Боцман Корякин

Веселов Лев Михайлович
Боцман Корякин

Лев Веселов

Боцман Корякин.

Повесть.

Книга первая

Часть первая

Нежданная встреча

Яркое солнце, чистое небо, умеренное тепло северных балтийских широт, зелень парков, пестрые наряды встречающих превратили приход судна в праздник, который для моряков после долгого рейса всегда дорог.

Боцман Корякин еще с рейда заметил, что Таллин, в котором он не был без малого восемнадцать лет, изменился: район Ласнамяе застроился, а высотные здания в центре, изрядно подпортили вид старого города. Все же вид на город, со стороны Таллиннского рейда в летнее время, один из самых красивых и не только на Балтике.

Ошвартовались на этот раз быстро, отчего настроение и без того хорошее по приходу, еще более улучшилось. С тех пор, как Корякин сменил Таллин на Питер в этом городе он не был ни разу — слишком велика была обида, нанесенная ему здесь администрацией пароходства и парткомом, да и российские судна сюда заходили в последнее время очень редко. Теперь-то все помаленьку забылось, а тогда обида была жгучей, потому как в том, что случилось, Корякин виноват не был.

Он не знал и не ведал, что доведется встретиться со своим отцом, в одной из командировок пропавшим безвести. Гулял себе боцман в составе группы по Гамбургскому зоопарку, потягивал пивко, любовался бегемотами, когда шустрый немецкий кнабе (мальчишка — нем.) перелез через невысокую ограду и направился угощать булочкой детеныша гиппопотама. Что-то подсказало боцману, что толстокожей мамаше это не понравится. Он перемахнул через невысокую изгородь, схватил парня в охапку под носом у проворной гипопотамши и рванул, что было сил, обратно. На беду Корякина, всю эту сцену снял ушлый фотограф и узнал у его товарищей название судна и имя боцмана. Наутро газеты вышли с репортажем о советском моряке-спасителе, снабженным фото со смущенной физиономией Корякина, а к вечеру к судну подошел человек точь в точь Корякин, только значительно старше.

— Дракон — позвал его старпом, — тебя на причале мужик ждет. Фэйс (лицо — англ.) у него — твой, и ноги — колесом, как у тебя. Накинь на него ватник — не отличить. Уж ни дед ли твой?

Нет, это был не дед. Того давно в Сибирь сослали, где он и сгинул. Оказалось — это отец. Не узнал Корякин его сразу, и говорить с ним не захотел, но прочитал в глазах отчаянную мольбу, не свойственную ему ранее тоску и согласился на разговор. Выпили, как положено русским людям, вспомнили мать, поплакали. Передал отец ему письмо для матери, вместе сфотографировались на память.

О себе отец рассказал немного. Совершил ошибку: остался в Германии во время творческой командировки (так и сказал, хотя был всего лишь кузнецом), уж больно хорошую работу предлагали.

А с приходом в Таллин, завертелись у боцмана дела: с предателем Родины обнимался, не отверг отца-иуду, а еще коммунист называется. Погорячился тогда Корякин. Партбилет на стол бросил, и визы естественно сразу же лишился. В довершение всего, скорый на расправу ретивый начальник пароходства, изрек: "Для пособников предателей у меня места и в каботаже нет".

Он уехал из Таллина к знакомому капитану на "спасатель" в Питер. А вскоре эта история стала известна и в Балтийском пароходстве. Вызвали Корякина в партком, послушали, разобрались, восстановили в партии. Послали на новостроящееся судно в Росток и стал он опять плавать за границу. Вроде бы все устаканилось, но при Ельцине флот, в первую очередь большие новые суда, поделили между начальниками и быстро распродали за рубеж.

Пришлось идти работать на иностранцев. Семьей он так и не обзавелся, что было к лучшему при долгом отсутствии на родине. Впрочем, он попал к неплохому голландцу, у которого и суда были отличные — новые, удобные в эксплуатации, и работать на них одно удовольствие, да и платили неплохо. С капитанами тоже везло: один свой, русский, а другой абхазец Мукба, оба мужики веселые, толковые и малопьющие. Корякин долго плавать не собирался, решил подкопить денег, но каждый раз уход на берег откладывал, а после того, как встретил сорокапятилетие, навалилась на него тоска, которая ранее обходила его стороной. До развала Союза экипажи судов были многочисленными, к тому же судно стояло на линии, и у него в каждом порту было много знакомых. А теперь экипаж одиннадцать человек, пятеро из них рядовые "филипки" — филиппинцы, которые держались обособленно и даже питались отдельно. Так что боцману особо дружить было не с кем — с капитаном нельзя, старпомов хозяин подбирал из голландцев, которые за рейс бывало, и слова не скажут. Штурман и стармех оказались лицами нетрадиционной ориентации, и он обходил их стороной, не в силах справиться с брезгливостью. В последнем рейсе они совсем обнаглели и не выпускали друг друга из объятий, а когда подвернулись ему под горячую руку, помял он их немного. Те обещали с приходом в Амстердам подать на него в суд, так что плавание на этом судне для него окончилось, и он сказал об этом капитану.

— Молодэц, — заключил тот, — настоящий мужик. У меня у самого руки чэшутся, да с их голландской полицией лучше не связываться. Там пэдик на пэдике. Засадят, как пить дать. Дэтей тэбе заводить надо, жэнщину искать, дом строить. Руки у тэбя растут, откуда надо, всё умээшь. Я через рейс тоже списываюсь, зачэм мне много дэнег, у мэня дом большой, мандаринов много, граната много, в горах барашки пасутся. Зови. Обязательно на свадьбу приэду, друзэй позову настоящих джигитов. Все братьями тэбе будэм.

— Спасибо Арсен Вахтангович, непременно позову, как только невесту найду.

— Красывую ищи, молодую, здоровую, чтобы много дэтэй тэбе родила. Ты мужик крепкий, полный дом дэтэй будэт.

— Красивые есть и молодых хватает, — подумал Корякин, да вот только не нравились они ему. — Теперь красивые да молодые только и думают, как бы себя продать подороже. Разговоры их только о шмотках, да о "бабках", а как "зеленые" увидят, глаза загораются.

Женщины боцмана любили, да и было за что. От отца он унаследовал силу от ранних занятий кузнечным делом: широкие плечи и развитую мускулатуру. При росте под метр девяносто и мужественным чертам лица Корякин был неотразим. Отказов не знал, что придавало ему ту уверенность в своем превосходстве, против которой женщины оказывались бессильны. При этом он отнюдь не был грубияном, и обходился с женщинами достаточно ласково, не обижая, но и не обещая вечной любви, а расставался с ними, легко забывая о них после отхода в рейс. Однако, как человек начитанный, он понимал, что без семьи прожить всю жизнь, что катить пустую бочку по дороге неизвестно куда, как говорил его последний капитан-абхазец, старый холостяк и большой любитель женщин. Но Корякин дал себе зарок — жениться только тогда, когда влюбится и не ранее пятидесяти. Именно к этому возрасту, он собирался скопить приличную сумму, которой хватит жить на берегу без хлопот. Однако последнее время в душу закралась тревога — время шло, сумма вклада росла, а хорошие женщины не попадались. Да и откуда им было взяться при его жизни? Те, с которыми он знакомился на стоянках в портах или во время отпуска на черноморских курортах, его идеалу не соответствовали, и поутру всегда в душе оставалась пустота, а порою охватывала брезгливость. В такие минуты он почему-то вспоминал только одну, которую при поспешном бегстве из Таллина бросил, да и знал он, что она с ним не поедет, не оставит больную мать. Это сколько же ей сейчас? Если тогда было восемнадцать, выходит, что тридцать шесть. Наверняка замужем, и дети непременно есть. Она ведь тогда в педагогическом училище училась, в детском садике практику проходила. Видел он, как она на детей смотрела. Глянуть бы на нее хоть одним глазком.

Ночью судно поставили в заводской док, а утром прибыл представитель судовладельца, который будет следить за ремонтом. На судне оставались лишь они с капитаном да стармех, остальные разлетелись по домам до окончания ремонта. Сдав ключи от помещений своего заведывания, проверив вместе с капитаном свой расчетный счет, Корякин сел на трамвай и направился на автобусный вокзал. Пока ехали по улицам городского района Копли, казалось, что город совсем не изменился, только вот вывесок на русском языке не стало, но пассажиры говорили на русском, а вот центра он не узнал — все было незнакомым. Когда-то просторную площадь пред универмагом застроили высотными зданиями, и весь район за ним состоял из небоскребов. Казалось эти огромные коробки, словно монстры, наступают на город, захватывают некогда уютные и красивые пространства зеленых скверов и бульваров. Автовокзал был прежним: небольшим, одноэтажным и тесным. Он не без труда нашел в расписании время отправления автобусов на Санкт-Петербург, попросил затем в кассе билет на вечер. Девушка, судя по акценту — эстонка, с бесстрастным лицом и таким же голосом ответила, что билетов на сегодня нет. Он повторил просьбу, на что миловидный робот повторил сообщение и через некоторое время пояснил — сегодня пятница и на этом направлении — это нормально. Взяв билет на вечер следующего дня, он отошел от кассы, еще не зная, что будет делать.

В вокзальном кафе, чуть поодаль, за столиком несколько человек распивали пиво, и он решил к ним присоединиться. Разговор шел на русском, говорили о работе и о том, что хозяева мало платят, на жизнь не хватает.

— Везде одно и то же, — подумалось Корякину и, подвинув начатую бутылку, сказал, — пейте мужики. А где здесь такси?

Самый невзрачный мужичек проворно схватил бутылку:

— Спасибо. Такси там, у входа в вокзал.

Водитель такси, широкоплечий парень, распахнул дверцу, неторопливо сел и, глянув на Корякина, произнес коротко:

— Куда едем?

— В "Нептун".

— Куда? — удивился водитель.

— Я же сказал, что в "Нептун", хочу там ночь перекантоваться.

— Эй, моряк! Ты слишком долго плавал. Давненько уж этот Дом моряка успел накрыться. "Прихватизировали" его ушлые пароходские бюрократы, теперь он реновированый дом с элитными квартирами.

— А где же теперь переночевать бездомному моряку?

— А это зависит оттого, сколько он способен заплатить за ночлег. Теперь выбор богатый: от люкса до ночлежки.

— Ты за кого меня принимаешь шеф? Я и в былые времена номер без ванной не брал, а теперь пусть не люкс, но на меньшее, чем одноместный со всеми удобствами, не согласен.

— Не пузырись, я и так вижу, кого везу, да только деньгами-то ни к чему зря сорить, ты их, поди, не на дороге нашел. Если перекантоваться на один день, отвезу тебя в Маарду. Там гостиница не люкс, но зато кошельком трясти не нужно, а заодно по пути домой заскочу, если не возражаешь.

— Вези, куда хочешь, я сегодня на все согласный.

— Обожди минутку, я только звякну, — сказал водитель и достал мобильный телефон.

— Марта дома? — спросил он. — Я тут, Галина, с интересным пассажиром домой заскочу, ты никуда не уходи.

При слове Марта, что-то вдруг отозвалось в боцманской душе, но он быстро успокоился. Мало ли Март в Эстонии.