Вычислитель. Тетралогия

* * *

Эта ночь была ужасна. Два вымокших до нитки человека, мужчина и женщина, просидели на ящике до утра, обнявшись, иногда проваливаясь в дремоту, но и в дремоте чутко прислушиваясь к каждому звуку болота. Но еще хуже, вероятно, пришлось шестерым, не имевшим иной постели, кроме охапки мокрых водорослей. Когда Кристи думала о них, холодные мурашки стаями бегали по ее коже. И вместе с тем она чувствовала злорадство: не нашли! не ограбили! не убили, чтобы отобрать ящик – трон для своего пахана…

Ее злорадство усилилось, когда она подумала о том, что их пищевые брикеты уже, вероятно, поделены и съедены. Тем лучше! Сделка была честной. Пусть-ка поохотятся на головастиков, любители мокро сидеть, зато сытно есть, давно пора!

Перед самым рассветом немного развиднелось; в грязной мути неба проступило слабое зарево какой-то из лун. Можно было идти, но на этот раз Эрвин решил дождаться дня. Когда стало светло и в редеющем тумане удалось различить вдали лежку неудачливых ночных охотников, он покричал им и помахал над головой шестом.

– Мы не будем их ждать? – осипшим голосом спросила Кристина.

– Зачем? По-моему, мы легко обойдемся без них.

– Вчера ты говорил иное. – Кристи попыталась откашляться, но ее голос остался осипшим.

– Шучу. Но они должны поверить, что это не шутка.

Очертания шести человек, оставшихся позади, долго не желали таять в тумане. Встающее на востоке красное зарево споро подбирало сырость над болотом, и два человека, связанные между собой грязной веревкой, шли навстречу зареву, а за ними по потревоженному зыбуну с шелестом и шипением волочился ящик.

Через полчаса сделали большой крюк, обходя заведомую топь, и подверглись нападению небольшой змеи, которую Эрвин заметил вовремя и просто-напросто отшвырнул концом шеста. А спустя еще час неожиданно наткнулись на человека.

Даже Эрвину потребовалось усилие, чтобы поверить, что перед ним именно человек, а не очередной представитель болотной фауны. Все в нем протестовало против определения «человек» – и крайнее истощение, и перемежающиеся слои давнишней и свежей грязи, совершенно скрывшие обрывки одежды, и волосы, сбившиеся в неимоверный колтун, и полная грязи и водорослей борода, и черное лицо. Лишь глаза – воспаленные, полные гноя и боли – говорили о том, что это все-таки человек, а не человекоподобное пресмыкающееся.

Человек не шел – полз. Он не мог идти: его правая нога была сломана и, раздувшаяся, примотанная оторванными от штанины полосами к обломку шеста, безжизненно волочилась по грязи. Упорно, неостановимо, оставляя за собой борозду, человек с глухим рычанием подтягивался на локтях, подтаскивал под себя здоровую ногу, бросал тело на полшага вперед и медленно, с мучительным стоном поднимал лицо над болотной жижицей, моргая и щурясь перед следующим броском.

Эрвина и Кристи он заметил в пяти шагах, а заметив, перестал стонать и с рычанием попытался сесть, опираясь на левую руку, тут же ушедшую в зыбун по локоть. В правой руке оказался обломок ножа. Черные губы шевельнулись:

– Не…под…хо…ди…у…бью…

Брезгливость и жалость боролись в глазах Кристины. Потянув носом воздух, Эрвин обошел ползуна, заходя с наветренной стороны.

– Не тронем. Давно ползешь?

Человек не то зарычал, не то застонал, с ненавистью глядя на Эрвина.

– Между прочим, Счастливые острова в противоположной стороне, – заметил тот.

Судя по всему, человек это знал.

– Надо найти головастиков, – сказала Кристи.

– Зачем?

– Он умирает с голоду.

– А ты хочешь, чтобы умерли мы? Ты еще скажи, что мы должны взять его с собой к Счастливым островам, куда он вовсе не хочет.

– Все равно. – Кристи вызывающе тряхнула головой. – Ты как хочешь, а я поохочусь. Для него. Пусти!

Эрвин придержал ее за веревку.

– Хорошо подумала?

– Да! И не вздумай мне мешать!

Казалось, Эрвин колеблется. Затем он ухмыльнулся и почесал щетинистый подбородок.

– Идет. Поохотимся вместе.

Поиски в лужах дали четырех головастиков. Эрвин подвигал кадыком, когда Кристи завладела ими, но сказал только: «Поосторожнее», – и вовремя, потому что человек внезапно махнул наотмашь обломком ножа, едва не распоров женщине ногу.

– Предупреждал ведь, – проворчал Эрвин, завладевая пищей. – Эй, ты! Есть будешь? В нашей забегаловке закуска бесплатная.

Новый взмах обломком ножа. Не удержав равновесия, человек плюхнулся лицом в грязь, но сейчас же с рычанием поднял голову.

– Дурак, – прокомментировал Эрвин, садясь на корточки. – Дают – бери. Мы не голодны. Нас выгнали на болото всего три дня назад, не видно разве?

Человек со стоном перевалился на другой бок. Было ясно, что он ни за что не хочет расстаться со своим жалким оружием, но все же решил рискнуть опереться на вооруженную руку. Вслед за тем грязная лапа в одно мгновение сгребла извивающихся головастиков с ладони Эрвина и, не уронив ни одного, столь же мгновенно вбила их в распахнувшийся провал рта. Человек яростно заработал челюстями.

– Мы не враги, – участливо проговорила Кристи.

Человек не обратил на нее внимания. Его воспаленные безумные глаза вперились в Эрвина как приклеенные.

– Еще, – сказал он. – Есть. Ты кто? Почему? Еще.

– Давно ползешь? – спросил Эрвин.

– Давно. Нет. Не знаю. Еще.

– Ты с Гнилой мели?

– Нет. Не дошли. Заблудились. Солнца нет. Еды мало. Совсем нет еды. Людей много… было. Еще!

– Куда ты ползешь?

– Назад. На берег. Где твердо. Не мягко, не жидко. Твердо. Меня простят, я знаю. Я доползу. Болото кончится. Меня простят. Еще еды!

Эрвин жестом остановил Кристи, собиравшуюся что-то сказать.

– Дорога впереди безопасна? На каком протяжении?

– Еще еды!

– Сначала расскажи о дороге.

– Чисто. Два, три дня ползком. Может, четыре, не помню. Еды! Дай еды!

– Извини, – сказал Эрвин, поднимаясь с корточек, – у меня больше нет. Мне очень жаль.

Ползущий человек был еще виден, когда Кристи на ходу обернулась к Эрвину, готовая вылить на него гнев и презрение, и осеклась – занятый какими-то своими мыслями, Эрвин молча качал головой.

– Что? – спросила Кристи.

– Ничего. Чистоплюй я, оказывается. Всегда полезно узнать о себе новое, но не всегда приятно.

– У него гангрена, да?

– Она самая. Но он умрет не от нее. Хорошо бы на него наткнулся Юст и утопил из жалости. Я, как видишь, не смог.

– Юст – из жалости?

– А мне плевать ради чего. Пусть хоть для удовольствия… или зарежет на мясо для себя и своих остолопов. Только это вряд ли: животы еще не подвело, побоится бунта. Заметила, как наш ползун успокоился, когда узнал про наши три дня на болоте? Мы еще не готовы к людоедству, вот в чем дело. На его беду. Далеко он не уползет, это ясно. Достанется змеям, а это… малоприятно.

– Мог бы, по крайней мере, найти ему еще пару головастиков.

– Хватит и того, что мы дали. За информацию надо платить. Мы заплатили.

– Он человек! – Кристи попыталась крикнуть, но ей удалось лишь просипеть.

– Он мертвец, и нам с тобой этого не изменить. А мы с тобой хотим дойти до Счастливых островов.

Несколько минут они шли молча, держась возле борозды, оставленной ползущим человеком. Понемногу плечи Кристины начали вздрагивать, и когда рыдающий крик перепугал мелких крылатых созданий, кормящихся на лету болотными насекомыми, Эрвин был готов к этому.

– Сволочи! Гады! Чистенькие! Изгнание – высшая мера! Нет презренной профессии палача! Не существует за ненадобностью! Жечь людей лучеметом – гуманизм не позволяет! Толкнуть в кордонный невод, чтобы порвало на мелкие кусочки, – тоже нельзя, человеческая жизнь священна! Ни один законопослушный кретин не должен быть запятнан убийством! Идите – впереди Счастливые острова! Ах, сволочи!..

– Перестань, – хмуро приказал Эрвин.

– Это придумали такие же чистоплюи, как ты! Скажешь нет? Ну скажи!

– Да, – сказал Эрвин. – Это придумали такие чистоплюи, как я. Другие чистоплюи возвели придумку в закон, третьи не возразили. Четвертые за чистоплюйство платят. А теперь прекрати истерику, успокойся и смотри под ноги.

– Я спокойна!

– Тебе так кажется. Можешь заодно опротестовать закон всемирного тяготения. Очень перспективно.

– Ты! – Кристи с яростью обернулась. Какое-то мгновение Эрвину казалось, что она кинется на него, как дикая кошка. – Скотина! Мразь! Ублюдок!

– Я ублюдок, который хочет дойти до Счастливых островов, – напомнил Эрвин.

– Засунь их себе в задницу, свои острова!

– Рад бы – не влезут. – Эрвин улыбнулся углом рта. – Стоп. Клади шест. Привал до готовности.

– Я могу идти!

– Ты – можешь. А я не пойду с тобой в связке, пока ты не придешь в себя. Садись, отдыхай. Я пока поищу головастиков, перекусим. Вон та лужа, по-моему, перспективная. Любишь головастиков, а?