Подводная лодка (The Boat)

«Всплываем!»

Перепад давления при открытии люка чуть не сбил меня с ног. Мне хотелось жадно глотать свежий воздух и орать одновременно. Вместо этого я стоял на месте, как все остальные. Мои легкие в огромных количествах всасывали холодный морской воздух, который проникал сверху. Вместе с ним донесся голос Командира.

«Обе машины средний вперед».

В корме от нас в машинном отделении зашипел сжатый воздух, подававшийся в цилиндры. Поршни начали подниматься и опускаться. Воспламенение! По корпусу пробежала дрожь, резкая, как вибрация трактора. Зажужжали насосы, вентиляторы погнали воздух по лодке. При знакомых звуках мое нервное напряжение ослабло, как у человека, отдыхающего в ванне.

Я проследовал на палубу за впередсмотрящими. Горизонт был окутан красным заревом.

«Это должен быть третье!» — прокричал Командир.

Я смог различить черное облако над заревом, темнее, чем небо. Гигантский червь дыма извивался на своем пути к зениту.

Над водой возвышались едва видимые полубак и ют судна, но середины корпуса почти не было видно.

Резкая, удушающая вонь мазута донеслась до нас с ветром.

«Похоже, что у него хребет перебит», — произнес Командир. Он увеличил скорость и отдал несколько приказов рулевому. Наш нос повернулся в сторону пожара.

Когда мы подошли ближе, я различил в ярком свечении пламени вспышки. Можно было видеть отдельные языки пламени.

Время от времени дым пронзался желтыми вспышками, и огненные шары выстреливали высоко в темноту, как трассирующие пули. Настоящие ракеты, розовые и кроваво-красные, прорывались сквозь маслянистый черный туман. Их отражения извивались на темной воде между нами и горящим судном.

Единственная мачта выделялась черным силуэтом на фоне отраженного зарева, парящая над языками пламени, как предостерегающе поднятый палец.

Теперь ветер нес дым в нашу сторону. Казалось, что обреченное судно старается скрыть от нас свою финальную агонию. Можно было различить только темную массу кормы. Она была наклонена в нашу сторону. Когда ветер отнес в сторону завесу дыма, я увидел наклоненную палубу, какие-то остатки надстройки и обрубок того, что некогда было грузовой стрелой.

«Нет нужды приканчивать его». Голос Командира прозвучал хрипло. Слова прерывались чем-то вроде бульканья, напоминавшего пьяный смех.

Прошло три или четыре минуты. Затем он подвел нас еще ближе к преисподней.

Багровые языки пламени облизывали корму. Вытекшее топливо горело на поверхности моря.

«Быть может, мы сможем узнать его название», — сказал Командир.

Шипение и треск напоминали пожар в кустарнике, но определенно более свирепый. Море было желтым от отражения пылающей кормы и красным от горящего топлива.

Теперь вся подлодка была погружена в кроваво-красное зарево. Хаотичные всполохи проявляли резкой чернотой каждую щель в настиле палубы. Я повернул голову. У всех лица были кровавого оттенка — как гротескные красные маски.

Над водой прокатился грохот взрыва. Я напряг свои уши. Было ли это только игрой моего воображения, или я в самом деле услыхал хриплый крик? Были ли там на борту еще люди — не жестикулирующая ли это рука мелькнула? Я вглядывался в окуляры бинокля: ничего, кроме языков пламени и дыма. Нонсенс — ничей человеческий голос невозможно было бы услышать из-за рева пламени.

Командир ограничивался редкими командами на руль. Он должен был удерживать лодку носом на горящее судно — в ином случае свет пожара опасно высветил бы наш силуэт. «Смотрите внимательно», — призвал он. «Судно пойдет ко дну с минуты на минуту».

Я с трудом расслышал его. Мы стояли как вкопанные, лицензированные поджигатели, уставившиеся на ад, сотворенный своими собственными руками.

Судно порядочного размера. Сколько человек команды, если по умеренным прикидкам — двадцать, тридцать? Без сомнения, на британских судах в море было как можно меньше людей — они даже порой стояли вахту через раз[36] — но им все равно было не управиться с менее чем десятью матросами на палубе и восемью в машинном отделении, а еще радиооператор, офицеры, стюарды… Хотелось бы знать, подобрал ли их всех эсминец — но это означало бы остановку. Мог ли какой-либо эсминец рискнуть остановиться, когда совсем рядом подводная лодка?

Над водой вздымались к небу зловещие красные языки пламени. Со все еще остававшейся на плаву кормы время от времени выстреливали серпантины искр. Затем в небо взвилась сигнальная ракета бедствия. Так что на борту все-таки кто-то оставался, в безвыходном положении в этом сумбуре огня и дыма.

«Наверняка самопроизвольно сработала», — произнес Командир. «Там никого не может оставаться — это не подлежит сомнению». Его голос был спокойным.

Я еще раз просмотрел дым. Вот! Теперь никакой ошибки — на корме сбились в кучку фигуры людей. На короткое мгновение я четко видел их на фоне огня. Пока я наблюдал, некоторые спрыгнули за борт, но двое или трое продолжали бесцельно бегать туда-сюда. Одного из них подбросило в воздух. Сквозь оранжевое свечение я видел, как он кувыркается, будто кукла с вывихнутыми конечностями.

Мичман прокричал: «Вон там еще есть!» Он указывал на море перед ярко горящим танкером. Я поднял бинокль и увидел спасательный плот с двумя людьми на нем.

Я смотрел на них в бинокль неотрывно целых полминуты. Никто из них не пошевелился. Без всякого сомнения, они были мертвы.

Но вон там! Эти черные бугорки в воде могли быть только пловцами.

Второй помощник тоже направил свой бинокль на них. «Гляди в оба!» — взорвался Командир. «Ради Бога, внимательно следите за кормовым сектором».

Мог ли я, в конце концов, слышать крики сквозь шипение и треск? Один из пловцов мимолетно поднял свою руку. Остальные девять или десять были видны только лишь как пляшущие черные шары.

На мгновение я потерял их из виду, потому что ветер окутал их маслянистым черным дымом. Затем они снова показались. Никакого сомнения — они направлялись в сторону подводной лодки. За ними красные языки горящей нефти облизывали воду все более расширявшейся дугой.

Я искоса глянул на Командира.

«Рискованно», — услышал я его бормотание, и понял, что он имеет в виду. Мы подошли слишком близко к горящему судну. Становилось жарко.

Две или три минуты он ничего не произносил. Он поднял свой бинокль и снова опустил его, стараясь прийти к решению. Наконец голосом, который лишь ненамного отличался от карканья, он остановил оба дизеля и дал задний ход на электромоторах.

Наверняка внизу недоуменно поднимали брови. Реверсирование посреди океана — это было незнакомым еще опытом, да и нелегким делом тоже. Когда подлодка движется задним ходом, она не может произвести срочное погружение.

Пылающая нефть распространялась быстрее, чем могли плыть люди. У них не было шансов, даже только потому, что огонь пожирал кислород. Асфиксия, ожоги и утопление — любой, кто попадал в горящую нефть, погибал одновременно от всех трех причин.

Было просто благо, что за треском пламени и приглушенными звуками небольших взрывов не было слышно никаких криков.

Отливавшее красным лицо второго помощника было охвачено ужасом.

«Никто их не подобрал,» — пробормотал Командир. «Не могу этого понять…» Я также находил это невообразимым. Все эти часы! Они должно быть пытались удержать судно на плаву — возможно, у него оставалось достаточно плавучести, а судовые котлы были достаточно неповрежденными, чтобы давать ход в несколько узлов. Возможно, команда судна боролась в надежде на выживание. Меня бросило в дрожь при мысли о том, через что им пришлось пройти.

«Теперь мы даже не узнаем названия судна,» — услышал я слова Командира. Он хотел, чтобы его слова прозвучали саркастически.

Волна тошноты охватила меня. Я вспомнил, как мне пришлось помогать вытаскивать человека из огромного нефтяного пятна в гавани после авиационного налета — как он стоял на причале, стонал, и как его конвульсивно рвало. Горящее топливо обожгло его глаза. Было благословением, когда появился моряк с пожарным шлангом. Струя воды была столь сильной, что она сбила беднягу с ног — он покатился по булыжникам, как черный аморфный сверток.

Неожиданно корма судна поднялась выше над водой, как будто ее вытолкнули снизу. На несколько длинных секунд она маячила над горящим морем, перпендикулярная как скала. Затем с двумя или тремя приглушенными взрывами судно скользнуло под воду.

Море мягко сомкнулось над местом, поглощая судно — и как будто его никогда и не было. Пловцов больше не было видно.

Внизу наша команда должна была теперь слышать музыку последнего погружения танкера, отвратительные трески, щелчки и стоны, взрывающиеся котлы и горящие переборки. Какой глубины была Атлантика в этом месте? 5000 метров? По крайней мере 4000 — глубина достаточная, чтобы покрыть Монблан.

Командир приказал отворачивать.

«Ничего хорошего торчать здесь».

Впередсмотрящие все еще стояли как всегда неподвижно, с поднятыми к глазам биноклями.

Впереди нас горизонт приобрел слабое красноватое свечение типа того, что проектирует на ночное небо расположенный далеко мегаполис. Неожиданно небо осветилось, почти до зенита.

«Мичман», — произнес Командир, «запишите: видимое свечение — добавьте время и координаты. Какие-то другие подлодки должно быть там работают… посмотрим, что там за фейерверк они там устроили», — пробормотал он и направил нос лодки на покрасневший горизонт.

Я не мог этому поверить. Неужели ему недостаточно? Мы были обречены пахать море, пока наши топливные танки не обсохнут? Должно быть, у него зудело атаковать эсминец, отомстить, задать британцам порцию их собственно лекарства…

Стармех исчез внизу.

«Верно», — сказал Командир, «пора передать донесение. Бумагу и карандаш, мичман. Лучше начать все сначала — похоже, наконец-то мы от них избавились».

Я понял его. Нет нужды беспокоиться о том, что мы выдадим свое место, если даже мы пошлем больше, чем сжатую радиопосылку. Британцы знали, что здесь действуют подводные лодки — им больше не нужны были для этого радиопеленгаторы.

«Очень хорошо. Запишите вот что: 'Контратакованы эсминцем' — массивная и непрерывная контратака было бы точнее — 'испытали существенные повреждения' — нет нужды давать детали, они их узнают из донесения по походу. Керневель интересует только одно — что мы потопили, так что будем проще и разложим все по порядку. 'Пять торпед выпущено по конвою с надводного положения, четыре попали в цель. Пассажирский пароход 8000 рт и сухогруз 5000 рт — определенно слышали звуки потопления. Наблюдали потопление танкера 8000 рт. Контратака двух эсминцев продолжалась 8 часов'».

Пассажирский пароход, сказал Командир. Он наверняка был мобилизован и превращен в войсковой транспорт. Мое сознание отказывалось представить, что произошло после торпедного удара в набитое войсками судно. Я вспомнил пьяную болтовню в баре «Ройяль»: «Стирать врага с лица земли, а не просто топить его суда…»

Снизу доложили, что радист поймал сигналы SOS с британских судов. «Хм». И это было все, что сказал Командир. Ничего более.