Дмитрий Донской. Зори над Русью

16. КНЯГИНЯ УЛЬЯНА

Узкий пучок вечерних лучей, врывавшихся в бойницу, обливал камни стен зловещим кровавым светом. Вглядываясь в вечернее зарево, Михайло Александрович думал: «Закат багряный. Это к ветру, но ветер и без того летит над литовскими лесами, воет над Турьей горой, над Гедеминовым замком, будто хочет повалить его граненую башню, и, обессилев в неравной борьбе с каменной твердыней, злобно швыряет охапки мокрых листьев. К чему же такой багряный закат? — гадал князь. — Коли не к ветру, так, может, к войне?» От одной мысли дух захватило. Но гаснул багрец заката, и вместе с ним гаснул и пыл князя.

«Нет, войне не бывать! Какие сейчас походы — осень, грязь, бездорожье, да и князь Ольгерд молчит, как воды в рот набрал. Так и жить мне изгоем в Литве, у Ольгерда из милости. Эх, думы, думы. Будто осенний ветер, будто осенняя непогодь».

Закат успел догореть и погаснуть. Засинели сумерки. Князь будто застыл у бойницы, знал, что надо, а не мог набраться смелости пойти к зятю, не мог спросить Ольгерда напрямик: поможет он или нет в борьбе с Москвой? Наконец, когда, казалось, он совсем решился, открылась дверь соседнего покоя, из нее вышел Ольгерд. Чего бы проще подойти и спросить! Но Михайло Александрович так и остался стоять у стены, так и не шелохнулся. А вдруг Ольгерд скажет: «Не жди заступы». Страшно такой ответ услыхать. Пока раздумывал князь Михайло, зять его неторопливо прошел мимо. То ли не заметил он Михайлу Александровича, то ли не захотел увидеть, только бровью не повел, прошел и по узкой внутренней лесенке стал спускаться вниз. Едва затихли его шаги, из покоя вышла княгиня Ульяна, шла она следом за мужем. Михайло Александрович бросился к ней, схватил за руку.

— Сестра!

Ульяна охнула.

— Испугал ты меня!

— Говорила?

Княгиня нахмурилась.

— Говорила, а что толку? Молчит он.

— Про зодчего Луку вызнала?

— Вызнала. Неделю тому назад привезли его из немец.

— Слава богу! Где он? В застенке?

— Нет. Ольгерд его пытать не велел и про тайну града Москвы не спрашивал.

Лицо князя Михайлы передернулось. Ульяна вслушивалась в прерывистое дыхание брата, вглядывалась в чуть видное в сумраке палаты лицо его. Как–то не замечала она раньше, до чего исхудал и осунулся князь Михайло. Стало нестерпимо жаль брата. Ульяна положила ему руки на плечи, приподнялась на носки и, заглядывая в его потухшие глаза, прошептала:

— Не убивайся так, Миша. Уговорю я мужа. Заступится он за тебя.

Михайло Александрович только рукой махнул.

— Полно, Уля, не уговорить тебе его. Не любит чужих советов князь Литовский.

Ульяна усмехнулась лукаво.

— Многого ты еще не знаешь, Миша. Ольгерд стар, но лаком. Я не просто к нему с советом пойду, я к нему с лаской подкрадусь. — Сказала и ушла, тихонько напевая какую–то не знакомую Михайле Александровичу литовскую песенку, а князь так и остался у бойницы слушать, как воет осенний ветер, думать свою горькую думу: «Нет! Нет! Не пойдет на Москву Ольгерд».