Подводная лодка (The Boat)

Гибралтар (Gibraltar)

Время смены вахт. В центральном посту небольшое столпотворение, потому что третья вахта собралась и обнаружила вторую вахту околачивавшейся без дела внизу.

Тот факт, что мы все еще были на поверхности, возбуждал всеобщее удивление. Языки у всех возбужденно болтались.

Цайтлер воспользовался паузой и причесывал свои волосы гребнем.

«Это правильно, приятель,» — произнес кто-то с явным берлинским акцентом. «Нужно выглядеть как можно лучше — говорят, что британцам нравятся прелестные попки».

Цайтлер оставался невозмутим. Он медленно и тщательно проводил по влажным волосам своим гребнем.

Турбо вполголоса напевал сам себе:

Вокруг волосы,
А спереди дырочка.
Что же это может быть,
Как не большой глаз?

Я стоял под нижним люком в зюйдвестке, затянутой под подбородком и держась правой рукой за трап, глядел вверх.

«Прошу добро подняться на мостик?»

Почти одновременно Командир проорал: «ТРЕВОГА!»

Мичман соскользнул вниз по трапу. Его морские ботинки с грохотом ударились в палубу вблизи меня. Сверху донесся быстро нарастающий вой.

Я как раз открывал рот, чтобы спросить про Командира, когда ужасный взрыв отбросил меня к рундуку для карт. Мои барабанные перепонки, похоже, выдержали, потому что я смог услышать, как кто-то кричит: «Командир, Командир!» Еще кто-то выкрикнул: «Нас атаковали!»

Вода стремительным потоком лилась из боевой рубки. Погас свет. Я чувствовал онемение, но глубоко внутри меня трепетал ужас, подобно попавшей в ловушку птице.

Подлодка уже накренялась, когда Командир приземлился среди нас, как мешок с картошкой. Мыча от боли, он с трудом выговорил: «Бомба, как раз перед мостиком…»

Луч света фонарика осветил Командира, сложившегося пополам. Его руки были прижаты к пояснице, как будто у него болели почки.

«Орудие снесло — взрыв чуть не сбросил меня за борт!»

Где-то в полумраке, в задней части центрального поста, кто-то закричал — высоким голосом, как женщина.

«Это был самолет,» — продолжал Командир, скрежеща зубами. «Он был как раз сверху нас».

Я чувствовал, как лодка стремительно уходит на глубину. Самолет, посреди ночи? Не артиллерийский снаряд? Самолет? Этого не может быть!

Зажглось скудное резервное освещение.

«Продуть!» — закричал Командир. «Продуть все что только можно!» Затем, настойчивым голосом: «Немедленно всплывать на поверхность. Приготовить всем спасательное снаряжение».

Мое дыхание сбилось. Два или три испуганных лица появилось в кормовом проходе.

Нос наклонен вниз, слишком большой угол дифферента. Орудия нет. Как могла исчезнуть пушка? Самолет? Невозможно!

«Прямое попадание, как раз рядом с мостиком», — сказал, будто прошипел, Командир. Его голос снова обрел силу. «Что с вами стряслось? Когда я дождусь от вас докладов о повреждениях?»

Как будто в ответ, из кормы вразнобой донеслись голоса: «В машинное отделение поступает вода!» — «В отделение гребных электродвигателей поступает вода!» Я расслышал эту отвратительную фразу четыре или пять раз, хотя приглушенные крики наполовину были заглушены шипением сжатого воздуха и гулом воды, выходящей из наших танков.

Стрелка глубиномера наконец остановилась, на мгновение задрожала и медленно начала ползти по циферблату обратно. Мы всплывали.

Теперь Командир стоял снизу боевой рубки. «Хорошо, Стармех, поднимай ее прямо вверх. Не будем осматриваться в перископ. Я поднимусь наверх сам. Освободите проход».

Ледяной ужас пронзил меня. Мое спасательное снаряжение было в кубрике старшин. Я сделал три неверных шага к кормовой переборке и протиснулся между двоих моряков, не желавших пошевелиться. Мои руки стали искать в подножии койки и нащупали что-то твердое. Благодарение Господу! Я смог легче дышать.

Шипение и гул воды продолжались. В центральном посту царил хаос. Вместо того, чтобы добавить смятения, я нашел себе нишу возле носовой переборки.

«Стойка перископа на уровне воды — верхний люк чист!» Голос Стармеха был обычным, деловым. Он уставился вверх, в боевую рубку. Командир уже открывал верхний люк. Команды последовали через несколько секунд: «Обе машины полный вперед! Руль право на борт — держать курс один-восемь-ноль!» Его голос звучал сурово и резко.

Покинуть корабль? Плыть от него? Я обхватил свой баллон с кислородом и нервно повертел в руках застежки спасательного жилета. Двигатели издавали адский гул. Как долго мы сможем удерживать такой ход? Я вполголоса отсчитывал секунды — никто не мог слышать меня из-за гомона голосов, исходившего из кормового прохода.

Один-восемь-ноль — курс точно на юг. Мы направлялись прямо на африканское побережье, но почему?

Кто-то завопил: «Левый дизель вышел из строя!» Этот дикий шум — неужели его действительно мог издавать единственный двигатель?

Неожиданное яркое сияние из боевой рубки обратило мой взор вверх. Рядом со мной Стармех тоже уставился вверх на ослепительный магниевый свет.

«Осветительные снаряды!» — прокричал он.

Шум работающего дизеля сводил меня с ума. Мне захотелось заткнуть от него уши. Но вместо этого я открыл рот, как это делают артиллеристы. Следующий взрыв может быть в любой момент.

Я услышал, как сам считаю вслух. Новый крик паники со стороны кормы: «Уровень воды в льялах отделения гребных моторов быстро поднимается…»

Я никогда не плавал в спасательном снаряжении, даже на тренировке. Патрульные корабли — насколько далеко они от нас? Слишком темно, никто не заметит нас в воде. И течение… Оно очень сильное — сам Старик так сказал. Оно разбросает нас за несколько минут. Если нам придется плыть к берегу, мы потеряемся. Поверхностное течение вытекало из Средиземного моря — другими словами, в Атлантику. Никто не найдет нас в Атлантике. Вздор, я все перепутал: оно будет нести нас в Средиземное море. Поверхностное течение, глубинное течение… Продолжай считать! Морские чайки, полосующие клювы, желеобразные тела, голые белые черепа, покрытые слизью…

Триста семьдесят девять, триста восемьдесят…

«Срочное погружение!»

Главные заслонки продувания со стуком открылись. В этот раз подлодка шла носом вниз уже через несколько секунд.

Командир спустился по трапу. Левая нога, правая нога — само воплощение нормальности, чего не скажешь о его голосе. «Эти чертовы осветительные снаряды! Там наверху будто китайский Новый Год…» Толчки прекратились. «Я бы спокойно мог читать газету на мостике».

И что же теперь? Разве мы в конце концов не покидаем подлодку? Из выражения скудно освещенного лица Командира ничего невозможно было понять. Опущенные веки глаз, глубокие морщины над переносицей. Казалось, что он не слышит докладов из кормы.

Дифферент подлодки на нос сильно прижал меня к носовой переборке. Я ощущал холодную и влажную краску своими ладонями. Неужели мы идем сейчас вниз быстрее, чем обычно, или я ошибаюсь? На лодке наступил хаос. Матросы влетали в центральный пост, скользя и падая головой вперед. Один из них при падении боднул меня в живот своей головой. Я помог ему подняться на ноги, но не смог определить, кто это был. Неужели я прослушал команду «Всем в нос!» при всеобщем гаме?

Глубиномер! Его стрелка все еще вращалась, хотя мы были удифферентованы на 30 метров. Она должна была давно уже замедлиться. Уставившись на нее, я заметил синеватый туман. В центральный пост вплывал дым.

Стармех огляделся вокруг. На долю секунды в его лице показался страх.

Он отдал команды на горизонтальные рули, которые должны были выровнять подлодку динамически. Поток воды от гребных винтов должен был заставить подняться нос лодки, но смогут ли гребные электромоторы развить полную мощность? Я не мог расслышать их знакомое гудение. Вращались ли они вообще?

Все тонуло в шаркании и скольжении ботинок на плитах настила палубы — и хныканье тоже. Кто бы это мог быть? Скудное освещение не давало возможности узнать кого-либо.

«Передние горизонтальные рули заклинило!» — громко доложил один из рулевых-горизонтальщиков, не оглядываясь.

Стармех продолжал светить фонариком на глубиномер. Несмотря на дым, я увидел, как стрелка быстро повернулась от отметки 50 метров до 60. Когда она прошла 70, Командир прокричал: «Продувай!» Резкое шипение воздуха высокого давления успокоило мои натянутые нервы. Благодарение Господу, наконец-то у нас будет хоть какая-то плавучесть!

Но стрелка продолжала вращаться. Разумеется, в этом нет ничего ненормального. Она будет продолжать вращаться, пока инерция движения вниз не будет преодолена. Это просто временная задержка.

Хотя теперь — теперь она просто должна была бы остановиться. Мои веки непроизвольно задрожали. Я заставил свои глаза широко открыться и не моргать, и стал неотрывно смотреть на шкалу. Стрелка не выказывала никаких признаков замедления, не говоря уже о полной остановке. Она прошла отметку 80 метров, затем 90.

Я неотрывно смотрел на глубиномер, вкладывая в это всю свою энергию, что еще оставалась у меня, пытаясь чистой силой воли остановить тонкую черную полоску металла, которая вращалась столь неумолимо в луче света от фонарика Стармеха. Ничего не помогало. Она прошла отметку 100 метров и продолжала ползти дальше.

«Я не могу ее удержать,» — прошептал Стармех.

Не могу удержать ее, не могу удержать ее… Но почему же? Недостаточная плавучесть, чтобы компенсировать вес воды, которую мы приняли? Неужели мы просто стали слишком тяжелыми? Это конец? На какой глубине разрушится прочный корпус? Когда стальная шкура выгнется внутрь между шпангоутами и порвется?

Стрелка проскочила мимо отметки 120 метров, все еще уверенно вращаясь. Мои глаза оторвались от циферблата. Я встал, прижатый к переборке. Один из уроков Стармеха мелькнул в моей памяти: на больших глубинах давление воды уменьшает объем подводной лодки, тем самым уменьшая объем вытесняемой ею воды. Другими словами, чем сильнее сжатие, тем меньше выталкивающая сила вытесненной воды и тем больше отрицательная плавучесть лодки. Больше нет плавучести, лишь притяжение земли и ускоряющееся падение…

«190,» — доложил Стармех, «200–210…»

И еще глубже.

В моей голове отдавалась эхом цифра: 210!

У меня остановилось дыхание. Звук раздираемого металла мог теперь донестись в любой момент — и затем зеленый потоп.

Где в первую очередь?

Вся лодка скрипела и стонала. Донесся резкий треск, подобный выстрелу из пистолета, затем приглушенный вой, который пронзал меня насквозь снова и снова.

Вой становился все пронзительнее, пока он не стал напоминать визг циркулярной пилы, вращающейся на полных оборотах.

Еще один резкий щелчок, и еще треск и стоны.

«260 и все еще падаем,» — выкрикнул незнакомый голос. Я вдруг понял, что карабкаюсь вверх по стоящей дыбом палубе. Мои ноги скользили. Мне удалось зацепиться за тросик подъема поискового перископа, который болезненно врезался мне в ладонь.

Стальные ленты опоясали мою грудь.

Стрелка почти перешла отметку 270 метров. Еще один удар хлыста. Должно быть, это отрываются головки заклепок. Никакие заклепки или сварные соединения не смогут противостоять такому давлению.