он хотел, чтобы шлюпки утонули, — как бы невзначай бросил Берт. Честно говоря, я подумал о том же. Но вряд ли наши предположения соответствовали действительности. Что выгадывал на этом капитан Хэлси? Ведь «Трикала» тоже пошла ко дну.

Лязгнул замок, и вошел сержант охраны.

— Вам по письму. Я зарегистрировал оба на ваше имя, капрал.

Он протянул мне регистрационный журнал и показал, где расписаться.

— Чтоб меня! — воскликнул Берт. — Письмо от моей старухи. Спасибо, сержант.

Я положил письмо на стол. Вскрывать конверт не спешил, представляя, что там, внутри. Для этого мне хватило адреса, написанного мелким почерком Бетти. Берт свой конверт разорвал тут же.

— Хо! Послушай-ка, что она пишет: «Как это на тебя похоже, Берт. Когда тебе положен месяц отпуска, и я надеюсь, что ты поможешь мне присмотреть за детьми, ты попадаешь за решетку. Однако, как ты говоришь, лучше плохо жить, чем лежать на морском дне, как тот бедняжка. Хотя я не знаю, что скажут соседи.» Вечно она носится с этими соседями! Кому какое дело до мнения соседей?

Я вскрыл конверт. На стол выкатилось платиновое колечко, украшенное рубинами и алмазами. Я прочел письмо и разорвал его на клочки. Вины Бетти тут не было.

— Что это? — вдруг спросил Берт. — Чтоб меня! Кольцо! Значит, твоя девушка отказалась от тебя?

Я кивнул.

— Ее заставил отец. — Я не злился. — Помнишь, я говорил тебе, что она убедила меня подать заявление на офицерские курсы? А я вместо курсов очутился под арестом. В ее семье одни кадровые офицеры. На меня там теперь смотрят, как на вора.

— Но почему? — возмутился Берт. — Она же не знает, виноват ты или нет. Ей же ничего не известно.

— О, она знает, — ответил я. — Стань на ее место. Друзья отца — отставные офицеры. Представляю их физиономии, когда она сказала, что обручена с капралом. Она оказалась в безвыходном положении... Жаль, конечно, что у меня нет девушки, которая написала бы мне такое же письмо, как твоя жена, Берт. — Ощущение безмерного одиночества захлестнуло меня. — Прочитай мне ее письмо. Оно такое теплое, домашнее.

Берт пристально посмотрел на меня, потом широко улыбнулся.

— Хорошо. Где я остановился? А, вот тут, насчет соседей. «Если ты напишешь мне, когда будет суд и где, я бы приехала, чтобы высказать судьям все, что я думаю, если тебя не оправдают. Я могла бы оставить детей у миссис Джонсон, она живет теперь прямо под нами. Но пустят ли меня в суд? Молодой Альф, он работает в бакалейной лавке, сказал, что гражданских туда не пускают. Он служил в армии, ему оторвало руку в Солерно, и говорил очень уверенно. Но, что бы там…». И так несколько страниц, написанных не совсем грамотно, но от всей души.

Берт умолк. Я смотрел на кольцо. Красные и белые камни перемигивались, словно смеялись надо мной. Во мне закипела ярость. Я понял, что должен избавиться от ненавистного кольца. Я уже собрался выкинуть его в окно, меж прутьев решетки, но в последний миг на ум пришло другое решение.

— У меня к тебе просьба, Берт.

— Какая?

— Я хочу, чтобы ты послал это кольцо своей жене. Скажи ей… Нет, лучше ничего не говори. Напиши, что ты его нашел. Или что-то в этом роде. Но отошли его жене. Вот… лови! Камни сверкнули в воздухе. Берт поймал кольцо.

— А зачем это тебе? — подозрительно спросил он.

— Мне оно не нужно, Берт, пусть его носит твоя жена.

— Но, послушай, приятель, я не могу. Это неправильно. Да и на что ей кольцо? У нее никогда не было колец.

— Поэтому я и хочу, чтобы ты послал его.

— Нет, оставь его у себя, — Берт покачал головой. — Мне оно ни к чему. Я никогда ничего ни у кого не брал.

— Неужели ты не понимаешь? — сердито воскликнул я. — Зачем оно мне? Я не хочу его видеть. Но не могу выбросить в окно. — Вспышка угасла. — Пусть его носит твоя жена, — уже спокойнее продолжал я. — Прошу тебя, пошли ей кольцо. Пусть она его продаст. А вырученные деньги потратит на дорогу, чтобы приехать сюда и повидаться с тобой. Я бы хотел познакомиться с твоей женой, Берт. Мне кажется, она чудная женщина.

Берт рассмеялся.

— Чтоб меня! Я это ей скажу. Она помрет со смеху. — Он взглянул на кольцо. — Ладно, об этом мы еще поговорим, — и он убрал кольцо в маленький бумажник, где хранил фотографии жены и детей.

Днем приехали мои родители. Мы чувствовали себя очень неловко. Я был их единственным сыном. Отец долгие годы работал в министерстве иностранных дел, прежде чем вернулся в Фалмут и возглавил семейную фирму после смерти моего деда. Обвинение в убийстве вызвало бы у них меньшее удивление, чем в бунте. Они ни в чем не упрекнули меня, но я видел, как они огорчены крушением возлагавшихся на меня надежд.

Медленно текли дни, похожие друг на друга, как близнецы. Я написал Дженни, предупредив, что ее могут вызвать на процесс в качестве свидетеля, но ответа не получил. По утрам мы убирали каморку, затем полчаса гуляли по двору, а в остальном были предоставлены сами себе. Через пару дней врача, подозреваемого в убийстве, перевели в одиночную камеру, и мы с Бертом остались вдвоем.

На сбор улик ушла неделя. Нашим делом занимался лейтенант Соумс. Он зачитал нам показания Рэнкина и капитана Хэлси. Факты они изложили правильно. В своих показаниях я объяснил мотивы моего поведения на борту «Трикалы», сделав особый упор на расшатанные доски шлюпки номер два, отказ Рэнкина немедленно доложить капитану о повреждении шлюпки и необычную реакцию Хэлси, когда он понял, что мы хотим спустить плот на воду. К тому времени Рэнкин уже объяснил ему, почему мы отказались сесть в шлюпку. Лейтенант подробно записал мои слова, и я, прочитав протокол, расписался под ним. Допрос занял все утро и часть дня. В камеру мы вернулись в начале четвертого.

— Думаешь, они передадут наше дело в трибунал? — спросил Берт.

— Несомненно, — ответил я. — Состав преступления налицо. Но мы должны убедить суд, что наши действия диктовались обстановкой.

— Убедить, — хмыкнул Берт. — Наслышан я об этих трибуналах. Справедливость их волнует меньше всего. Или ты подчинился приказу, или нет. Если нет, да поможет тебе Бог. И никто не станет слушать наши объяснения. Да и нужны ли они? Ну, дадут год, а не шесть месяцев. Все-таки лучше, чем умереть, как Силлз.

Что я мог ему возразить? Мы оказались в безвыходном положении.

Наутро мы услышали, как тюремщик щелкнул каблуками.

— Что-то рано для развода караула, — пробурчал Берт. Шаги, глухо отдававшиеся в длинном коридоре, приблизились к нашей двери и затихли. Дверь распахнулась.

— Заключенные, смирно! — рявкнул голос сержанта. Мы вскочили на ноги и застыли. В камеру вошел капитан.

— Садитесь, садитесь, — сказал он. Сам капитан сел на стол и снял фуражку — черноволосый, с волевым, чисто выбритым лицом.

— Я пришел сообщить вам, что на основании имеющихся у него материалов командир базы, полковник Элисон, решил передать ваше дело в армейский трибунал. Сегодня утром он предъявит вам офицерское обвинение. Сейчас речь пойдет о вашей защите. Вы можете пригласить профессионального адвоката или обратиться к какому-нибудь офицеру, если хотите, чтобы он представлял ваши интересы. Если нет, я готов выступить вашим защитником. Я — капитан Дженнингс. До службы в армии был юристом. — Он быстро взглянул на меня, потом на Берта. — Быть может, вы хотите предварительно обсудить мое предложение?

Мне он понравился. Его быстрая речь внушала доверие. Адвоката я мог нанять только на средства родителей. Знакомых офицеров у меня не было.

— Я буду только рад такому защитнику, сэр, — ответил я.

Он повернулся к Берту.

— И я тоже, сэр.

— Вот и отлично. А теперь перейдем к делу, — сказал он таким тоном, словно мысленно засучил рукава. Мне даже показалось, что его заинтересовало наше дело. И действительно, потом я ни разу не пожалел о принятом решении. — Я ознакомился с вашим делом. Вы оба признали свою вину. Теперь мы должны определить, на чем будет строиться ваша защита. Варди, расскажите мне обо всем по порядку и объясните, чем были обусловлены ваши действия. Я хочу знать, о чем вы думали с того момента, как поднялись на борт «Трикалы», до взрыва мины. Дайте мне возможность увидеть происшествие вашими глазами.

О событиях на «Трикале» я достаточно подробно рассказал лейтенанту Соумсу. Ничего не скрыл я и от капитана Дженнингса. Мне очень хотелось, чтобы он понял, почему мы поступили так, а не иначе.