Морально испорченная

Глава 25

Адриан

16 лет назад

После убийства родителей я понял одну вещь. Каким бы умным ни был ребенок, он всего лишь ребенок. И никто не воспринимает ребенка всерьез.

Я потратил столько времени, пытаясь убедить полицию, что никакого ограбления не было, но вскоре стало ясно, что они никогда не станут слушать четырнадцатилетнего подростка. Даже когда я рассказала им о незнакомце, Греге, и списке, который ему дали мои родители.

— Это не теория заговора, парень, — сказал мне один из полицейских.

Мне пришлось стиснуть зубы и идти дальше, зная, что я должен сделать это сам, если действительно хочу что-то изменить.

Но будучи не несовершеннолетним, у системы были на меня другие планы. Большинство из которых были связаны с чередой приемных семей в районе Бостона. Я побывал в двух домах, до того как понял, что это не для меня. В первом из них всё было хорошо, если под «хорошо» тот минимум, который необходим для поддержания жизни. Меня перевели из него, когда в доме стало слишком много детей, все до десяти лет.

Во втором доме, однако, жили еще три мальчика-подростка. С первой же встречи мне стало ясно, что если издеваются раз, то издеваются всегда. Они бросили один взгляд на мою тощую фигуру, высмеяли и превратили мою жизнь в ад. Я пробыл там в общей сложности три месяца, пока порезы и синяки накопились до такой степени, что нормальная деятельность превратилась в тяжелую работу. Я ковылял, а не шел, потому что у меня, вероятно, были сломаны кости. Для тех детей это означало слабость, и был открыт сезон для худшего.

В ночь, когда я сбежал, я едва мог двигаться. Я украл велосипед и крутил педали так быстро и так много, как только мог, пока в какой-то момент не упал.

Может быть, мне повезло, а может, это было мое несчастье, но место, где я упал, по иронии судьбы оказалось рядом с Базиликой Пресвятой Богородицы Вечной Помощи.

В какой-то момент я потерял сознание, но, очнувшись, обнаружил, что лежу в теплой постели, и все мои раны обработаны. Они внимательно посмотрели на меня и поняли, что я беглец, и поэтому предложили мне остаться там.

В Базилике также была гимназия, в которую меня быстро зачислили. Все это казалось слишком хорошим, чтобы быть правдой, пока я не понял, как я должен был платить за свое содержание.

Для костлявого паренька, которого всегда дразнили, возможность научиться драться и при этом зарабатывать деньги на стороне казалась просто небесами — в буквальном смысле.

Я также видел в этом шанс добиться чего-то своего, чтобы в будущем одолеть Хименеса.

Я тренировался, возможно, усерднее, чем все в моем квартале. Прошло совсем немного времени, и я провел свой первый успешный бой. После этого началась череда легких побед, большинство из которых были обусловлены постоянно увеличивающейся мышечной массой и внезапным скачком роста.

К началу шестнадцати годам я был таким же большим и массивны, как все старшие бойцы. Это, похоже, забавляло старших, и они каждый раз устраивали мне поединки с более опытными бойцами. Когда я одержал свою самую трудную победу, на меня обратил внимание некий Эндрю Галлагер. Он был в гостях у новобранцев и решил, что я могу пойти с ним.

Разница между небольшими боями и боями в яме Галлагера была колоссальной. Я быстро понял, что в этой новой обстановке нужно убивать или убью тебя.

В буквальном смысле.

Бои в яме Эндрю не были обычными боями ММА. Это были жестокие бои, бои за свою жизнь. Именно здесь делались настоящие деньги. В Бостоне было несколько арен, на каждой из которых поочередно проводились различные бои. Законность или незаконность этого была столь же очевидна, как и то, что несовершеннолетних заставляли драться за еду.

Но я понимал, что это был мой шанс выжить в этом жестоком мире и завести связи. Я быстро осведомился, что значило имя Хименес в подпольном мире. И если и есть способ борьбы с огнем, то это огонь.

С моей первой драки, моего первого убийства, моей первой вылазки в пит-файт, я стремился стать лучшим.

Зверюшка Эндрю, называли они меня. И не ошибались. Я был послушным, но смертоносным. По их мнению, это лучшее сочетание.

Прошло два года. Два года, в течение которых я почти еженедельно сражался на сцене Эндрю. Два года, за которые накопилось множество трупов, а мои руки омылись кровью. Два года я наблюдал, как с каждым ударом кулаков моя человечность вытекает из моего тела.

Я смотрю на опухшую кожу на костяшках пальцев и вздыхаю, перетягивая повязку и закрепляя ее на месте. Встаю и осматриваю свое скудное жилье. Это небольшая комнатка с односпальной кроватью и ванной. При всех моих заработках за эти годы, я предпочитал спартанский образ жизни. Я иду в ванную и достаю из зеркального шкафа какую-то мазь. Внимательно осматриваю свое избитое лицо на предмет открытых ран и обильно наношу мазь на уголок рта и под глаз. Последний ублюдок, с которым я сражался, пару раз хорошенько приложил мне по лицу.

Чем успешнее я становился на арене, тем меньше времени у меня оставалось между боями. По логике, это не имело смысла, если ты заботишься о лучшей форме своего бойца. Но эти ямы максимизировали полезность. У них для каждого был свой срок годности, поэтому лучше выжать каждый кусочек прибыли, пока не поздно.

Мой последний бой был всего лишь четыре дня назад. И все же, на завтра у меня запланирован еще один.

Вздохнув, я выхожу из комнаты и направляюсь в спортзал, чтобы продолжить тренировку.

Как только я вхожу, пожилой мужчина оглядывает меня с ног до головы.

— Ты мальчик Эндрю?

— Да, сэр, — отвечаю я, усвоив, что с этими людьми уважение это очень важно.

— Как тебя зовут?

— Адриан Барнетт, сэр. — Он щурит глаза и поджимает губы.

— И когда у тебя следующий бой?

— Завтра вечером.

— Хорошо, хорошо. У нас новобранец. Эндрю хочет, чтобы ты обучил его, показал ему что к чему.

— Новобранец? — спрашиваю я. Странно. Обычно бойцы не должны обучать новобранцев.

— Да, ну... с тобой у него больше шансов. Он немного исхудал, как по мне. Не понимаю, что он здесь забыл. Но эй, босс сказал сделай, мы делаем.

Я медленно киваю в знак понимания.

— Пойдем, покажу тебе парня. — Он направляется в заднюю часть зала, где стоят гири, и показывает на парня, который пытается справится с парой гантелей, каждая из которых весит не более двадцати пяти фунтов.

Заметив наше приближение, он останавливается и вытирает пот со лба. Выглядит он... здоровым, безупречным. Не самое обычное состояние, когда выходишь из Базилики, особенно чтобы продвинуться на такой уровень. Это сразу говорит мне о том, что он пришел не обычным маршрутом.

— О, привет. — Он нерешительно улыбается, на что ни я, ни старик не отвечаем.

Я секунду изучаю мальчика. У него лохматые длинные волосы, пара пирсингов в ушах и несколько беспорядочных татуировок на худых руках.

— Это Барнетт. Он покажет тебе, что к чему. — Мужчина переводит взгляд с него на меня и качает головой. — Не убейся, парень. — Он поворачивается и оставляет меня с ним.

— Я Адриан Барнетт. — говорю я и протягиваю ему руку. Я знаю, что люди в этом месте любят запугивать, но я не могу не посочувствовать парню, когда его стройная фигура так заметна в спортзале.

— Теодор Гастингс. Но зовите меня Тео. — Он отвечает на мое рукопожатие, и я чувствую, как он дрожит. Почему-то это заставляет меня улыбнуться ему.

— Ну что ж, Тео, давай начнем, а?



14 лет назад

— Ты что, черт возьми, издеваешься? — Я бью Тео по плечу, когда он открывает дверь в комнату.

— Какого хрена, чувак? — Он отпрыгивает назад и бросает на меня сердитый взгляд.

— У тебя серьезно есть желание умереть? — Он массирует место, куда я ударил, и я вижу, как он кривится от боли, направляясь к кровати. — Даже не говори мне, что ты пытался в последнем бою. Ты просто принимал удар за ударом...

Он заваливается на кровать, явно уставший после боя.

Я качаю головой и уже собираюсь уходить, когда слышу приглушенные всхлипы. Я поворачиваюсь и вижу Тео, уткнувшегося в подушку.

— Черт, чувак, ты в порядке? — сразу же спрашиваю я.

— Это я во всем виноват... — Он сжимает руки в кулаки и бьет по матрасу.

Я даже не знаю, что сказать, чтобы утешить его.

Когда два года назад Тео прибыл сюда тощим пареньком, готовым сразиться с опытными бойцами, это было сделано исключительно для бунта против родителей. Его богатых с хорошими связями родителей. Видимо, для крутого парня недостаточно иметь несколько пирсингов и чернил на теле.

Нет, лучший способ взбунтоваться — это броситься с головой в бой в яме, откуда выбраться живым шансы равны нулю. Честно говоря, единственная причина, по которой Тео до сих пор стоит на ногах, заключается в том, что я не сдался. Я тренировал и тренировал его, пока он не стал способен постоять за себя. Ну... в первый год я в основном выхаживал его и учил, как не погибнуть.

Но все изменилось, когда его родители погибли в автокатастрофе. Тео винит себя в этом, потому что его там не было. Как по мне, так это полная чушь. Я тоже проходил через всю эту рутину самобичевания. В его случае аварию нельзя было предотвратить.

В моем, возможно...

Теперь, похоже, Тео твердо решил убить себя на ринге. Я не понимаю его. Он уже поступил в Гарвард, но решил отложить зачисление, чтобы драться в этой дыре. У меня хотя бы есть скрытый мотив для находиться здесь. А у него? Он растрачивает свой потенциал.

Я неоднократно пытался сказать ему об этом, но он всегда считал, что я говорю ему, что он слабак, и обижался.

Я перестал.

Но это не значит, что я перестал заботиться о нем. Он был моим лучшим другом и не годился для этого мира.

Через несколько дней, когда мы тренируемся в зале, он рассказывает мне о предстоящем поединке. Я держу учебные мишени, а он пытается застать меня врасплох.

— Не может быть — говорю я, недоверчиво думая, что кто-то может допустить такое в паре. У меня соскальзывает рука, и его удар едва задевает мою щеку.

— Черт. — Тео смеется. — Почему ты так удивлен? Ты знаешь этого Булла?

— Знаю ли я его? Тео, ты что, все это время жил под камнем?

— Я серьезно. Я никогда не слышал о нем раньше.

— Он был чемпионом здесь пару лет назад. Но я так и не смог с ним сразиться, до того, как его перевели в Неваду.

— Тогда почему ты так испугался?

— Чувак, ты шутишь? Этот парень — танк. Он в два раза больше тебя. О чем они думали, ставя вас в пару?

— Может, они видят мой потенциал, — добавляет Тео и подмигивает, но я вижу, что он начинает бояться.

— Когда бой? — спрашиваю я, не особо желая знать. В ямах Эндрю было правило, что ты не можешь отказаться от боя, если только ты не мертв. Что не оставляло надежд Тео.

— Сегодня вечером, — небрежно добавляет Тео, снимая перчатки и делая глоток воды.

— И ты не отдыхаешь? — Неважно, что я боюсь его боя с Буллом, но у него нет никаких шансов, если он выйдет на ринг уставшим.

— Вот и всё. До конца дня ты ничего не делаешь. — Я подвожу его к скамейке и заставляю сесть. — Береги силы.

— Ты прийдешь? — спрашивает он почти нерешительно.

— Конечно. — Я изо всех сил стараюсь скрыть свое беспокойство, не желая, чтобы он уловил его и повлиял на его моральный дух. Но на самом деле... в глубине души я знаю, что Тео не справится.