Брониславка

Глава 3

Автобус и машина райвоенкома подъехали к школе, где был назначен сбор, около четырех часов вечера. Районный военком Пал Палыч Мурзин скоренько выбрался из автомобиля и скомандовал собравшейся группе ребят:

– По машинам! – и весело подмигнул.

Началась обычная суета, которая часто бывает при посадке в автобус неорганизованной толпы семнадцатилетних парней, сопровождаемая шутками-прибаутками, тычками в спину и прочими подзатыльниками. Когда все расселись по местам, подполковник Мурзин лично проверил списочный состав доверенного ему «подразделения» и скомандовал уже водителю: «Трогай за мной!».

К этому времени подъехал и Смирнов на «Газели», и кавалькада устремилась к видневшемуся на горизонте лесу. Там был оборудован полигон для проведения стрельб. Когда машины подъехали к пропускному пункту, произошла небольшая задержка, но военные препятствий не чинили, и ребят вывезли на большую открытую поляну, на которой уже были установлены палатки, где «бойцы» должны были спать, а немного в стороне дымила полевая кухня, у которой хозяйничали два повара, прикомандированные из районной столовой. Автобус остановился, двери раскрылись, и пассажиры спрыгнули на уже примятую траву. Подполковник Мурзин скомандовал: «В одну шеренгу стройся!» – и парни быстро выстроились. К Мурзину подошли майор и великанистого роста старший сержант и о чем-то активно начали совещаться. Затем майор повернулся к ребятам и скомандовал: «Равняйсь, смирно! Здравствуйте, бойцы!» – а «бойцы» дружно заорали в молодые глотки: «Здравия желаем!!» – после чего майор скомандовал: «Вольно», – и все расслабились. Далее майор сказал:

– Товарищи бойцы! Для начала позвольте представиться: начальник полигона №№… Министерства Обороны Российской Федерации майор Гладилин. Согласно приказу Министра Обороны на базе данного полигона разрешено провести «Один день в армии». Конечно, этот день похож на армейский весьма отдаленно, ведь каждый из вас знает, что завтра он вернется в уютный и родной дом, но все-таки какое-то понимание распорядка и дисциплины вы прочувствуете. Сегодняшний день будет посвящен общему знакомству с полигоном и стрельбищем, а завтрашний ориентирован как, примерно, армейский день новобранца.

Итак, сегодня мы пройдемся по полигону и посетим стрельбище, где вы завтра покажете, я не сомневаюсь, какие-нибудь результаты. Кстати там, на стрельбище, вы установите сделанные вашими руками мишени и по ним завтра будете стрелять. Примерно в шесть вечера мы должны вернуться на ужин, составленный по нормативам Вооруженных Сил России, а потом немножечко потренируемся на плацу. В двадцать два часа – отбой. Помните, что завтра должен быть напряженный день. Представляю вам вашего командира на ближайшие сутки: старший сержант Мальков.

Высокий военный стал смирно и поднес руку к козырьку. Майор меж тем продолжил:

– Завтрашний день я обрисую в общих чертах: в семь ноль-ноль подъем, обязательно физическая зарядка, солдатский завтрак. В девять часов – на плац, изучать строевые приемы, затем повторение устройства автомата Калашникова, приемы стрельбы из него, разборка-сборка. А в двенадцать часов планируется то, ради чего большинство из вас и ехало сюда – практические стрельбы из автомата. У каждого из вас будет по пять патронов. В четырнадцать часов обед, а после него подведение итогов стрельб, уборка следов вашего пребывания на полигоне – и домой. Вопросы имеются?

Парни снова грохнули: «Никак нет!» – и майор скомандовал: «Разойдись». К парням подошел старший сержант и, поскольку он был с большинством знаком, поздоровался с каждым за руку. Потом приказал построиться в колонну по два и направил их к «Газели», где находились завтрашние мишени. Чередуясь, парни понесли фанерные щиты на стрельбище. Идти было недалеко. Мишени установили быстро, а потом Мальков провел общий обзор по полигону. Его бас гулко отэхивался от окружающего леса так, что казалось, будто он дважды повторяет одно и то же.

Когда в одиннадцать вечера прозвучало: «Отбой!» – все расположились по своим местам. Семка и Бронислав лежали рядом, и, поворочавшись немного, Семен тихо спросил:

– Как думаешь, что будет завтра?

– А что тебя волнует? – спросил Бронислав.

– Ну, если… Если твоя штука сработает как надо?

– Сема, завтра все и посмотрим и увидим. Я, конечно, уверен, что не ошибся, но все может быть. Вдруг пойдет какой-нибудь особый дождь и смоет всю мою задумку, как корова языком.

Бронислав не кривил душой, он постоянно прокручивал варианты того, что его задумка – плод его воображения, что солнечные лучи, или проливной дождь, или удар молнии нанесут непоправимое повреждение рожденной им, созданной, особой материи, – и всё пойдет прахом. Где-то между грудью и животом у него все сжималось и ломило, это ощущение периодически нарастало, потом чуть утихало, но не исчезало совсем. В буквальном смысле хотелось сорваться с места, куда-нибудь бежать, крича что-то бессмысленное, было желание завыть смертельно пораженным зверем. Именно сегодня он впервые в жизни ощутил то, что его бабушка называла «томко на душе», Сергей Есенин – «плакать хочется». Конечно, он держал эти ощущения глубоко в себе, ничем не выдавая волнений и переживаний по поводу завтрашнего дня. Постепенно все стихло, обитатели палатки уснули, ведь их ничто не тревожило, а Бронислав пролежал, только на мгновения погружаясь в зыбкий неверный сон и снова выныривая на поверхность реальности.

Время обладает удивительной способностью то замереть как будто, и все вокруг тогда затормаживается, делается вялым и сонным, минуты кажутся часами, а дни до того долги и нудны, что хочется волком завыть на Луну; то ускоряется без видимой причины, и все вдруг начинает нестись с бешеной умопомрачительной скоростью, – хоп, и месяц пролетел, и год проскакал. Но это ощущение, конечно, чисто субъективное, а на самом деле время неуклонно ведет свою нить, не замедляясь, не останавливаясь и не ускоряясь.

Как бы то ни было, подошло время главному мероприятию «одного дня» – стрельбам. Само стрельбище было устроено в естественной котловине, перед глазами стреляющих возвышалась высокая песчано-глиняная стена, поглощавшая все пули, летящие в нее. Сколько помнили жители окружающих сёл, это место всегда использовалось только по одному назначению: здесь учились стрелять солдаты царской армии, красноармейцы и белогвардейцы, даже в Великую войну фашистские солдаты и офицеры упражнялись в этом полуовраге. Только об одном не слышали ни жители, ни историки: не использовалось это место для расстрелов ни одной из воюющих сторон, – а почему, неизвестно.

Итак, первая пятерка «бойцов» заняла огневую позицию. Позади лежащих негромко гудел басом Мальков, исправляя то или иное упущение, которое неизбежно при первом использовании боевого оружия – мальчишки волновались. И вот команда: «Огонь!» Суетливость и волнение привели к тому, что кто-то палил, не глядя куда, кто-то, как часто бывало, перевел оружие на автоматическую стрельбу и сразу выпустил все пять пуль. Но кое-кто, взяв себя в руки, вел прицельный огонь. Первая пятерка отстрелялась и под руководством Малькова зашагала к своим мишеням, чтобы посмотреть на результат. Но результата и не было, ни одна пуля отметины в мишени не оставила. Парни тщательно разглядывали свои мишени, пытаясь найти хоть какой-нибудь след попадания и не обращая внимания ни на что остальное, но старший сержант вдруг заметил некую странность. Он хорошо помнил, как второй и пятый стрелки тщательно прицеливались, и потому смотрел только на их мишени, а потом, машинально опустив взгляд, увидел эту самую некую странность: на земле перед мишенями аккуратно лежали пули, перед второй две, а перед пятой аж четыре. Мальков наклонился и потрогал пули, они были еще горячие, но совершенно недеформированные. Это его несколько смутило, он задумчиво смотрел то на мишени, то на пули, лежащие под ними, и придя к решению, скомандовав: «Всем на линию огня», – и не дожидаясь никого, быстрыми шагами рванул к майору Гладилину. Подойдя к стоявшим вместе Мурзину и Гладилину, он начал что-то им говорить, а они, в свою очередь внимательно уставились на него, словно Мальков рассказывал «бородатый» анекдот.

Когда старший сержант закончил свое повествование, оба военных под его предводительством направились в сторону мишеней, где и убедились в правдивости его слов. Недоумение в умах офицеров нарастало, признать, что пуля калашниковского автомата не смогла пробить обычную фанерку категорически было невозможно. Это было нелепо. Это был абсурд. Этого просто не могло быть никогда!!

– И что, уважаемые господа, нам теперь делать? – прервал молчание майор.

Подполковник задумчиво поглядел на мишени, кучку пуль под ними и попросил майора:

– А давайте мы сами все проверим. Постреляем, товарищ майор?

– Правильно, – согласился Гладилин и обратился к старшему сержанту, – организуйте, Мальков.

Когда старший сержант вернулся со снаряженным автоматом, Мурзин, отойдя метров на пятнадцать выпустил короткую очередь в центр второй мишени, пять пуль аккуратно ссыпались на землю – мишень осталась неповрежденной.

– Товарищ старший сержант, – обратился подполковник к Малькову, – переверните мишень тыльной стороной.

Когда это было исполнено, он выпустил еще очередь, и теперь эффект оказался немного другим: нет, пули не пробили мишень и также ссыпались на землю, но изнаночную сторону они все же повредили. В фанерной изнанке появились точечные расщепы в тех местах, куда пули врезались, но переднюю, лицевую, сторону они не прошили. Мурзин, поставив автомат на предохранитель, передал его сержанту, а сам сдержанно и спокойно сказал:

– Товарищи, мы столкнулись с необычным и, надо сказать, очень важным явлением. По сути дела, мы имеем броневую защиту необычной прочности и, вероятно, необычных свойств. Я догадываюсь, кто это мог учудить, но, прежде всего, хочу отметить следующее: не в нашей компетенции решать любые вопросы по этому материалу – это дело нашего высшего руководства, а, скорее всего, руководства страны. Я, как старший по званию, принимаю следующее решение: доложить по руководству, и немедленно; о том, что здесь произошло знаем только мы трое. – наша задача сохранить это в секрете до получения дальнейших указаний. Согласны?

– Так точно, – ответили оба военных, но Мальков еще и спросил:

– А что ребятам сказать?

– Я все сейчас скажу сам. Главное, повторюсь, держать это дело в строгом секрете.

Подполковник направился к парням, ожидающим уже и неизвестно чего. Подойдя, он произнес речь, направленную на попытку нивелировать ситуацию:

– Бойцы! – начал он. – Произошло маловероятное событие, но стрельбы наши закончились. Парни зашумели было, но Мурзин их перебил: – Автоматы, которые мы хотели использовать, оказались негодными, бракованными. Это дело нужно срочно расследовать, а пока обо всем, что вы здесь видели, прошу вас молчать, никому ни-ни. Теперь все направляются к местопребыванию, убираем за собой, если где насвинячили, ничего не забываем – и домой.