Путешествие в другие миры

Глава III. Остров Тихо

Мы летели над зеленым океаном Деларю, пока белые вершины ледяных гор не скрылись за волнами. Вскоре на горизонте появилась кроваво-красная линия. Она становилась все четче и четче. Берега становились все более различимы. Затем открылись длинные красные леса острова Тихо – огромного острова Марса, самого большого участка суши, заключенного в зеленый океан южных тропиков. Он был великолепен и величественен. Красные леса колыхались, как гигантские маки или гвоздики под дуновением ветра. Мы парили над ними. Все выглядело совсем не так, как в нашем прекрасном мире или на Земле. Оттенки были не мягкими бледными тонами нашего солнечного дома, не освежающими зелеными или тусклыми коричневыми цветами Земли, а сияющими великолепными красными и оранжевыми. Формы деревьев были такими, что я не могу описать – необычными и необыкновенными – новая форма творения, а для нас – новое проявление творческой силы и любви. Великолепные по форме, как и по цвету, были эти красные леса Марса. Пока мы не видели никаких следов разумных существ, но, пролетев в воздухе несколько часов, Эзариэль сказал:

– Смотрите, здесь есть что-то похожее на обитель интеллекта или чего-то, обладающего разумом.

Это была массивная стена из серого камня треугольной формы под большими красными деревьями. На ней была металлическая крыша, которая блестела в лучах солнца. Эта крыша была конической формы и причудливо украшена. Мы подошли к нему и прошли по тропинке через заросли румяных кактусов. Здание выглядело так, словно было построено для того, чтобы противостоять давлению извне – массивное и крепкое.

– Вероятно, – сказал Эзариэль, – оно должно быть сформировано так, чтобы противостоять внешнему давлению и отбрасывать зимние снега. Это арктический климат. Зимы, должно быть, ужасны, и поэтому первой целью марсиан должно быть уберечься от снега и изолироваться от холода.

Под сенью леса, когда мы спускались, мы увидели фигуру напоминающую человеческую – прямую и величественную, при этом гигантскую. Его лицо было очень похоже на человеческое и на наше, но в то же время в его конечностях было что-то львиное.

Мы подошли к нему. На мгновение он показался нам потрясенным и встревоженным – естественное отвращение каждого живого существа к представителю другого мира проявилось как с нашей, так и с его стороны. Но мы не почувствовали антипатии. В его виде были благородство и достоинство, которые, хотя и отличались от мягкой любви нашей природы, не были ей противоположны. В его манере поведения было скорее изумление, чем страх. Некоторое время он молча смотрел на нас, а затем, когда мы остановились на некотором расстоянии, он сам подошел к нам и помахал рукой в воздухе, как бы в знак приветствия. Мы сделали знаки приветствия и запели, как принято, песню приветствия друга. Он слушал, как будто тронутый и очарованный, затем глубоким торжественным тоном из своей огромной груди вырвались слова, которые мы не смогли понять.

– Похоже, что там, где есть разум, есть и речь, – сказал Эзариэль. – Возможно, речь всегда следует за даром разума.

– До сих пор мы находили его, – сказал я, – но в других мирах его может и не быть. Похоже, здесь разум подразумевает и речь.

Мы последовали за ним к дому, к которому он нас манил. Он подошел к нему и коснулся пальцем ручки во внешней стене. Сразу же поднялся полог, образовав проем. Он пригласил нас войти. Мы последовали за ним в куполообразный зал, тщательно и основательно обитый густым мехом. Дверь по форме напоминала раскрывающийся цветок, как и окна, которые были искусно и богато окрашены в разные оттенки. В центре находился низкий металлический столб (по-видимому, из латуни), поддерживающий большую плиту. На ней, сразу после входа, наш проводник зажег огонь, над которым он делал различные знаки и жесты в нашу сторону.

– Вероятно, – сказал Эзариэль, – это их способ приветствия. Все кажется приспособленным противодействовать холоду, и, возможно, зажигание этого огня – символ приветствия. Давайте подражать ему.

Мы так и сделали, и также сделали знаки приветствия рядом с костром. Затем он открыл другую маленькую дверь, расположенную неподалеку, и вскоре привел с собой еще одного марсианина, женщину, одетую по-другому, но тоже в длинное струящееся одеяние, похожее на мех, с еще большим количеством металлических украшений. Ее взгляд был мягче и нежнее, чем у ее величественного мужа, и она явно боялась нас больше – действительно, увидев нас она отпрянула назад, но после некоторого промедления она тоже подошла к огню и сделала над ним знаки, как и ее муж.

Затем она удалилась и вскоре принесла нам хрустальную вазу, полную фруктов. Она держала их над огнем и довольно робко подала нам теплыми. Они были с удовольствием съедены – теплые и ароматные.

– Видишь, все же, – сказал Эзариэль, – символ огня важен. Они приветствуют нас теплом. Очевидно, что в этом мире холод считается величайшим из зол.

После еды мы немного посовещались, что нам лучше сделать, Эзариэль предложил, чтобы он и Арауниэль уединились в тихом лесном районе или на Ледяном острове, а я, пользуясь своим земным опытом, постарался овладеть марсианским языком и остаться среди людей. Странно сказать, но оба моих спутника очень боялись марсиан, и поскольку было понятно, что мы должны сохранять строгое инкогнито, мы согласились, что мне лучше путешествовать одному, пока они изучают практически бесконечные природные сокровища вокруг.

Когда мы обсуждали наши проекты, неожиданно вошел почтенный и величественный на вид марсианин. Он был такого же роста, как и его товарищ, то есть около девяти футов в высоту, но серьезный и явно пожилой. Его лицо было задумчивым, и он имел вид властного человека. На шее у него висела большая цепь с серебряным символом в виде двух треугольников. На цепи я заметил некоторые из известных букв небесного алфавита. Это меня обрадовало. Я сразу увидел, что здесь есть человек, с которым можно общаться. Поприветствовав нас, что он сделал торжественно и с жестами явно религиозного характера, он, казалось, принимал нас как сотворённых одним и тем же Создателем.

Меня осенила мысль о способе коммуникации. Я достал из жилета планшет и написал на нем иероглифами символы, выражающие мое происхождение. С некоторым трудом и жестикуляцией я заставил его понять наши символы, которые выражали предложение: "Мы, Алериэль, Арауниэль и Эзариэль, прибыли на эфирном корабле с прекрасной планеты возле Солнца". Когда он понял, что я написал, он что-то сказал другому марсианину, который выразил большое удивление и изумление. Затем, сделав небольшую паузу, как бы в раздумье, он достал из складок своего халата коробку, из которой вынул лист похожей на ткань материи, на котором крупными и грубыми буквами начертал систему небесных рисунков, не такую, как наша, но достаточно похожую на нее, чтобы быть понятной нам:

"Добро пожаловать в наш марсианский мир. Не раскрывайте, кто вы, или что вы прибыли с планеты рядом с Солнцем, во имя Бога." Это подтвердило наше решение сохранить инкогнито. Было очевидно, что если наша природа будет раскрыта, то это будет опасно для других, если не для нас самих. Поэтому я символически выразил согласие, как и два моих товарища.

Затем я написал иероглифами:

"Я хочу выучить ваш марсианский язык".

Здесь возникла трудность, поскольку их языковые символы, очевидно, отличались от наших. Но жестом я показал им, что имею в виду, и он тут же написал:

"Приходите ко мне домой, и я научу вас".

Затем он сделал несколько знаков женщине, которая вышла через другую дверь и вскоре вернулась с халатом гораздо меньшего размера, чем ее собственный (который, вероятно, принадлежал одному из ее детей). Она накинула его на меня, а на голову накинула капюшон, похожий на мех.

Наступал вечер. Солнечный свет перестал пробиваться сквозь насыщенные цвета витражей. Ясное небо украшали звезды в тех же созвездиях, которые вы так хорошо знаете – ведь звездный небосвод одинаков для всей Солнечной системы. Даже расстояния между нами и Нептуном недостаточно для серьезного смещения в созвездиях. Южный Крест, Орион и Сириус, как и на Земле, сверкали в темноте, а румяные деревья стали темно-малиновыми, а в тенистых местах почти черными.

Мы прошли по лесной тропинке, где во мраке вырисовывалось множество странных форм. В конце концов мы достигли небольшого холма, покрытого скалами, под одной из которых, приютившись в углу, стоял куполообразный дом, подобный тому, который мы покинули. Мой проводник провел меня внутрь. Там была такая же комната, как и другие, украшенная многими тысячами символов, написанных на стенах и крыше.