Полумейстер

110. То, что назначено судьбою

Оберин ехал на своей кобылке рядом с паланкином Элларии. Занавеска была отодвинута, и он мог вдоволь любоваться телом своей любимой на мягких подушках, её рукой, небрежно отброшенной в сторону, её длинной шеей и длинными чёрными косами. Бесчисленные льстецы говорили, она всё так же прекрасна сейчас, как была в пору службы фрейлиной у Элии, но Оберин знал правду: сейчас мать его дочерей была намного, намного краше. И станет ещё краше с годами, когда снег покроет её чёрные косы, а лицо изрежут морщины — потому что красота, как известно, в глазах смотрящего. Разве он мог перестать смотреть на неё?

Рассеянно он подумал, что Лори уже семь, и может быть, пришло время появиться маленькой Альбине, или маленькой Ливии — хотя с дядей он близок не был, сьер Ливен всё время предпочитал проводить где-нибудь, где устраивали турниры, со своими друзьями: Чёрной Рыбой Талли да Белым Волком Касселем. Да и росли уже его семена, росли в плодородной почве Простора... И дядю Стевана (54) он не помнил тоже, только знал, что он когда-то служил кастеляном в Копье, поэтому его вдова считала себя в праве приходить к матери и ныть ей про полукровок.

— А я так хотел дойти до десятка, — грустно пробормотал он.

— Мы можем назвать кого-нибудь Хармиан, в честь папы, — предложила Эллария. — Скольких там не хватает?

— Значит, Альбина и Хармиан? — спросил Оберин.

— И Делонна, в честь мамы, — решительно сказала Эллария. — Или лучше Делия? Мне не очень нравится имя Делонна. Семь — счастливое число, сам знаешь.

— А вдруг будет мальчик?

Оба они рассмеялись от такого бредового предположения. Нет, княжич Оберин не планировал давать жизнь мальчишкам. Его чресла порождали девиц. «Чресла порождают, руки убивают», — горько подумал он. Может, не стоит ему снова становиться отцом? Но время летит, Эллария не вечно сможет дарить ему детей... Занятый своими мыслями, он не сразу и заметил, как навстречу небольшому кортежу вылетела группа всадников в алых плащах. И среди них, на ломовой лошади поперёк себя шире, в чёрном доспехе с глухим шлемом...

— Лари, задёрни шторы, — коротко приказал он, доставая копьё и жестом приказывая кортежу остановиться.

Они могли бы ехать дальше, они могли бы отболтаться — Ланнистеры не дураки ссориться с Тирошем, даже Гора не настолько дурак — но он не мог отказаться от боя, который ниспослали ему сами боги. Не мог отказаться от мести за Элию, которая столько лет ждала этого мига, этой встречи, ждала, когда же её брат убьёт её убийцу. Тем самым копьём, на которое семнадцать лет назад повязала свою ленточку малышка Рейнис.

* * *

Пронзительный крик разорвал вечерний воздух, но кричала не леди Эллария — кричал Верис.

— Нет! — кричал он. — Оберин, нет!

Но тот не слышал. Джон положил руку на рукоять меча и переглянулся с Террансом и Мией. Только недавно он думал, что его приключения закончились — и вот, привет, конный бой против превосходящего противника.

— Что ему под зад попало?! — выразил общие мысли Терранс. — Мы бы отболтались!

Мия сгоняла лошадей в кучу, так чтоб можно было сделать что-то вроде баррикады из трёх паланкинов и заодно выпустить на волю Призрака и Макару — едва ли от кота и дракона сейчас мог быть хоть какой-то толк.

Леди Эллария прижала к животу голову Рози, но глаза её, полные тревоги и ужаса, были устремлены туда, где кружили друг вокруг друга быстрый всадник на карей кобыле и медлительный гигант на ломовике. Точно такими же глазами смотрел на сражение Верис, хотя Джон не видел поводов для паники: княжич был быстрее и опытнее, он кружился вокруг противника, как бешеная муха и наносил удар за ударом, и все точные.

Все. Точные.

А гигант даже не пошатнулся, с неотвратимостью самого Неведомого разворачиваясь навстречу княжичу и поднимая своё копьё, такое же огромное и тяжёлое, как он сам.

«Они это увидели до того, как увидел я», — пожурил себя Джон. Рыцарю надо быть внимательнее. И рыцарю надо сосредоточиться на действительно важных вещах — например, на красноплащниках, которые подскакали совсем близко, пользуясь общим смятением из-за поединка.

— Не знаю, кто вы, но бросайте оружие и сдавайтесь в плен! — крикнул всадник в самой богатой кольчуге. — У вас нет шансов.

Джон оглянулся на Терранса, на Мию. Нет, они тоже не собирались сдаваться — не сейчас, не когда цель уже близка, а княжич дерётся не на жизнь, а на смерть за честь сестры.

— Нет, — согласился он. — Но мы попытаемся.

Мия и Терранс молча перехватили своё оружие — две глефы. Жойен, ещё сонный, но уже встревоженный, что-то шептал над Макарой. Призрак оскалил зубы.

— Нам придётся их всех убить, — сказал Верис странным, почти потусторонним голосом.

— Что?! — одновременно спросили и красноплащ, и Джон.

— После того, что я сделаю, — пояснил он и вытянул вперёд руку, словно на соколиной охоте.

Шиповник, как всегда, с разбегу и неловко, вскочил на неё, замахал крыльями, чтобы не упасть. Верис закрыл глаза, губы его зашевелились. А потом он произнёс всего одно слово, но оно было как взрыв дикого огня: — Drakarys.

* * *

Оберин начинал уставать. Ни удары копья, ни яд мантикоры — ничто, казалось, не в силах было пробить шкуру этого демона из седьмого пекла. Он был уверен, что три из его ударов были смертельными. Он был уверен, что ещё семь вместе взятые свалили бы даже слона, но Гора словно не замечал их, занося своё тяжёлое копьё, молча и спокойно. Ни звука не доносилось из-под глухого шлема; ничего, кроме зловещей тишины.

— Элия! — снова крикнул Оберин, чтобы придать себе сил и прогнать свой страх. — Элия, Элия, Элия! Назови её имя, тварь, моли её о прощении!

Он никогда не сможет отомстить Рейгару, но он может отомстить убийце своей сестры.

Весь мир сжался в чёрную точку, в мишень для его копья.

Рыжий огонь за спиной, женские крики — всё это было далеко; здесь оставались только двое.

Но чем дальше, тем больше казалось, что Оберин здесь один.

Что его противник его даже не видит, не считает нужным видеть.

И это было страшно.

* * *

Им пришлось их всех убить, и леди Эллария всё прижимала к себе голову Рози, чтобы та не видела происходящего — как корчатся в рыжем огне люди в доспехах, как текут по щекам Вериса слёзы, как Джон, Мия и Терранс добивают тех, кто смог уйти от всепожирающего жара.

— Жжёная плоть, дым и раскалённый металл, — шептал Верис, как заклинание. — Жжёная плоть, дым и раскалённый металл...

Шиповник слизывал слёзы с его щёк и разворачивался на врагов, снова и снова выпуская из пасти струи пламени.

Скоро красноплащников не осталось — кроме одного, вокруг которого, всё медленнее и медленнее, нарезал круги княжич Оберин.

— Мы должны ему помочь, он устал, — сказал Терранс.

— Он должен отступать, — согласилась Мия. — Уж вместе-то мы что-нибудь придумаем, даже с этим чудищем.

— Княжич! — крикнул Джон. — Княжич, сюда! У нас есть дракон!

Верис гладил Шиповника по мордочке, по длинной шее. Если бы тот мог летать, можно было бы попробовать пустить его на чёрного гиганта, но летать Шиповник не умел — его крыло, поломанное в бою с Горой, ещё до конца не поправилось.

— Оберин! — крикнула леди Эллария, и в её голосе было столько боли, что у Джона сжалось сердце. — Вернись, Оберин!

Но тот словно не слышал их голосов, продолжая делать всё то же и то же, несмотря на заведомую неудачу.

«Отец говорил, что это определение безумия: делать всё то же самое и ждать иного результата».

— Мать Небес, надежда женщин, проведи нас через бой, — тихо шептал Верис, гладя Шиповника. — Усмири и гнев, и ярость, дай нам выплакать всю боль...

Макара доползла до дерущихся и вцепилась в ногу ломовика, хоть как-то меняя рисунок боя, разрывая безумную монотонность, где один выматывал себя, а другой бесстрастно ждал, пока тот больше не сможет шевелиться. Княжич двумя руками поднял копьё, рванул своего коня ближе к гиганту, рухнувшему на землю. Отчего-то Джону показалось, что и этот, решающий в любой другой схватке, удар ничего не даст — и он не дал.

Только покатился по земле шлем, под которым ничего не было.

И в следующий миг чёрные железные руки сломали копьё пополам. Гигант поднялся — и одним лёгким движением отбросил княжича в сторону, а затем двинулся к нему. Добивать.

— Нет! — крик леди Элларии резал уши, и Джон ломанулся вперёд: Джон и Призрак, и Мия, и Терранс, но быстрее всех — Верис и Шиповник у него на плече, которые успели встать между безголовым монстром и лежащим на земле человеком.

И снова прозвучало страшное валирийское слово, но сейчас оно было как молитва надежды:

— Drakarys.

* * *

— Бестолочь ты моя, — нежный голос Элии звучал словно отовсюду, потому что голова гудела, как с сильнейшего похмелья. Но он видел сестру, её улыбку, чувствовал её пальцы у себя на щеке, на вывихнутом из сустава плече. — Мстить он за меня хотел! Зачем мне месть? Она вернёт мне детей? Или тебе даст новых дочерей? Она утешит Элларию, которая едва не умерла, на тебя глядючи?

— Элия... — прошептал Оберин.

— Эллария, — поправила та. — Вот о ком ты должен думать. Со мной-то всё хорошо, а с ней ты что делаешь? На коленях, на коленях прощенья проси. И под плащ веди, пусть тебя на том свете Ройна за это топит, ты заслужил.

— Заслужил, — согласился он. — Эллария, выходи за меня замуж.

Если Элия так решила — так тому и быть. Элия всегда знает, как правильно.

Женщина, с рыданиями припавшая к его груди, была точно Элларией, поэтому он медленно, через боль, поднял руку и её обнял.

— Так-то лучше, бестолочь, — согласилась Элия. — И что у меня за брат, даже в райских кущах не даст покоя! И никаких Делонн и Хармиан. Назовёшь их Эгея и Ренон, понял?

— Но Ренон — это...

— Понял или нет? — она упёрла руки в боки, сияющая, как тысяча звёзд, и он не посмел с ней спорить.

Он только обнимал Элларию и смотрел, как сестра решительной походкой идёт куда-то навстречу свету, где её ждал мальчик с белыми волосами и мама, совсем молодая и весёлая, как в дни больших праздников.