10000 лет во льдах

Взгляд на планеты

Дальнейшие открытия с помощью телескопа майора Титуса

В течение недели, последовавшей за воскресеньем, в которое я принял приглашение майора Титуса на ужин, а затем стал свидетелем его необычной конструкции сферической линзы и зеркала, последнее из которых, к сожалению, лопнуло до завершения наших наблюдений за планетами, как подробно описано в журнале "Аргонавт" от 27 августа, я снова поднялся по лестнице к дому майора ближе к вечеру, и был рад найти его дома.

– Я рад, что вы пришли сегодня вечером, – сказал майор, пожимая руку, – поскольку я закончил свои дела здесь, я намерен присоединиться к своей семье на побережье завтра и, вероятно, не вернусь в течение трех или четырех недель. Таким образом, мы могли бы упустить нынешнюю наиболее благоприятную возможность изучения основных планет. Вы уже пообедали? Тогда заходите и выпейте бокал мараскино24. Я как раз заканчиваю обедать, – и он повел меня в столовую.

– Да, это было несколько неудачно, – заметил он в ответ на мой намек на разбитое зеркало в прошлый раз. – Это была моя вина. Несчастные случаи будут происходить, вы же понимаете. На этот раз, однако, мы будем более осторожны и начнем раньше – немного после полуночи. Высшие планеты сейчас быстро движутся на запад, поскольку солнце с каждым днем оставляет их все дальше и дальше позади.

Проведя вечер за бильярдом и пикетом – майор был искусен и в том, и в другом, – около полуночи мы удалились в своего рода лабораторию, где мой хозяин, как и в прошлый раз, принялся замешивать в ступке клейкое вещество, добавляя различные порошки и растворы различных флуоресцирующих тел, природу которых он выяснил, как было объяснено ранее, до тех пор, пока состав не достиг нужной консистенции и химического характера, когда мы перешли на крышу, я нес спиртовку, как и раньше, а он раствор. Мы вкатили кабину, содержащую приемные линзы и экран, в положение для наблюдения за планетами, некоторые из которых уже поднимались на востоке, а затем приступили к работе по надуванию чудовищной сферической линзы на крыше кабины, что было успешно выполнено, как и раньше, так же как и надувание ртутного сферического зеркала на крыше дома.

– Теперь, – сказал майор, когда все приготовления были завершены, – у нас будет выбор Нептуна, Сатурна, Юпитера, Марса или Венеры для осмотра в первую очередь, как нам заблагорассудится. Сатурн, который вы видели, когда были здесь в последний раз. Уран сейчас находится почти в соединении с Солнцем и, следовательно, невидим, и условия не благоприятны для наблюдения Меркурия. Если вы хотите начать с Нептуна, мы так и сделаем, но я предупреждаю вас, что он, самый дальний странник нашей системы, мертв бесконечно дольше, чем Сатурн, и покажет вам только вид ужасного запустения. С другой стороны, Уран существует, я должен сделать вывод из его внешнего вида, в совершенно других условиях. Вместо того, чтобы быть мертвым и замороженным, как Сатурн и Нептун, как можно было бы предположить из положения его орбиты, промежуточной между этими двумя, он по-прежнему является хранилищем жизни – странной, гигантской и гротескной. В его атмосфере есть определенные очевидные особенности, которые я еще не смог определить, хотя в настоящее время я занят созданием инструмента, который в связке с этим телескопом даст их анализ, когда он в следующий раз станет подходящим местом для наблюдения. Эти особенности, по-видимому, состоят в присвоении актинических свойств солнечных лучей, какими бы слабыми они ни были на таком огромном расстоянии, чтобы сделать их почти такими же эффективными, как на нашей собственной планете. Вы знаете разницу между фактической жарой на вершине высокой горы и на равнине внизу. Учитывая вертикальное солнце, на горе вы можете замерзнуть, в то время как на равнине вы бы задохнулись от жары до смерти, все это доказывает, что жара является результатом того, что называется актиническое воздействие солнечных лучей на атмосферу. Короче говоря, свойство атмосферы Урана таково, что она выделяет тепло в достаточных количествах для сохранения жизни. У Урана есть и еще одна замечательная особенность, которая заставляет сожалеть о том, что вы не можете его увидеть. Я обнаружил, что его полюса находятся в плоскости его орбиты, то есть, используя знакомую метафору, вместо того, чтобы вращаться вокруг своей оси, как другие планеты, на манер волчка, он вращается вокруг нашего центрального солнечного колеса. Его четыре спутника следуют его примеру и вращаются вокруг него, как и все обычные луны, в плоскости его осевого вращения. Затем происходит так, что одно полушарие Урана – то, которое обращено к солнцу, – всегда находится в вечном лете и вечном дне, в то время как противоположное полушарие неизбежно обречено на вечный лед, ночь и смерть. Здесь нет времен года, хотя есть градации температуры – солнце на полюсе, кажется, описывает круг небольшого диаметра вокруг зенита в небесах каждые восемьдесят четыре года, в то время как наблюдателю на экваторе оно кажется постоянно вращаться вокруг горизонта. Даже на расстоянии, с которого я осматривал планету в телескоп, я мог обнаружить признаки растительности и живых существ, перед размерами которых шестидесятифутовые и восьмидесятифутовые пропорции наших первобытных монстров побледнели бы, судя по их соотношению с расчетным измерением почвы, в которой они обитают. Но моя самая сильная бинокулярная увеличительная линза в двести диаметров была недостаточно мощной, чтобы показать больше, чем это, и теперь у меня есть еще одна увеличительная линза в восемьсот диаметров, которую я применю к Урану в следующем месяце, когда он станет утренней звездой. Поэтому я предполагаю, что вы предпочтете продолжить изучение Юпитера, в котором мы были потревожены в прошлый раз, и, поскольку ночь на удивление ясная, я включу линзу на двести диаметров, что приблизит планету к видимому расстоянию в чуть меньше тридцати миль.

Сделав это, майор вышел, чтобы отрегулировать сферическое зеркало, оставив меня в каюте, чтобы сфокусировать изображение на экране. После того, как многочисленные неподвижные звезды пересекли поле, снизу вверх устремилась та же широкая полоса света, которую я описал ранее. Я сфокусировал принимающую линзу, пока край не принял четкие очертания, а затем, откинувшись на спинку кресла, включил бинокль. Сначала мои глаза не могли уловить природу представленной сцены. Она была серовато-белого оттенка и, казалось, была наделена собственным движением, независимым от движение изображения по экрану. Постепенно я убедился, что смотрю на волнующееся море пара – его можно было бы назвать туманом – полностью скрывающим поверхность планеты. Помимо восходящего движения изображения по экрану и вялого эвольвентного движения масс пара между собой, наблюдалось медленное боковое движение справа налево. Это убедило меня в том, что плоские полярные области планеты проплывали под моим взглядом. Созерцание этого унылого пространства сероватых облаков становилось все более монотонным, когда внезапно показалось, что тысячи циклонов разразились с невероятной яростью, и облака с огромной скоростью понеслись влево от экрана. Я чувствовал, что, должно быть, достиг границы одного из экваториальных поясов, и, зная, что сфера почти в триста тысяч миль в окружности, вращающаяся за десять часов вокруг своей оси, должна производить потрясающую аналогию с нашими собственными пассатами, я не был готов к жестокости зрелища. Наблюдение облачного урагана, несущегося со скоростью тридцать тысяч миль в час было действительно рассчитано, чтобы произвести на меня впечатление возвышенной концепцией силы, с которой ничто на нашем маленьком земном шаре не сравнимо. Затем в теле урагана появился спокойный участок, и я понял, что смотрю сквозь облака на огромное морское пространство. Я невольно потянулся к шестерне приемной линзы и перефокусировал ее, поскольку увидел, что планета и ее поверхностное море были на много сотен миль ниже их туманной оболочки. Море стеклом лежало перед моим взором, представляя странный контраст с атмосферной войной, которая бушевала над ним. Ни одна рябь не потревожила поверхность этой спокойной, инертной, серо-стальной пустыни вод. Вся сцена выглядела холодной и безрадостной, и, признаюсь, я испытал чувство облегчения, когда стремительный ураган пара снова завладел сценой. За этим последовал период затишья, облачные массы, казалось, вяло перекатывались между собой, пока появление другого урагана, еще более сильного, чем раньше, не убедило меня в том, что непосредственно экваториальный пояс Юпитера теперь проходит по экрану. Затем, так же внезапно, появилась еще одна трещина в оболочке, и когда в поле зрения появилось то же самое унылое море, я напряг зрение, пытаясь обнаружить в нем какие-либо следы жизни. Если бы таковые существовали, я едва ли смог бы обнаружить их на расстоянии тридцати миль, если бы они не были самого гигантского вида. Я окликнул майора, находившегося снаружи, и расспросил его об этом предмете.

– Я нахожусь в такой же неопределенности, как и вы, – ответил он, – пока не обрету свою новую мощь увеличения. Однако у меня сложилось впечатление, что на Юпитере есть образцы океанической или амфибийной жизни, не отличающиеся от той, которая населяла нашу собственную землю в водную эпоху, хотя я не сомневаюсь, что потомство рептилий этой планеты-монстра превосходит наш собственный первобытный выводок в том же соотношении, в каком его масса превосходит нашу. Умеренная жара подразумевает медленное развитие; медленное развитие, размер и долговечность. Влага способствует размножению гигантских форм жизни. Я не удивлюсь, обнаружив некоторых известных ящеров и, возможно, птиц, с моей новой мощью, хотя я пока не обнаружил никаких следов земли. Это, однако, может быть легко объяснено из-за сравнительно небольшой площади истинной поверхности планеты, видимой сквозь облака. И все же я не уверен в существовании континентов любого размера, поскольку, как вам известно, плотность Юпитера лишь немногим превышает плотность воды; и этот факт в сочетании с аномальным растяжением в экваториальной области, вызванным огромной центробежной силой, возбуждаемой столь обширной сферой, вращающейся с такой огромной скоростью, кажется, указывает на вывод о том, что океаны, возможно, на многие тысячи миль в глубину, покрывают большую часть планеты.

Пока он говорил, по экрану пронесся еще один облачный ураган, за которым последовал еще один узкий каньон спокойствия. Снова глядя на спокойные воды внизу, я заметил какой-то темный объект, который, казалось, двигался по их поверхности. Я приковал к нему свой взгляд и почувствовал, что не могу ошибиться. Здесь, сейчас, было то, на что я мог настроить свой фокус гораздо лучше, чем на облака или спокойную воду, и поэтому я перенастроил принимающую линзу, а также окуляры бинокля. Объект приобрел четкость и отчетливость. Очевидно, это было какое-то живое существо, и я знал, что оно должно быть огромного размера, чтобы быть видимым на расстоянии тридцати миль. Я позвал майора, рассказал ему о своем открытии и попросил его прийти и посмотреть на него.