Морально безнравственные

Глава 28

Аллегра

— Я никогда не был с другой женщиной, маленькая тигрица. Ни до, ни после тебя.

Я в шоке смотрю на Энцо и его последнюю ложь, пытаясь понять, как, черт возьми, он мог придумать нечто подобное. Это настолько нелепо, что я делаю единственную естественную вещь.

Я смеюсь.

Наклонившись, хватаюсь за живот от смеха, поражаясь тому, что он смог придумать.

Неужели он думает, что я настолько дура?

Но когда мой смех прекращается, и я смотрю на его рану, из которой все еще течет кровь по груди, я вынуждена признаться себе, что я идиотка.

Я приехала сюда с явной целью положить конец нашим жалким отношениям и навсегда разорвать связь. Я была намерена вонзить нож в его сердце, как он делал со мной много раз в прошлом. План был довольно простым, особенно когда я почувствовала на нем запах духов, и мой гнев резко возрос.

Это должно было быть легко!

Но это было не так.

Достаточно было одного его взгляда, одного шепота, чтобы я дрогнула.

Я не могла убить его.

А потом он должен был пойти и сказать, что помогал мне за спиной? Насколько то, что он мне говорит, правда?

Должна признать, что я скептически относилась к тому, как Лия помогла мне все устроить, и, оглядываясь назад, понимаю, что мне могли помочь со стороны. Но почему?

Так много вещей не имеет смысла, и теперь он должен сбросить на меня еще одну бомбу.

— Ты думаешь, я поверю в это? — я поднимаю бровь, наблюдая, как безнадежность охватывает все его лицо.

Он выглядит усталым и избитым, и это как-то задевает мои душевные струны.

— Наверное, я это заслужил, — отвечает он со вздохом, откидываясь назад и прислоняясь к дивану, его голова наклонена под углом, кровь все еще сочится из раны.

Рана причиняет ему боль? Это серьезно?

Боже, я такая жалкая.

Он роется в своих брюках, пока не достает телефон и набирает кому-то номер.

— Кому ты звонишь? — обвиняюще спрашиваю я.

— Владелице духов, — говорит он. — Может быть, она сможет пролить свет на нашу ситуацию, и ты начнешь понимать, что не все, что я говорю, — ложь.

Он кладет телефон между нами и включает громкую связь.

— Mon cher? Что случилось? — отвечает голос с акцентом, и я инстинктивно вздрагиваю от того, как она обращается к нему. На меня внезапно нападает образ гламурной француженки, и я едва сдерживаюсь, представляя, как она использует свое обольщение на моем муже.

— Ты наконец-то протрезвел? — резко спрашивает она, прежде чем он успевает ответить. — Не волнуйся, Лука мирно спит у меня дома, — продолжает она, и мои глаза становятся убийственными, когда я понимаю, что мой сын с этой женщиной.

— Что… — вырывается у меня изо рта, а моя рука внезапно ищет нож.

— Мама, — обращается к ней Энцо, и я делаю паузу, нахмурившись на его обращение.

Почему он называет ее мамой?

Его глаза переходят на мои, когда он продолжает.

— У моей жены есть к тебе несколько вопросов.

Что, ко мне? Вот это да!

— Mon fils (франц. Мой мальчик), — восклицает она, почти удивляясь, — ты хочешь сказать, что она…

— Да, — отвечает он мрачно, — она жива и пришла убить меня. И твой ответ может спасти мне жизнь.

— Энцо, не шути с такими вещами! — она издает звук тск, прежде чем сделать паузу. — Аллегра? Ты здесь? — она зовет меня по имени, и я не знаю, почему мне вдруг стало немного стыдно.

— Да, — произношу я, с любопытством ожидая, что она может рассказать мне об Энцо, чего я еще не знаю.

— Mon Dieu! C'est un miracle. Enzo, tu as beaucoup de chance. Ah, c'est incroyable. (франц. Боже мой! Это чудо. Энцо, тебе очень повезло. Это невероятно.)

— Мама, пожалуйста, по-английски, — говорит он ей, немного забавляясь.

— Ах, oui, oui (франц. да, да). Моя дорогая, я не могу поверить, что это происходит. Я думала, что Энцо сошел с ума, когда он говорил мне, что ты вернешься. И вот ты здесь, — она издала мечтательный вздох, и я вынуждена неохотно признать, что ее болтовня очаровательна.

— Аллегра, о чем ты хотела спросить? Не беспокойтесь о своем сыне, он в надежных руках. Я люблю этого ангелочка больше всего на свете, — продолжает она, и моя враждебность, кажется, ослабевает.

Но я не могу позволить себе поддаться на их ложь.

Поэтому я сразу перехожу к делу.

— Какие у вас отношения с Энцо?

— Мои отношения с Энцо… — она прерывается, как будто вопрос абсурден, — о, я вижу, я вижу, ты ревнуешь, — заявляет она в упор, и я чувствую себя поставленной на место - снова.

— Действительно, мама, моя маленькая тигрица так ревнует, что точит когти о мою кожу. Было бы очень мило, если бы ты заверила ее, что наши отношения чисто платонические.

Он отвечает, улыбка ползет по его лицу.

— Но, конечно. Аллегра, дорогая, не волнуйся, наши отношения чисто платонические. — Она говорит, повторяя слова Энцо дословно.

— Как убедительно, — бормочу я.

— Он на тридцать лет младше меня, mon Dieu! (франц. Господи) Я бы не вышла замуж, за того, кто младше меня, — продолжает она голосом, полным отвращения.

— Мы знаем друг друга почти два десятилетия, и он был мне как сын.

— Ты, конечно, была для меня матерью, которой у меня никогда не было, мама, — с нежностью добавляет Энцо.

— Ах,mon cher, ты заставляешь меня плакать, — она делает паузу, перетасовывая несколько вещей, затем я слышу фырканье и понимаю, что он действительно заставил ее плакать.

Кто же эта женщина?

— Энцо, ты мне позволишь рассказать ей, как мы познакомились?

— Валяй. Я не хочу больше никаких секретов, — говорит он, глядя мне в глаза.

— Тогда я буду говорить начистоту, дорогая. Я была проституткой в одном из клубов Рокко, много-много лет назад. Сначала я была его любовницей, но эта сука Лючия наняла кого-то, чтобы испортить мне лицо. Я знаю, что это не подтверждено, но я уверена, что это была она, — она делает глубокий вдох, так как ее голос становится все горячее. — После того, как я перестала быть привлекательной для Рокко, он отправил меня работать в одно из своих заведений. Там же я встретила Энцо. Думаю, ему было двенадцать или тринадцать лет, бедный мальчик. Они вливали алкоголь в горло ребенка, а потом предоставили его самому себе. И ты бы видела его. Mon Dieu, я знала многих мужчин в своей жизни, выдающихся актеров и моделей, но ни один не был так великолепен, как он. Я говорю это совершенно объективно, дорогая, пожалуйста, не обижайся, — говорит она с паузой, и я не могу удержаться от улыбки.

— Не обижаюсь, — отвечаю я.

— Хорошо, я знаю, что он весь твой, но все, у кого есть два добрых глаза, видят, что он очень красивый мужчина. Даже тогда он был так красив, что на него было больно смотреть. И это привело к тому, что люди стали им пользоваться, — она делает паузу на грустном вздохе.

— Что вы имеете в виду? — я почти боюсь ответа, потому что пьяный ребенок и то, что им воспользовались, может означать только одно. Я поворачиваю голову к Энцо, и у него серьезное выражение лица.

— Я не знаю точно, что произошло до моего приезда. Энцо никогда не рассказывал мне подробностей. Я шла по коридору клуба, когда услышала сдавленный крик о помощи. Я даже не думала, я просто ворвалась в дверь, и вся сцена была ужасной, — ее голос дрожит, и она явно поражена тем, что говорит - никто не может притворяться.

— Бедный Энцо был голый, лицом вниз на полу, а какой-то старик лежал на нем сверху, раздвинув его и..., — она прерывается, и я слышу всхлип.

Выражение лица Энцо все еще не изменилось, и я едва сдерживаюсь, чтобы не протянуть руку для утешения.

— Слава Богу, я успела до того, как случилось самое худшее. Он был так дезориентирован, так уязвим, и мое сердце просто разрывалось от жалости к нему. Каким-то образом, уже после случившегося, Энцо вбил себе в голову, что он должен отплатить мне, и он так и сделал.

— Я купил ей клуб, — вмешивается Энцо, на его губах играет подобие улыбки.

— Мы так долго были друзьями, но на самом деле я вижу в нем сына, которого у меня никогда не было, — говорит она, и румянец ползет по шее Энцо.

— Спасибо, мама, — добавляет он с искренней привязанностью.

Мы еще немного поболтали, и она рассказывает мне несколько историй об Энцо за эти годы, и как раз, когда мы собираемся закончить разговор, она добавляет кое-что.

— Пожалуйста, будь с ним помягче и выслушай все, что он скажет. Я знаю, что все указывает на обратное, но я могу поручиться своей жизнью, что мой мальчик любит тебя больше всего на свете. Дай ему шанс, пожалуйста.

— Я дам ему выговориться, — соглашаюсь я.

Мама заверяет меня, что привезет Луку на следующий день, после чего вешает трубку.

Энцо убирает телефон в карман, и я теряю дар речи, глядя на него.

— Неужели они... — я даже не могу заставить себя задать этот вопрос. Он качает головой.

— Это было очень близко, но мама была там, чтобы помочь мне, — отвечает он, и я не думаю, что он осознает, как его рука инстинктивно тянется к бутылке алкоголя на столе.

— Энцо, я...

— Это еще не все, — обрывает он меня, делая глоток алкоголя.

— Я даже не знаю, как это сказать... Кроме мамы, я никому не говорил.

Его голос срывается, и он закрывает глаза, потирая рукой виски.

Что может быть хуже этого?

Я придвигаюсь ближе к нему, накрывая его руку своей. Он смотрит вниз на прикосновение и зажмуривает глаза, отводя голову в сторону.

— До клуба, — начинает он, его голос низкий и хрипловатый, — у моей матери была неестественная одержимость мной.

Мои глаза расширяются, и я вздрагиваю от шока.

— О-о-она, — заикаюсь я, мой разум быстро собирает все воедино — ее ревность, ее поведение по отношению ко мне.

Нет... только не это. Пожалуйста, скажи мне, что это не то, о чем я думаю…

— Мне было девять, когда она начала приходить в мою комнату. Она думала, что я сплю, и использовала мои руки, чтобы расслабиться.

Я задыхаюсь, и моя рука подносится ко рту, но я молчу. Не тогда, когда Энцо, кажется, борется за то, чтобы рассказать мне это. Я просто позволяю ему продолжать.

— Это продолжалось несколько раз в неделю, пока этого не стало недостаточно. Она начала трогать меня, пытаться подрочить. Я тогда даже не знал, что это такое, — нервно смеется он, — но даже тогда я знал, что это неправильно. Это продолжалось годами, пока у меня не начался период полового созревания и... — он запнулся, и мое сердце оборвалось.

Я придвигаюсь ближе, беру его руку и подношу к своим губам.

Господи, я знал, что у Лючии не хватает мозгов, но никогда бы не подумал, что она может быть такой... мерзкой. Ее собственный сын — и притом ребенок.

Может, моя месть еще не закончена.

О, как бы я хотела помучить эту суку — заставить ее пожалеть о том дне, когда она смотрела на своего сына с чем-то, кроме материнской любви. Но я сомневаюсь, что у нее было даже это.

— Все в порядке, — мягко призываю я его продолжать, восхищаясь его мужеством. Нелегко признаться во всем этом.

— У меня начались случайные эрекции, как у любого подростка. Но однажды ночью я проснулся от того, что она отсасывала мне, — его голос срывается, и я тяжело сглатываю, уже борясь со слезами.