Тень

XVIII

Парамон Зотов сидит, облокотившись на край стола и подперев голову рукой. Черные волосы взъерошены, тускло и отчужденно смотрят невидящие зеленоватые глаза.

Когда Павел и Морозов зашли в кабинет Зотова, то именно таким предстал он перед ними. Их приход Парамон воспринял как-то безразлично, даже позы не изменил, только кивнул головой, отвечая на приветствие. Так же безразлично стал отвечать на вопросы следователя: Зотов Парамон Степанович, 1939, 17 апреля.

— Вы, конечно, знаете, почему мы снова проводим допрос?..

— Знаю... Обнаружен платок Полины...

— Подождите, не торопитесь, Парамон Степанович, доберемся и до этого. Мне сперва надо узнать о ваших взаимоотношениях с Полиной Николаевной. Как вы с ней познакомились? По любви ли женились? Как жили вместе?

Зотов не поднимал глаз на следователя. Сидел, уставясь в угол комнаты.

— Я не тороплюсь... Она торопит меня... Зовет к себе...

— Кто зовет к себе, Парамон Степанович?

— Так ведь... она... она... Полина...

— Куда же она зовет?..

Парамон не ответил. Егоров с Морозовым недоуменно переглянулись.

Парамон молчит. Глаза его неподвижны. Видно, что мысли его далеко, что он не слышит и не понимает, что хотят от него. И это действительно так. До прихода следователя Парамон говорил с Полиной. Его воспаленный мозг все еще хранит каждое ее слово:

«Ты не бойся их, Парамон. Не таись, прямо скажи, где искать меня. Мне здесь хорошо, спокойно. Знаешь ведь, где я. В саду в Чебернюке под посаженной тобой яблоней. Здесь теперь мой дом. Вы с Иваном подарили его мне. И я благодарна вам за это. Жить было тяжело. И тебе нелегко, я знаю. Но знаю, что любил ты меня, поэтому хочу, чтобы и тебе стало легче. Приходи, Парамон, здесь тебе тоже будет хорошо».

Морозов кашлянул в руку и спросил:

— Парамон Степанович, вы поняли мой вопрос?

— А? — Зотов словно очнулся, выпрямился за столом, осмысленно посмотрел на следователя. — Понял, о Полине вы спрашивали. Любили ли мы друг друга? Да, любили.

— Ну, а как все-таки жили?

— По-разному, вначале жили хорошо, счастливо даже.

— А потом?

— А потом стало плохо, очень плохо...

— Почему? Какой был характер у Полины Николаевны?

— Сперва был хороший.

— А потом изменился, что ли?

— Что изменился, характер, что ли?

— Ну-у, скажем, характер...

— Добрый это был человек. С добрым сердцем... Но иногда очень быстро у нее менялось настроение, проявляла нетерпение, недовольство, капризничала, становилась обидчивой, несговорчивой. Но скоро все проходило. Вспыльчивая была, горячая. Чуть что, сразу, как спичка.

Слушает Егоров и внутренне торжествует. «Прямо на глазах сознается в преступлении человек, говорит о сокровенном, что до этого бережно хранил в душе, не показывая и вида, что причастен он ко всему случившемуся. А сейчас сам уже признается: «Полина была хорошим человеком. Доброй... но и горячей, вспыльчивой была...» Теперь все: была, была... Значит, ее теперь нет. И Зотов знает, что ее нет, потому так и говорит! Тогда куда она делась? Где она? Почему Морозов об этом не спрашивает? В начале допроса Зотов говорил: его торопит Полина, к себе зовет... Куда зовет? Об этом Морозов спросил, но Зотов не ответил. Нужно было обязательно добиться ответа на этот вопрос, — подумал Павел и посмотрел на Морозова, — но ему, наверное, виднее, поседел уже на этой работе».

Как бы подтверждая это предположение Егорова, следователь обратился к Зотову:

— Парамон Степанович, из-за чего вы в последний раз поссорились с женой?

— В последний раз... Не поехал с ней в Шарип. Нужно было готовить отчет. Начали с него, а потом о делах на ферме говорили.

— Та-ак... — промолвил Морозов, заметив замешательство Зотова. — О каких же делах?

Парамон глубоко вздохнул, сделал непроизвольное глотательное движение и кивком указал на Егорова:

— Павел Евдокимович знает... Ему все рассказали...

— Вы это о чем, Парамон Степанович? — не утерпел Егоров, но Морозов прервал его движением руки:

— Я сейчас с вами разговариваю, Парамон Степанович, у вас спрашиваю.

Трудно вздыхая, Зотов медленно, с большими паузами, как бы выдавливая из себя слова, начал рассказывать: телята, фиктивный отчет Березкиной, проверка работы фермы, тетрадь Полины, ее стремление разобраться и наказать виновных, гнев Парамона, их ссора — все это нанизывалось одно за другим, как бусы на нитку, образуя постепенно целое ожерелье неправедных дел, ошибок и поступков, совершенных многими людьми.

— Вот так все было, Павел Евдокимович не даст соврать... Он знает...

— Я и не думаю, что вы обманываете или будете скрывать что-то. А теперь давайте снова вспомним: в какой одежде уехала Полина Николаевна к своим родителям в Шарип?

Зотов медленно переводит недоуменный взгляд с Морозова на Егорова.

— Сказанное ранее подтверждаю полностью.

— Обстоятельства изменились, Парамон Степанович. Поэтому снова прошу вас хорошенько вспомнить: в какой именно одежде уехала ваша жена в Шарип?

Зотов начал перечислять, что было в тот день на Полине, загибая для верности пальцы.

Перечень этих вещей уже известен Егорову и Морозову. Егоров решил, что Морозов, услышав о платке, начнет подробно расспрашивать, как он попал в дом Комарова. Сам бы он поступил именно так. Но Морозов никак не среагировал на платок, терпеливо выслушал Зотова и только потом, когда он замолчал, вдруг спросил твердым и суровым тоном: почему и как платок Полины попал в руки Ивана Комарова? Зотов оглушенно молчал. Следователь наклонился к нему и, глядя прямо в глаза, раздельно повторил: почему и как платок Полины попал в руки Ивана Комарова? Некоторое время они неотрывно смотрели друг на друга, затем лицо Зотова исказилось, глаза закатились, блеснули в мучительном оскале зубы.

— Ну, говорите!

— Я отдал ему, я! — выкрикнул Парамон.

— Значит, Полина вернулась из Шарипа?

— Да, да, вернулась!

— И вы?

— И я убил ее! Топором!

— Сам убил, — ошеломленно пробормотал Егоров.

— Да, сам, своими руками... Аа-а!

— Успокойтесь, Парамон Степанович, — Морозов протянул Зотову стакан с водой, — успокойтесь.

— Убил, вот и все! Изрубил! Изрубил и труп закопал в саду под яблоней!

Зотов мычит что-то, обхватив голову руками, затем пьет воду и вдруг указывает на Егорова:

— В твоем саду она, участковый, в твоем... Раскопайте и посмотрите. И оставьте меня в покое. Я все сказал!

Зотов уронил голову на руки и зарыдал, сотрясаясь всем телом:

— Я-a убийца... Полина, прости меня... Полина... Я готов. Возьми меня к себе, Полина!

Павел испуганно вскрикнул и вскочил, не зная, что делать. Морозов остался на месте, затем властно заговорил:

— Зотов, подними голову. Прекрати истерику! Нам такие сцены не нужны. Слышишь, Зотов, прекрати! А ты, Павел Евдокимович, быстро приведи-ка сюда медсестру Милосердову.

— Будет исполнено! — Паша с облегчением бросился к двери.

— Пусть с собой прихватит какие-нибудь лекарства и шприц...

— Понятно! — крикнул Егоров, сбегая с крыльца. У ворот заработал двигатель мотоцикла.

Парамон Зотов осторожно поднял голову.