Подводная лодка (The Boat)

***

Как старейший обитатель носовых отсеков, электрик Хаген пользовался всеобщим уважением, и по его поведению было видно, что он это знает. Закрученные вверх концы его усов почти касались его бровей, а его лоб был скрыт за густой челкой. Его черная борода была густой и окладистой, потому что он оставлял её и на берегу. Любимый оборот Хагена в разговоре («Я не собираюсь хвастаться, но…») стал популярной присказкой в носовом отсеке. У него на счету было семь походов, шесть из них на другой подлодке.

«Ша!» — произнес Хаген, и все прекратили разговоры.

Хаген полностью насладился нашим ожиданием. Он важно вытер свои ладони о свою лохматую грудь и покачал кружку, затем отпил с невозмутимым наслаждением.

Жиголо первый не вытерпел. «Давай, Хаген, не стесняйся. Говори, Господи, ибо слуги твои внимают тебе».

«Я как раз раздумывал», — начал Хаген.

«Он не собирается хвастаться, но…» — донеся голос с одной из коек.

Хаген повернулся и одарил говорящего взглядом, выражавшим театральное презрение. «Эта непотребная погода напомнила мне о том случае, когда они чуть было не поймали нас в бристольском проливе. Дюжина кораблей охранения наверху, а под килем не так уж много воды. Никакой надежды уйти под водой. Полная безнадега…»

Он набрал полный рот чаю и шумно погонял его пару раз между зубами, прежде чем проглотить.

«У меня множество отказов — закорачивания на корпус повсеместно… Британцы как раз околачиваются рядом, поджидая, когда мы всплывем. Тогда бы мы точно оказались в Канаде со следующей партией лесорубов».

«Оптимист», — произнес кто-то.

Хаген проигнорировал его. «Наступила вторая ночь, и мы сделали по-своему: всплыли как чертова пробка, а затем убрались оттуда в полупогруженном состоянии. На следующий день мы прикончили эсминец. Почти столкнулись с ним в тумане — пришлось стрелять в него с расстояния плевка».

Хаген погрузился в глубокую медитацию. Жиголо снова сыграл роль повивальной бабки: «Ну хорошо, приятель, давай рассказывай».

«Мы заполучили его на дистанции прямой наводки». Хаген проиллюстрировал позицию при помощи двух спичек. «Вот это вражеский эсминец, а это мы». Он расположил их лоб в лоб. «Я не собираюсь хвастаться, но я заметил его первым».

«Вот он снова начинает!» — послышался голос с койки. «Ну что я вам говорил?»

Хаген резко закончил свой рассказ. Безмолвно он проиллюстрировал атаку сдвинув спички. «Он пошел ко дну за считанные секунды».

Он подобрал спичку, изображавшую британский эсминец и переломил её пополам. Затем он поднялся и раздавил её ногой для полной убедительности. Каждый мог видеть полную и непреклонную глубину его ярости. Жиголо произнес: «Encore!»[10]

«Манчжур» Бенджамин сделал вид, что он переполнен эмоциями. Он стал смотреть на Хагена во все глаза и одновременно попытался похитить кусок хлеба, который электрик как раз только что намазал маслом. Хаген бдительно хлопнул его по руке.

«Руки прочь, малыш».

Манчжур нисколько не смутился. «Моя ошибка», — сострил он, «как ежик сказал ершу для чистки унитазов».

Турбо тоже было что внести в общее дело. Он вырезал сигару и сливу из иллюстрированного журнала, а затем склеил их вместе в виде непристойного монтажа, который он с гордостью пустил по рукам.

Это было три дня и три ночи спустя после того, как радиорубка перехватила хоть что-то, кроме передаваемых сводок о позиции с других подводных лодок. Никаких новостей о потоплении противника. «Самый худший месяц из всех, что когда-либо был», — так прокомментировал Командир. «Абсолютный нижний предел».