Путинократия. Человек власти и его система

КОШМАР В КЛЕТКЕ

Человек в форме резко бьет антенной рации по пальцам старика: «Руки!» Это Борис Ходорковский дотронулся до решетки, за которой сидит его сын Михаил[152]. Почти через год после ареста, в августе 2004 г. когда-то самого богатого человека страны в московском Мещанском суде содержат как уголовного преступника. Его родителям не разрешается даже подать ему руки.

«Встать!.. Сесть!» — судья Ирина Колесникова, женщина лет сорока с пронизывающим взглядом и постоянным раздраженно-скучающим выражением лица, отдает команды бывшему руководителю нефтяного гиганта «ЮКОС», а также обвиняемому вместе с ним коллеге Платону Лебедеву как молодым призывникам на плацу. Тот, к кому обращается могущественная женщина в очках с толстыми линзами, должен вставать. Даже если не всем это легко. Обвиняемый Лебедев, больной гепатитом, что видно по его бледному лицу со впалыми щеками, неуклюже поднимается, держась за решетку. Лебедеву 47 лет, но выглядит он на 60. «Он очень болен! Он умрет, если ему не предоставят наконец-то медицинскую помощь», — жалуется его адвокат. Прокурор считает это симуляцией.

Ходорковский, всего год назад считавшийся одним из лучших менеджеров России, а сейчас обвиняемый в уклонении от уплаты налогов и экономических преступлениях, сидит за решеткой в черной футболке и старых полинявших джинсах. На штанах нет ремня, и они, по-видимому, ему великоваты: миллиардер постоянно подтягивает джинсы, когда приходится вставать. Сидя без движения, он минутами смотрит в пол, погруженный в себя. Его отец, согнутый годами старик, красными запавшими глазами со скамьи присутствующих ищет зрительного контакта со своим сыном. Напрасно.

«Это все кошмар», — шепчет мать Ходорковского. Старая женщина с седыми волосами и большими грустными глазами в своем белом в голубой горошек платье выглядит, словно она только что пришла со службы из церкви. Она весь день пытается сдержать слезы. «Нам нужно передать Михаилу кое-какие продукты в тюрьму; он в камере готовит себе бульон», — рассказывает она.

Из-за решетки видно, как Лебедев снова и снова отпивает из большой зеленой пластиковой бутылки, стоящей рядом с ним на скамье подсудимых. «Болезнь требует соблюдать диету, а он получает только обычную тюремную еду; единственное, что он хорошо переносит, это молоко, из которого он сам может сделать простоквашу», — рассказывает дочь Лебедева в зале заседаний. На расстоянии двух рядов от нас адвокаты борются за освобождение ее отца: «Мы протестуем против заключения врача, которое используется в судебном процессе. В нем говорится, что Лебедев здоров, но здесь даже дата не стоит, врачи его даже не обследовали!» Прокурор Дмитрий Шохин, молодой, невысокий мужчина в форме с золотистыми пуговицами, иронически улыбаясь, отвечает: «С документом все в порядке». Судьи пару минут переговариваются друг с другом: «Протест отклонен». Адвокат повторяет: «Но на нем не стоит дата!» Судья смотрит на него через свои огромные очки: «Я сказала, протест отклонен!»

«Мне стыдно при этом присутствовать», — тихо говорит мать Ходорковского. Что бы ни заявляли защитники, после коротких переговоров шепотом судьи делают то, что говорит прокурор Шохин. Адвокат обращает внимание на то, что Шохин требует включить в материалы дела документ, который Лебедев, как было сказано, подписал: «Однако это подпись не Лебедева, вот, пожалуйста, посмотрите, я протестую!» Шохин отвечает: «Я требую отклонить протест защиты и включить документ, подписанный Лебедевым, в документы дела». Адвокат размахивает в воздухе документом, желая показать, что на нем нет подписи: «Да посмотрите же!» Судья перебивает его: «Ходатайство прокурора о внесении документа, подписанного Лебедевым, в материалы дела принято».

«Это все бессмысленно», — говорит дочь Лебедева, однако адвокаты продолжают бороться. Они предоставляют заключение известного британского врача и руководителя института. Согласно заключению есть подозрение, что гепатит Лебедева давно превратился в рак печени, и все же тюремные врачи не провели необходимых исследований. «Он не получает лекарств и регулярно страдает от болей в правом подреберье», — жалуется адвокат. «Мы требуем, чтобы его осмотрел независимый специалист в специальной клинике!» Прокурор Шохин улыбается. В заседании объявляется перерыв.

«Никаких контактов!» — предупреждает дочь Лебедева один из работников милиции, когда она пытается заговорить со своим отцом. После перерыва прокурор Шохин уже держит в руках отпечатанный лист с ответом на ходатайство, только что поданное адвокатом. Либо Шохин владеет техникой молниеносной печати, либо видел документы адвокатов — по-другому невозможно объяснить, как он так скоро умудрился принести готовый ответ. Шохин смотрит на лист бумаги, говорит медленно, успевая покусывать губы в паузах между словами: Лебедев здоров, тюремные врачи правы, английский врач не может ничего указывать российскому суду.

«Ходорковский, вы хотите что-нибудь добавить? — спрашивает судья. — Тогда встаньте!»

«Ваша честь, вы представляете здесь государство, — говорит миллиардер судье. Он придерживает спадающие штаны и пару раз останавливается. — И государство может показать, что мы являемся цивилизованной страной, в которой опасность для здоровья и жизни граждан возникает только в результате преступлений, государство же защищает здоровье и жизнь своих граждан».

Судья Колесникова бросает на него презрительный взгляд: «Сядьте!»

«Думаю, суд, не выдержит напора и прикажет обследовать Лебедева у врача-специалиста», — выражает свое мнение в коридоре женщина-адвокат. И продолжает без оттенка радости: «Но, конечно, они найдут такого, который предоставит им подходящие результаты». Она ошибается. «Ходатайство отклонено», — заявляет позже судья Колесникова с безучастным взглядом.

Большинство журналистов не могут выдержать все эти впечатления в зале суда. Самый важный процесс в России проходит в маленьком душном зале, в котором едва ли могут поместиться 38 зрителей, даже если плотно придвинутся друг к другу. 14 мест занимают милиция и люди в форме, четыре — американские адвокаты, к ним еще присоединяются с десяток родственников обвиняемого и его коллеги по «ЮКОСу». Лишь горсточка журналистов может находиться в зале, и только короткое время. После каждого перерыва журналисты меняются, если приставы по недосмотру не принимают их за родственников, как, например, автора этих строк. Формально процесс открытый, а фактически никто не может хоть сколько-нибудь следить за процессом и, таким образом, создать себе связную картину.

Защитники ходатайствуют о том, чтобы заседание передавалось журналистам по радиосвязи в соседнюю комнату. «Ваша честь, любая техника будет отвлекать участников процесса», — предупреждает прокурор Шохин и строго смотрит на судью. «У нас на такую технику денег нет, а чужие деньги мы не берем, — отвечает Колесникова. — Ходатайтво отклонено».

Приблизительно через год, в мае 2005 г., оглашают приговор. Синяя форма, насколько хватает глаз. Вдоль решетки и прохода через каждые три метра стоит милиционер. В первый день оглашения приговора видный противник Кремля был показан по телевизору перед зданием суда — на второй же день была полностью перекрыта вся трасса, а напротив суда начались строительные работы, и все уже заставлено габаритными материалами. В проведении протестов в поддержку Ходорковского городская администрация отказала. Однако верные Кремлю демонстранты могут беспрепятственно собираться перед судом, держа в руках трафаретные транспаранты. Огромное количество милиционеров тщательно проверяют, кого можно пропустить, а кого нет. Даже приверженцам Путина отказывают: «Сюда можно только тем, чьи имена есть в списках». «В каких списках?» — интересуется человек, которого не пропустили. «Списки — у старших по званию», — отвечает мужчина в форме.

Группами по шесть человек демонстранты маршируют к микроавтобусам, которые стоят немного вдали; там протестующим бесплатно выдают бутерброды и напитки. «На улице стоит достаточное количество, следующие могут пойти поесть», — говорит милиционер по рации.

В ста метрах от него стоит горстка демонстрантов в поддержку Ходорковского. Полковник милиции подходит c десятком людей в форме. «Ваша демонстрация противозаконна!» — предупреждает он. «Мы просто стоим на тротуаре, в стороне от ограждения, что в этом запретного?» — отвечает старая женщина. «Уходите!» — ворчит подполковник в ответ. Он притягивает одного из парней к себе за рукав и кричит: «Это сопротивление государственным властям, давайте сюда автобус со спецназом, пакуйте всех».

В самом зале суда оба обвиняемых сидят за стальной решеткой, решают кроссворд и листают журналы. Полдесятка адвокатов борются со сном. Некоторые слушатели играют в игры на мобильных телефонах. На протяжении трех дней судья монотонно зачитывает обоснование решения: иногда быстро, иногда медленно, иногда запинаясь, иногда так тихо, что едва можно что-то разобрать. Изнурительный спектакль длится в общей сложности десять дней, через каждые два-три часа судья переносит заседание. «Своей тактикой они, по-видимому, хотят добиться того, чтобы интерес СМИ сам собой спал в результате этого растягивания времени», — догадывается адвокат Ходорковского Юрий Шмидт.

Владимир Путин не один раз отклоняет критику по делу «ЮКОСа»: судебные органы-де независимы. Но 31 декабря 2004 г. обвинитель по делу «ЮКОСа», Шохин, уже получивший повышение с майора до полковника юстиции, получает из рук президента еще и российский почетный орден «За заслуги при укреплении законности и права». Многие прокуроры, которые были задействованы в деле «ЮКОСа» после него, также были награждены. Генеральный прокурор Устинов позже получает от главы государства медаль «За отвагу» и высшую награду страны — орден «Героя России»[153].

«Канцлер ФРГ полностью поддерживает процесс против «ЮКОСа», он убежден, что необходимо наказывать людей, которые годами не уплачивали налоги, которые подкупали Думу, участвовали в коррупционных делах». Эти слова в мае 2005 г. на радио «Свобода» в Москве Александр Рар цитирует берлинским экспертам по вопросам России. Шредер же не делал никаких подобных заявлений, но российские службы не смогут этого проверить.

Страна имеет право взыскать налоги с неплательщиков, заявляет министр иностранных дел России Лавров в ответ на критику процесса по делу «ЮКОСа». И на Западе ведутся налоговые дела: в США — против сотрудников «Энрон», в Италии — против «Пармалата». «И никто не считает это издержками демократии», — замечает министр иностранных дел[154].

Высокопоставленные чиновники Кремля видят это по-другому. «Судебный процесс против Ходорковского был организован как показательный, для того чтобы предупредить других российских предпринимателей, — откровенно заявляет Игорь Шувалов, человек, приближенный к президенту Путину. — На месте «ЮКОСа» мог оказаться любой другой концерн». Таким образом Шувалов признает, что речь идет о произволе.

В июле 2005 г. 50 известных певцов, актеров, художников, спортсменов и звезд шоу-бизнеса публикуют в газете «Известия» открытое письмо, в котором поддерживают приговор, вынесенный Ходорковскому. В письме говорится, что государство обязано блюсти закон, который для всех одинаков. Кампания в СМИ в поддержку Ходорковского подрывает «уважение к закону и нормам, обычаям и морали», как заявляют 50 выдающихся подписантов. Телевизионный журналист Александр Гордон и писатель Дмитрий Липскеров обвиняют либеральную телерадиокомпанию «Эхо Москвы» в предвзятой подготовке сообщений: «либеральная пропаганда» в России становится «все более назойливой и принимает вид тоталитарной, как советская модель»[155].