Тень

IV

Ранним утром полусонная Варя, перебравшись через лежащего рядом мужа, села на край кровати и наклонилась за тапочками. И тут словно острая спица вонзилась в поясницу, все тело пронзило болью.

Варя застонала в голос.

— Что такое? — поднял голову с подушки разбуженный Иван Комаров.

— Не знаю... Ой, ой!.. Наклонилась, а выпрямиться не могу. Поясницу схватило.

— Продуло, наверно, йок-хорей... Потихоньку поднимайся и ложись... — обеспокоенный Иван стал осторожно поднимать и укладывать жену.

Варя с трудом легла, вздохнула с облегчением, видимо, боль отпустила. А потом промолвила:

— Что теперь будем делать? И фельдшера нет. Кто поможет теперь?

— А чем бы она помогла? У них в медпункте от всех болезней только йод, банки да уколы... А у тебя наверняка простуда. Ее по-другому лечить надо. Тут фельдшер не поможет.

Варя едва не заплакала.

— И что за напасть такая? Господи! И телята некормленные. Ревут, поди, сейчас. Всю ферму всполошили...

— Какие уж тут телята. Лежи. Я заменю тебя. И в медпункт зайду, может, посоветуют чего.

Варвара пролежала дома целый день. Иван ушел к ее телятам, а под вечер привел медсестру. Лиза прощупала поясницу, приклеила перцовый пластырь, чтобы постоял несколько дней. Иван пошел ее проводить и долго о чем-то разговаривал с ней во дворе. Слов Варя не слышала, но решила, что говорят о Полине. После того, как она исчезла, Иван прямо на глазах изменился. Даже спать по ночам перестал, особенно первое время. Полина делала ему какие-то уколы. Через нее ближе сошелся с Парамоном, помогал оборудовать дом, приводил в порядок сад. Часто обедал у Зотовых. Предложил Парамону народными средствами укреплять здоровье скота, часто ходил пасти колхозное стадо. Целебные настои готовил, кормил по своей системе, подбирал разные травы. Варил настои и для Полины, чтобы вылечить от бесплодия. Даже кое-что от старых знахарей позаимствовал. Из-за этого поскандалили тогда. Однажды Парамон, по совету Ивана, положил на живот спящей Полине сырое свиное сердце. Полина проснулась, испугалась, стала кричать, а потом это сердце бросила мужу в лицо. Правда, Иван как-то под хмельком проговорился, что специально научил Парамона так поступить — при помощи свиного сердца можно узнать тайные мысли человека, но лучше бы положить не на живот, а на левую сторону груди. Очень смеялся тогда Иван. А Полина не на шутку рассердилась на Парамона — видимое ли дело, так обойтись с медиком! Да и бесплодие свое Полина очень тяжело переживала, а тут такое, по ее мнению, оскорбление и насмешка. С этого случая и начался в доме Зотовых полный разлад.

Иван еще до женитьбы на Варе считался народным лекарем, этим и кормился даже. Переехав в Орвай, занимался лечением только под настроение, когда просили помочь. А просили часто — его знали в окрестных деревнях и ценили. Да и сама Варя лечилась у него. Сумел он поправить ее начавшую сохнуть руку, хотя врачи ничего сделать не могли. Варя вспомнила, как впервые пришла к нему со своей бедой. Для осмотра больных у него была небольшая пристройка. Чистый стол, накрытый светлой пленкой. По стенам развешаны связки разных трав, прикрытые марлей. У рукомойника — душистое мыло, полотенце. Иван засучил рукава до локтя, вымыл руки. Варю попросил раздеться до пояса, осмотрел тщательно, нажимая пальцами на шею, плечи, грудь. Затем предложил ей лечь на маленькую старую кровать, долго прощупывал предплечье, крепко, но осторожно разминал груди. Варя стеснялась, вздрагивала от стыда, что к ней прикасаются мужские руки. «Это ничего, — говорил Иван. — Это пройдет. Не надо меня бояться». А сам поглаживал, мягко массировал молодое, напрягшееся женское тело. Постепенно Варя расслабилась. Лицо ее порозовело. Стало жарко — пот на лице выступил. Громко стукнув дверью, в амбар вошла Марфа, жена Комарова, недобро посмотрела на красную смущенную Варю, зло сказала: «Хватит тебе, Ванька, возиться. Там ешо посетители пришли».

Не обращая внимания на ее грубость, Иван взял со стола два потухших березовых угля и принялся водить ими над Варей, как бы рисуя в воздухе замысловатые фигуры, достал из-за иконы стеклянный пузырек, побрызгал на грудь женщине. Затем принялся выдергивать из пучков, висевших на стене, по одной травинке, завернул в газету:

— Приготовь отвар и принимай три раза в день по наперстку... Болезнь пройдет не скоро. Придется к тебе домой наведаться.... Живешь, говоришь, одна?

— Вот, паразит, — сказала Марфа. — Опять за свое... Ну, наведайся... Можешь потом не возвращаться...

Она схватила ведро из-под рукомойника и выскочила из амбара...

— Откуда ты узнал, что я одна живу? — застегивая кофточку, спросила Варя.

— По глазам узнал, тело твое подсказало... — быстро ответил Иван, как будто заранее предвидел такой вопрос. — А врачи дома чем лечат?

— Какие врачи... У нас только фельдшер. И то теперь в другой деревне живет. Собственного мужа, пустоцвета, не смогла вылечить, он запил, тогда ушла к другому, да и с этим толку нет. Если себе помочь не могут, что же о нас говорить...

— Странно, странно, йок-хорей... — усмехнулся Иван. — Фельдшерица, значит, яловая, а муж пустоцвет, ха-ха!..

— У этого от первой жены есть сын...

— Значит, она сама... Да ей же надо лечиться... Этой фельдшерице помочь можно. Молодая она или в годах?

— Кто? Полина?

— Ну да, Полина, Полина...

— Николаевна... Ей, наверно, чуть больше тридцати...

— Полина Николаевна... — задумчиво повторил Иван.

— Зотова... по новому мужу.

— Зотова — несчастная женщина...

— Твоя правда! Какое это счастье без детей? Пусть муж хоть золотым будет — засохшее не оживит...

— Что, какое засохшее?

— А как же, говорят, будто бы бог женщину наделил детородным узелком и узелком счастья, который запрятал в ее сердце. И если засыхает этот сердечный узелок, то, значит, уже не поможешь. Засохнет тогда и детородный.

— Да, наверно, так и есть, йок-хорей... — согласился Иван. — Очень правильно говоришь. В человеке все едино, все связано, все живое, кровное. Никакое лекарство не поможет этому засохшему узелку. Его оживить надо лаской да любовью. А вот другому узелку может одна хорошая травка помочь. Да и тебе травку приготовлю полезную.

Иван отыскал нужный пучок трав, завернул и объяснил, как заваривать и сколько пить настоя. Дал еще одну траву, чтобы распаренной прикладывать на больное место. Варя хотела было заплатить, но Иван отказался:

— Не надо. Лишь бы помогло. Давай подождем, посмотрим. Навещу я тебя, жди.

Варя пила отвар, мазалась снадобьем. А сама ждала Ивана. Время шло, а он не являлся... Она уже решила забыть его навсегда, но судьба распорядилась по-своему. В гололедицу, поднимаясь на угор, Варя поскользнулась и упала. Нога подвернулась. То ли растяжение, то ли перелом — но ногу пришлось уложить в гипс. Вот тогда-то и пришел Иван, будто почувствовал, что нужда в нем. Пришел уверенно, будто бывал уже у нее и раньше, увидел бедственное ее положение и тут же начал действовать. Принес воды, напоил корову теплым пойлом, которое сам и согрел на печке. А потом стал ее осматривать.

Как и раньше, обнажил грудь, осторожно прощупал, перешел на плечи, шею, ногу больную повыше гипса помял несильно. Пощелкал пальцем по гипсу.

— Как тебя угораздило, Варюха? Неужели костяная нога лучше живой? — погладил белую кожу повыше гипса.

Варя лежала, боясь шевельнуться. Не открывая глаз, тихо спросила:

— Я думала, ты забыл... Как разыскал мой дом?

— Сказал ведь: навещу. Не по своей воле задержался, между прочим...

— Я ждала... Я тебя очень ждала...

Он напоил ее чаем. Запарил в кипятке листья смородины, зверобоя, натер ей грудь, плечи, здоровую ногу. Подул, шепча, на больную.

У Вари во рту пересохло, когда увидела, что он раздевается, лезет к ней под одеяло. Возражать не было сил.

Утром она с ужасом подумала, что теперь он уйдет. Но он остался.

Почему ушел от Марфы? Он обронил мимоходом: «К тебе собирался; она не пускала. Ну и не сдержался, рукам волю дал... Пришлось отбывать за семейный дебош...»

— Ванечка, — прошептала Варя, — Ваня, ты не исчезнешь? Ты не во сне со мной?

— Я теперь не Ваня, не Ванька. Это Марфе-недотепе я был Ванькой... Теперь я — Иван! Поняла? Йок-хорей...

Вместо ответа Варя порывисто обняла его... Сама не верила негаданному счастью. Думала: старой девой останется. И вдруг — мужчина в доме. Муж!

Иван быстро освоился в ее доме, быстро нашел себе дело — благо всегда хватает работы сноровистым мужским рукам в запущенном хозяйстве одинокой женщины.

Варя и сейчас не может понять, почему она сразу поверила Ивану, не сомневалась, что он и потом будет с ней. И кроме того, она уступила порыву, основанному отчасти на благодарности, а отчасти на желании утолить свою женскую тоску с мужчиной, который нравится. Все вместе и стало основой ее покорной и в чем-то безрассудной уступчивости.

Когда они поженились, у Вари тоже не было причин жаловаться на жизнь. Иван был заботливым, работящим, до жены охотлив. Правда, запивал иногда, но что поделаешь, с этим недостатком приходилось мириться. Иногда пил по неделе. Зато потом старался задобрить Варю лаской да работой, на которую буквально набрасывался.

Сейчас же Ивана нельзя было узнать, Варя предполагала, что на него очень подействовало исчезновение Зотовой. Ни работа, ни жена, ни даже выпивка теперь, казалось, не интересовали Ивана. Постоянно задумчивый, даже отрешенный, он часами мог сидеть на крыльце. О чем он думал, Варя не знала. Ей он ничего не говорил, зато часто стал пропадать у Парамона. Может, вдвоем и Полину держали за жену? Потеряли и вот теперь горюют вместе. Обоих в милицию вызывали, Иван даже свидетелем стал в этом деле. А может, они с Парамоном и порешили Полину? Отравить, к примеру, могли. Иван немало таких настоек сделать может. Нет, нет, при чем тут Иван. Парамон — муж Полины, ему должно быть лучше известно, что с ней. Но почему же все-таки так неузнаваемо изменился Иван, как робот какой-то. Вроде и делает все что положено. Работает, говорит, ест, пьет, спит, но все равно будто неживой. Не понимает, что делает, говорит, для чего ест и спит. Но чувствует Варя, постоянно думает о чем-то своем Иван, другой жизнью живет в себе, в душе своей и никого туда не пускает. Поэтому и сжигает сам себя изнутри, хотя внешне безразличный и холодный. Что же носит в себе Иван? Этого Варя не знала, но многое бы отдала, чтобы узнать, очень многое...

За дверью послышались тяжелые шаги. Казалось, что ноги идущего заплетались. Варя разволновалась. Похоже, Иван, но почему так тяжело идет? Неужели к бутылке приложился? Только этого еще не хватало. Варя вздрогнула, и тут же этот нервный импульс резкой болью отозвался в пояснице.

— Ой, ой!

— Что, не проходит никак?

Услышав знакомый голос мужа, Варя успокоенно вздохнула. Открыла зажмуренные от боли глаза и увидела Ивана, стоящего посреди комнаты с коромыслом на плечах, на котором висели два полных воды ведра, третье ведро он держал в руке.

— Для чего столько воды принес, меня, что ли, помыть хочешь?

— Да нет... Эта вода из трех колодцев.

— А что, колонка не работает?

— Работает... Но мне нужна целебная вода. Из колонки не годится. Нужно до восхода солнца из трех разных колодцев набрать. Эту воду в трех печах три раза надо вскипятить...