Инсомния-5

* * *

Пока за стенами шел бой, имперская армия готовилась принять удар на самих стенах города. Надобности в этом особой не было — купол императора показал себя непробиваемым, но кто знает этих отчаявшихся святош?

Так что войска были приведены в полную боевую готовность, а все взгляды устремлены на сражающихся внизу. Никто не собирался снимать защиту столицы, потому что возвести ее в первый раз стоило множества усилий, включая невосполнимый ресурс человеческих жизней.

Ну как невосполнимый. Один из дремлющих не выдержал ритуала и растворился в эфире. Причем, это был истинный дремлющий, а не одна из жалких поделок отца императора.

Но пока все смотрели направо, никто из имперских служащих не терял бдительности, так что поглядывали еще и налево. А также вперед, назад и даже вверх, ожидая любого подвоха. Но даже тут никто не мог предположить, что на самом деле смотреть надо было вниз.

Вглубь толщи земли, где среди спутанных коридоров и ответвлений располагалась самая защищенная тюрьма всего континента. Где под великим кристаллом содержались самые опасные преступники.

Да и зачем было туда смотреть, ведь их всех давно убили, когда власть в королевстве перешла в руки императора. Сейчас там держали всякий сброд и не особо опасных личностей. В основном тех, кого еще можно было как-то использовать на благо империи. Например того же бывшего советника от лица провинции Ксандера Фара.

В свое время он неплохо послужил покойному императору, но оставлять его на свободе в такое время было слишком рискованно. Одно дело советник времен мертвого короля-бога и совсем другое — советник времен объявившегося наследника.

Еще там был один из четырех творцов снов, служивших Эдеа. Скульптор и бард давно погибли, отказавшись работать на благо империи. Их, разумеется, заменили, но замена эта далека от идеала. А вот писчий остался на свободе, потому что отныне был ценным членом имперского общества, получившим гражданство. Его книга о похождениях Багрового Жнеца сыскала популярность и всего за несколько десятилетий в калейдоскопе сформировалось нужное сновидение. Разумеется, никто не собирался спасать творца в такое время. Сейчас нужны сильные боевые ловцы, а не книжки для черни. Так что тот скорей всего уже погиб вместе с половиной имперских земель.

Другое дело обезумевший художник. Его картины тоже очень помогли имперскому делу, но из-за строптивого характера на творца пришлось давить и в какой-то момент он не выдержал. Заработал инсомнию, потерял сон и стал бесполезным. Но его не убили, все-таки бывали случаи внезапного выздоровления.

Ведь имперцы не могли знать, что величайший художник ничем не болел, а нарочно оторвал свой сон, создав из него сновидение Стефана — хранителя его дочери. Но кто в такое поверит, ведь подобное считается невозможным. А невозможным подобное считается, потому что никто никогда такого не делал.

Но ведь с другой стороны ни один величайший творец снов раньше не оказывался в плену своего злейшего врага, вдали от семьи. Ни одного из величайших творцов снов раньше не заставляли использовать его дар и талант во зло, во имя низменных прихотей властьимущих.

Что вообще такое невозможно, для творца, у которого есть дар, кусочек угля, целых три стены и тысячи верных помощников.

Но никто за это время не обратил внимания на тонкий писк, ведь крысы постоянно обитали на этих уровнях подземелий. Никто не обратил внимания на исписанные непонятными рисунками стены, ведь старик давно сошел с ума — частый симптом инсомнии, особенно у сильных в прошлом ловцов. Никто не обратил внимания на огонь злобы в глазах творца, ведь он тщательно скрывал его за не таким уж и фальшивым безумием.

А сейчас, в столь напряженный момент, на старика и вовсе никто не смотрел. Ну подумаешь, сидит худощавый заключенный в вонючих обносках возле измалеванной углем стены. Сидит и гладит маленькую крысу, которую любой другой на его месте давно бы сожрал без всяких раздумий. Сидит, гладит, смотрит на одному ему понятные узоры на стенах, и тихо бормочет себе под нос, раскачиваясь из стороны в сторону.

— Нас убивали, а мы рождались. Нас травили, а мы рождались. Они пировали, а мы рождались. Они спали, а мы рождались. Они жили в праздности, а мы рождались. Час не пробил, а потому мы рождались. Не все камни сожраны, а потому мы рождались. Мы терпеливы, мы бесконечны, мы неистребимы.

Он внезапно замер на полуслове, словно прислушивался к чему-то. А затем легкая улыбка тронула его губы. Он медленно поднялся на ноги, оглядел свою камеру, где долгие годы он рисовал картину мести. Никто ее не видел, потому что не знал, куда смотреть.

Ведь тут всего три стены и потолок, а рисовать пришлось десятилетия, так еще и тысячи питомцев должны быть отражены в полотне дня мести. Поэтому он рисовал картины одну поверх другой, переплетая вероятности, соединяя прошлое и будущее, где причины перетекали в следствия. И даже в столь грандиозном труде всей его жизни оставалось слишком много белых пятен.

Слишком многое оставалось за рамкой, не влезая в бесконечный многослойный холст. Но Вечноспящий услышал его молитвы и одним глазком все же посмотрел тот сон, что Стефан так долго рисовал наяву. Хвала всем грезам.

И вот он, день великой мести.

— Мы родились. Мы воскресли. Мы сожрали все камни. Мы сточили все прутья. Мы пролезли сквозь все решетки. Мы родились. Все, — Стефан наклонился к крысе, что держал в руках все это время и прошептал. — Передай остальным, наш час настал.

Та радостно пискнула в ответ и спрыгнула с его рук, сразу же метнувшись вон из камеры. А сам заключенный принялся наносить финальные штрихи в произведение, которое никто никогда не сможет разглядеть.

Они были уже не нужны, просто почему бы и не сделать лучше, если есть такая возможность. Ведь потом этой возможности уже не будет. Да и чем еще можно заниматься в одинокой камере, когда у тебя нет ничего, кроме крохотного остатка уголька.

Разве что слушать нарастающий гул и шорох тысяч лапок, скребущих камень. Или писк тысяч глоток, идущих брать свое по праву смерти. Ведь месть, это когда ты возвращаешь то, что когда-то получил сам. В том случае, когда получал ты только смерть своих сородичей из поколения в поколение.

Поэтому Стефан не обернулся, когда услышал истошные вопли жирного стражника, что всегда выкидывал половину еды Стефана, чтобы поиздеваться над ним. Творец его понимал, стражнику просто было скучно на этом посту. И не винил его, ведь друзья-крысы всегда возвращали потерянное, принося иногда даже больше.

Также Стефан не обернулся, когда пол его камеры, вместе с запечатанными рунами решетками провалился под землю. Хотя казалось бы — куда? Ведь они уже под землей, а под ними лишь каменные плиты защитных барьеров, вкопанных туда века назад.

Но крыс было много, они постоянно рождались. И у крыс была цель — месть. А для этого надо было всего лишь вырыть огромных размеров полости под камерой Стефана, перегрызть защитные руны, до которых не смог бы добраться ни один человек. И в нужный момент обвалить половину камеры.

Но это только начало чудесного дня мести. Стефан обернулся лишь когда пространство вокруг погрузилось в мертвую тишину. Глубокую, всепоглощающую тишину. Обернулся, чтобы осмотреть бесконечный живой ковер шкур, клыков, когтей и бусинок-глаз, пылающих огнем праведной мести, смотрящих на своего предводителя.

Он ничего не говорил, ведь его друзьям-помощникам не нужны слова. Короткий кивок и живая река ненависти и жажды крови сорвалась в бурлящий поток мимо его камеры. Бесконечный бег тысяч лап. Стефан высчитал точное число крыс, которые должны были родиться в этом замке. По сотне голов на каждый алый плащ, плюс тысяча на каждую алую мантию, плюс десять тысяч на каждую душу, оплетенную терновыми побегами. И вот сегодня все наконец совпало. Не идеально, но погрешности неизбежны.

Крысы бежали долго, но каждый миг, что Стефан смотрел на их бег, был блаженством. Потому он даже немного расстроился, когда поток прекратился. С тоской и предвкушением он побрел следом, по пути подобрав с жирного трупа обгрызенное копье. Все-таки Стефан давно уже не ходил дальше, чем от одной стены до другой, так что опора ему сейчас не помешает.

Ведь нужно будет добраться до самого верха самой высокой башни. Ведь он ждал этого дня так долго и будет крайне обидно просто споткнуться и не встать где-нибудь на середине пути.

Он ведь не крыса, к сожалению. Тогда он бы сейчас не поднимался по этой длинной высокой лестнице. Он бы вместе с остальными пробирался по вырытым путям, которые его помощники десятилетиями выгрызали в камне, стачивали среди железных прутьев, своими телами взламывали сквозь охранные знаки.

Они делали это размеренно и методично, с той терпеливостью и упрямством, которым позавидовал бы любой человек. Десятки лет кропотливого труда прямо под носом у кровного врага. Тайная операция длинною в десятки поколений, объемом с владениями, которые никогда не пробегала ни одна крыса целиком за всю свою жизнь. Великое полотно сегодняшнего дня, нарисованное тысячами существ и одним гениальным разумом, захлебнувшимся коктейлем из злобы, отчаяния и жажды мести. За жену, что пала от рук имперцев. За дом, что сгорел дотла. За дочь, что была вынуждена, расти в одиночестве, скрываясь от всего и вся. За будущее, чтобы оно было не таким, как у него.

Он поднимался по высокой и длинной лестнице, а ему навстречу стекали алые ручьи крови. Их было недостаточно, чтобы утолить его жажду, но этот день только начался. Ведь прямо сейчас крысы проникали в самые отдаленные помещения замка и вгрызались в глотки его врагов. Далеко не все из них доберутся до цели. До некоторых не доберутся и вовсе. Но в его холсте просто не было места для еще большего количества рожденных жизней.

Посмотрим, сколько крови он успеет увидеть и тогда станет ясно, достаточно или нет. Но для этого нужно забраться на самый верх, ведь оттуда открывается прекрасный вид. Его крысы уже сейчас должны были ворваться на сторожевую площадку, выгрызая последние камни, падая прямо на головы обескураженной стражи. Вылезать из самых темных нор, хватая их за ноги, перегрызать сухожилия. Ждать их в засадах внутри стен, под потолком, за углом, под ногами. И рвать, грызть. Ведь пока нас убивали, мы рождались. И теперь, когда все нужные камни сожраны, мы родились. И пришел наш черед убивать.

Стефан чувствовал сильную, хоть омерзительную ауру, исходящую от великого кристалла, который своими лапами осквернили эти мелочные жалкие людишки. Значит там, на верхней площадке сейчас много сильных ловцов, поддерживающих порядок заклинательного круга, в который вплетен отпечаток сновидения, испускающий эти эфирные испражнения.

Не удивительно, что сам Вечноспящий приоткрыл один глаз, чтобы обратить свой взор на явь. От этого смрада тяжело укрыться даже в мире бесконечных грез. Но так им и надо. Ничего, скоро все будет хорошо. Ведь прямо сейчас его верные друзья выгрызают внутренности из этих тварей в алых мантиях имперских ловцов.