Дмитрий Донской. Зори над Русью

11. ЖДИ ПОЛКИ МОСКОВСКИЕ

Бориско так и не понял, зачем Семен Мелик потащил его к митрополиту, зачем владыка Алексий заставил его повторить, что выгнали его из села не кашинцы, а тверичи. Потом парня накормили и заперли в подклети митрополичьих палат. Бориско и этому был рад, потому что боялся попасть в подземелье какой–либо из кремлевских башен.

А Семен Мелик ускакал в Тверь.

Когда Михайле Александровичу доложили о приезде московского посла, князь велел его ввести тотчас.

Первое, что увидел Семен, переступив порог горницы, это устремленные на него, казалось, прожигающие насквозь глаза князя.

Едва после низкого поклона Семен выпрямил спину, князь спросил:

— Грамота?

— Нет, княже, владыка Алексий грамотой тебя не удостоил. Велел свою речь на словах передать.

Князя передернуло от такого ответа. Он еще раз пристально поглядел на Семена. Тот стоял молча, глядел прямо навстречу князю. Шлем Мелик держал на согнутой левой руке. Вошел к князю с доверием, с открытой головой. Это понравилось Михайле Александровичу.

«Богатыря какого послали», — подумал он, косясь на широкую грудь посла, покрытую простой, но крепкой кольчугой.

— Владычный боярин [235] аль сын боярский?

— Нет, княже, я только сотник великого князя Дмитрия Ивановича.

— Почему же тебя послал ко мне митрополит? Своих слуг у него не стало?

— Про то я не ведаю. Послал владыка, я и поехал.

— Ладно! — отмахнулся князь. — Зато я больно хорошо понял владыку. Хочет он показать, что у него с Дмитрием Ивановичем замыслы, как и люди, едины. Это мы давно знаем. Все знаем, чего от митрополита ждать! Князьям и тем далеко до владыки Алексия. Властен! Одно слово — владыка! Неведомо токмо, праведный он владыка аль нет… — Князь вдруг оборвал, вспомнил: москвич перед ним, посол митрополичий. Уже без шума, спокойно, властно приказал, будто мечом звякнул:

— Говори речь…

Семен откашлялся и начал говорить затверженное наизусть:

— От митрополита всея Руси Алексия князю Тверскому слово…

— Я великий князь Тверской! — гневно перебил посла Михайло Александрович.

Семен нахмурился.

— Не обессудь, княже. Говорю, как приказано. Мне–то все едино, как велишь, так назвать тебя могу, а только какая тебе корысть, если сотник тебя великим князем назовет, коли во владычной речи того слова нет? А кричать пошто? Может, в Орде аль в Литве на послов кричат, а на Руси такого обычая нет.

«Явно с издевкой Литву приплел!» — подумал князь, а Семен, выждав малое время, спросил:

— Дозволишь говорить?

Князь сквозь зубы проворчал:

— Говори.

— Жалуешься ты, князь Михайло, на князя Кашинского Михайлу Васильевича, дескать, едва помер отец его князь Василий, как Михайло Васильевич, нарушив крестное целование, изгнал из села Андреевского, что под градом Кашином, твово верного слугу Бориса сына Пахомова. Грозишь ты, князь Михайло, вновь пойти на Кашин и изгнать князя Кашинского. Ныне стало нам ведомо, что не кашинцы, а тверичи изгнали тиуна твово Бориску Пахомова из сельца Андреевского. — Семен повысил голос: — Пошто кривишь душой, князь Тверской Михайло Александрович? Пошто ищешь, как бы начать распрю? Пошто, аки волк–сыроядец, жаждешь пролития крови людей русских? Пошто разжигаешь пожар усобицы?! — Последние слова Семен бросил гневно, с напором, весь подавшись вперед. На мгновение переведя дух, он закончил сурово и веско:

— Ныне пеняй на себя, ибо сказано: «…взявшие меч, мечом и погибнут». Зри писание от Матфея, глава двадцать шестая, стих пятьдесят второй.

Семен ждал, что князь опять поднимет шум. В самом деле, в последних словах была явная угроза, но князь молчал. Молчал и Семен, с затаенным интересом посматривая на Михайлу Александровича. Наконец тот поднял опущенную в раздумье голову.

— Иди, посол, восвояси. Поздно! Тверские полки уже пошли на Кашин.

Семен шагнул вперед.

— Если так, то есть у меня слово к тебе, Михайло Александрович, от великого князя Дмитрия Ивановича.

Лицо Тверского князя медленно побелело. Пересохшими губами он едва вымолвил:

— Скажи это слово, сотник.

— Коли Тверь на Кашин пошла, жди, княже, полки московские под стенами Твери.

Семен поклонился и, круто повернувшись, быстро вышел на двор. Вскочил на коня и с места пустил его крупной рысью. Князь вдруг опомнился, вскочил, ударом кулака распахнул створки окна, так что несколько круглых стеклышек выпали из свинцовой оправы рамы, крикнул:

— Задержать посла! Не выпускать его за ворота!

Захлопнул окно, пошел к креслу, да так и не дошел. Одолели думы. Захватив холеную бороду в кулак, князь шагал из угла в угол. Из раздумья вывел его осторожный шепот, доносившийся чуть слышно из–за двери. Разговаривай там громко, не таясь, князь, наверное, и не услышал бы ничего, но шепот насторожил.

Михайло Александрович с силой толкнул дверь, с порога увидел склонившихся перед ним бояр. Заметив в руках у Вельяминова стрелу, взял ее. Наконечник был в крови. Князь все понял:

— Упустили посла?

Бояре ответили все вместе:

— Упустили княже.

— Не прогневайся.

— Конь под ним — ветер.

— Вишь, стрелой его достали. В плечо угодила, а он стрелу вырвал, да и был таков.

— Прикажи послать погоню. Давай самых борзых коней с княжой конюшни.

Князь стоял в оцепенении. Потом устало махнул рукой.

— Не надо, — закрыл дверь.

Оставшись один, князь подошел к креслу, тяжело сел, закрыл глаза.

«Не поймали посла — и ладно. Может, оно и к лучшему… Не ждал я, что Москва так круто перейдет в наступление. Думал, приезд трех послов Мамаевых заставит Дмитрия Ивановича быть осторожным, а он, видно, послов дарами купил. На это москвичи не скупятся: знать, есть в калите казна. Не помогли Мамаевы послы. «Жди полки московские под стенами Твери!» Остается одно: опять бежать к Ольгерду…»