Свиток 1. Волшебный меч

Последняя попытка была уже жестом отчаяния, безнадежным, как угроза вундервафлей во время штурма Берлина. Поименно помня всех священных коров попаданства, я решил… нет, не построить лесопилку, а поразить местных знанием математики. Я, конечно, по этой дисциплине был полным троечником, но знания местных в математике ограничивались понятиями «палец», «рука», «человек» и «много». Первое, естественно, соответствовало единице, второе — пятерке, третье — двадцати, а последнее — всему, что больше двадцати. От единицы до пятерки каждое число называлось по имени пальца. Но, чтобы особо не заморачиваться при дискурсах на математические темы, местные трясли перед носами друг у дружки своими грязными, с обгрызенными ногтями конечностями. Вот и вся математика. Так что я начал капать вождю Нра’тху, который относился ко мне с добродушно-презрительным любопытством, как к забавной, но абсолютно бесполезной зверушке вроде хомячка, внедряя в его Мосх идеи разных цифр и подсчетов… Вот наш примерный диалог.

— Вождь, я могу сосчитать всех наших больших братьев!

— Зачем?

Разгребая очередные обломки заваленного на бок чума, я вдруг наткнулся на что-то мягкое, липкое, но теплое… Вот те раз! Живое тело!!!

Стащил с него обрывки шкуры, раньше бывшей стенкой чума, и под обманчивым светом луны попытался разглядеть, кто это. Это оказался Лга’нхи, сын вождя Нра’тху.

Э-э-э-э… С одной стороны, это было очень хорошо, Лга’нхи был мне почти другом. По крайней мере, относился ко мне намного лучше других. А вот с другой… я и о себе-то толком позаботиться не могу, а вешать на шею дополнительную обузу. Простая математика. Взвалю его на шею — умрем оба, а брошу… Да. Прав был старый засранец Нра’тху — числами такое не измерить. Жизнь-то я, может быть, себе и продлю, хотя и ненадолго. Но вот уважение к себе потеряю окончательно. А с другой стороны, что я могу поделать? Я ведь не доктор… Я и в больнице-то ни разу в жизни не был, спасибо хорошему здоровью. И никогда не видел врачей за работой… ну если не считать участкового терапевта, с палочками для осмотра горла, кипой бланков для рецептов и тщательно скрываемым желанием на лице, сбежать от этой скуки как можно дальше.

Все, что я смог сделать, это обмыть тело водой, черпанув ее обломком горшка из ближайшей лужи, смочить губы да с умным видом поглядеть на жуткую рану на голове. (Сначала я даже подумал, что с него успели снять скальп… настолько голова была залита кровью.) …Это вроде как мой батя, когда у него в очередной раз ломалась его старенькая «шестерка», прежде чем ловить частника и тащиться на тросе в ближайшую мастерскую, поднимал капот и некоторое время сверлил ее железные внутренности своим укоризненным взором, делая вид, будто что-то понимает. Потом закрывал капот и еще разок проворачивал ключ, словно надеясь, что пристыженный механизм починится сам собой. Увы, это почти никогда не срабатывало.

Ладно. Вон остатки чума шамана. А вокруг него разбросаны его запасы травок и порошков. Этот чум почти не грабили, только завалили слегка. Видно, среди нападавших дураков связываться с духом шамана не нашлось… А когда шаман лечил мне им же поломанные ребра, то накладывал компрессы из пережеванной травки с очень характерным запахом… И несмотря на омерзение, которое вызвал у меня его слюнявый рот, раны зажили как на собаке. Только, видно, пара ребер срослись неправильно, и теперь стоило сделать слишком большое усилие — в боку начинало колоть и ныть… Я нашел нужную травку, пережевал ее по методе шамана, офигевая от жуткой горечи, выплюнул под обильно содранный кусок кожи, приладил его на прежнее место и замотал голову куском грубой ткани все из той же шерсти овцебыков.

Потом хорошенько замотал тело в обрывки шкур, чтобы оно не застудилось на ночной прохладе, соорудил подобие волокуши, перекинул на нее тело и утащил подальше в холмы. При этом умоляя всех известных мне земных и местных богов сделать так, чтобы падальщикам, которые обязательно придут на запах крови и мертвечины, хватило бы тут еды, и они не пошли за нами по следу.

Чудеса. Но как только начал заботиться о другом, собственные страхи куда-то пропали, и беспокойство о своем будущем отошло на задний план… Это как-то взбодрило.

Я честно пытался не спать… Почти всю ночь пытался… Сидел возле едва тлеющего костерка, замотавшись в обрывок шкуры, и бдил… Костерок, ясное дело, разжег не для тепла. От такой роскоши я уже давно отвык. Просто в случае, если придут тигры или гиены — большое пламя было лучшим способом отпугнуть их. Но большое пламя так же было лучшим способом привлечь внимание двуногих хищников, которые расположились в излучине реки, километрах в трех отсюда. Так что костерок мой горел в глубоко вырытой ямке, а рядом лежала собранная охапка сухой травы, кустарника и разного мусора, оставшегося от нашего стойбища, которую я собирался сжечь при приближении четырехлапых хищников. Если бы только у них еще хватило благородства, заранее прислать сообщение о своем приходе… Мохнатый тигр мог незаметно подкрасться даже к опытному воину, я же для них был чем-то вроде бифштекса на тарелке с уже воткнутой в него вилкой и политый кетчупом. Просто подходи и съедай!

Но ночь прошла спокойно, заснул я только под утро и продрых почти до полудня. А когда проснулся, опять начал думать, как дальше жить. Ничего не придумал и посмотрел, как там Лга’нхи. Сегодня я даже был рад, что спас его. Если он выживет, то будет на кого спихнуть ответственность за наше дальнейшее существование. Но пока Лга’нхи был по-прежнему без сознания. Правда, сейчас, при свете дня, он уже не смотрелся так жутко, как ночью. Видно, что кистень или дубина прошлись по голове вскользь, содрав с головы основательный кусок кожи и устроив неслабое сотрясение мозга. Но, во-первых, мозги для местных были не главное. Во-вторых, черепа у них были очень твердые. А в-третьих, их с младенчества тренировали оплеухами и подзатыльниками, так что к зрелому возрасту мозги покрывались сплошной мозолью, и удары дубины были им уже нипочем. Правда, при свете дня также обнаружились и какие-то непонятки с его правой ногой. На ней был жуткого вида синяк, и она как-то нехорошо распухла и покраснела. Осторожно пощупал ее… Кажется, была сломана кость. Становилось понятно, как вырубили Лга’нхи. Сначала удар по бедру, а когда он согнулся на переставшей держать ноге, добавили по голове. Потом на него опрокинули чум, благодаря чему врагам и не достался его скальп. Это сильно ухудшало все дело… не в смысле, что врагам скальп не достался, а в том, что нога сломана. Ну да, как мог, вправил кость, вызвав скрежет зубов у лежащего без сознания приятеля, потом поставил лубки и плотно обмотал веревками… Если духи будут к нам благосклонны, мой старый приятель еще побегает по степи!

Но в любом случае, меня в эту сторону жизни мужской половины племени не посвящали. Знаю только, что попадание в то или иное братство точно не было связано с родственными связями. Потому что Нра’тху обучал шайку, конкурирующую с шайкой его сына. Ну да про это уже поздно вспоминать — все наши мертвы.

А обучали молодняк весьма конкретно — гоняли, лупили, заставляли выслеживать добычу и друг дружку… Ну и попутно обучали делать оружие. Уже годам к восьми у каждого пацаненка был полный набор оружия, за исключением разве что ломов-мечей. Увы, но таких мечей на все племя было всего четыре штуки, их изготовляли где-то далеко на востоке, и к нам они попадали чаще всего в виде трофеев. Хотя, по слухам, такие мечи можно было выменять на ярмарке во время Большого Перемирия. Но менять бы пришлось на целое стадо овцебыков. А такие траты были под силу только очень удачливому роду, вовремя натолкнувшемуся на уж очень неудачливый род, в котором болезнь или еще какая-то напасть убила большую часть воинов. Перебив остатки этого рода, захватив его стадо, но сохранив достаточно воинов, чтобы не стать добычей соседей, польстившихся на внезапное богатство, можно было позволить себе приобрести новый волшебный меч. Но такая удача выпадала очень редко. И обычно только в легендах.

Зато вот остальное оружие каждый делал себе сам. Ибо пережечь ствол железного дерева на копье, насадить камень на древко или привязать к нему веревку особой трудности не представляло. У детишек это была вторая после драки любимая игра — изготовлять себе оружие. Я, кстати, тоже частенько принимал в ней участие. И смешно сказать, сначала думал, что смогу углядеть и подсказать местным что-то новое, но в результате учился сам. Технологии изготовления оружия тут были отработаны тысячелетиями практики, и в советах жителя абсолютно иной эпохи не нуждались. Ну да, зато хоть тут я быстро наверстал упущенное и стал не хуже других… детишек. Даже вскоре начал подсказывать совсем зеленой малышне под осторожно-одобряющими взглядами старших воинов. Тут я, кстати, вообще нашел свою нишу и понимание. Мелкота тянулась ко мне, похожему на взрослого внешне и такому по-детски глупому и бестолковому внутри. Готовому тратить свое время на рассказ удивительной сказки про мясной шарик, который и от зайца, и от суслика, и даже от тигра ушел… или про самодвижущиеся волокуши и птиц из железа. Хоть для малявок я был авторитетом и интересной личностью или мог на равных подраться с подростком — пусть малая, но компенсация за всеобщее презрение. Ну да ладно об этом.

Если в процессе привыкания к тяготам жизни дите слишком уж поломается, шаман брался за лечение. Но, как мне показалось, больше радуясь возможности поставить очередной эксперимент над живым организмом, чем излечению больного. Кормили детей объедками с общего стола, в смысле, тем, что останется после трапезы воинов, а затем их жен. Зато позволяли съедать все, что добудут сами. И если честно, вполне хватало. (Я тоже питался с детьми и обладал такими же правами.) Ну а в случае опасности, малявок пинками загоняли в безопасное место, предоставляя подросткам право помереть за Родину, но уже во вторую очередь, после отцов и старших братьев (не тех, что с копытами, а настоящих).

В общем, чего напраслину городить, о детях тут заботились. Просто по-своему — пинками и подзатыльниками, вместо сюсюканья и обнимашек. До совершеннолетия, увы, многие не доживали. Особенно много помирало в первые годы, пока были совсем мальцами. В первую очередь слабые здоровьем, во-вторую, невнимательные, попавшие в лапы тиграм, наступившие на змею или затоптанные «большими братьями». Но зато уж выжившие были вот как раз такие, как Лга’нхи. Здоровыми крепкими отморозками, готовыми выйти один на один против мохнатого тигра, захомутать и подчинить груду мяса и костей весом под тонну или выследить и подкрасться к стаду антилоп… кстати, весьма бдительных и осторожных животных.

Но что мне нравилось в Лга’нхи больше всего — он был отморозком с искрой разума в глазах. И это, как я надеялся, было прямой моей заслугой. Ведь время, что мы проводили вместе, я использовал для того, чтобы малость продвинуть своего приятеля в плане прогресса и цивилизации. Раз уж папаша его в этом отношении безнадежен, так, может, хоть сынишка сумеет оценить мои идеи и предложения? Потому-то я и вешал ему на уши лапшу из историй про большие города, чудесные диковинки, летающие машины, дома высотой до неба и прочая, прочая, прочая. Приятель слушал, не знаю, верил или нет, но, наверное, хоть что-то в его голове, да откладывалось. И можно было надеяться, что когда он войдет в силу и станет вождем, то не будет настолько косным приверженцем добрых старых традиций, как его папаша. А то, что такой здоровяк, как Лга’нхи, вождем станет, я не сомневался. Тем более что и лидером он был прирожденным, и к тому времени, как ему пришло время проходить испытания, уже был признанным вожаком одной из шаек молодняка.