Верните мое тело!

Глава 9

Мадам улыбнулась бывшему мужу Ники.

— Заметил, потому что я сказала тебе, где ждать, олух. Но всё равно молодец.

— Я очень старался вам угодить мадам, это мое искреннее желание, — услужливо дернул шеей Ольф.

— Почему, Виталя? — искренне не поняла его Ника.

— Я давно не перевариваю тебя, жёнушка. Ты скучная, нездоровая особь, которая считает свою жизнь настолько важнее моей, что распоряжается ей, не спрашивая даже мнения, не то что разрешения на этот дикий эксперимент.

Ника даже удивилась, насколько больно ей стало от его слов. Поверить невозможно, что с этим человеком она жила, будучи уверена, что нашла того самого, единственного.

— Пусть это будет на твоей совести, — тихо проговорила она, прикрывая глаза, чтобы не видеть ухмылок бывшего мужа. — После нашего последнего разговора ты открылся для меня совсем с другой стороны. Поэтому я не удивлена. Удивлена только твоему рвению.

— Очень хорошо, что вы решили поговорить сейчас, разлученные души, — ядовито улыбнулась мадам. — Но я попрошу вас заткнуться. Ваше неуместное булькание раздражает мне слух.

— Почему вы это сделали? — не обращая внимания на слова мадам, Ника перебила ее.

— Что «это»? О чем ты, кухарка? Если об отравлении виконта, то люди будут уверенны, что это сделала ты. У них простой нрав. Думаю, они сожгут тебя прежде, чем ты сумеешь объяснить что-нибудь.

— Вы украли моё тело! И собираетесь украсть у меня жизнь?!

— Извини дорогуша, — ласково улыбнулась мадам. — Твоя жизнь ценна только для тебя и, между нами, — она похлопала одёрнувшуюся Нику по руке, — не черта не стоит.

— Вы злая и подлая дрянь! Воспользовались моим доверием и сделали своё черное дело, не считаясь не с чьими жизнями. Не с моей, не с его, — Ника ткнула рукой в сторону Ольфа.

— Ты негативно ко мне настроена. Это обычно укорачивает жизни, дорогуша. А жизнь этого недотёпы, — она улыбнулась Ольфу, — изменила не я, а ты. Кто наливал ему снадобье? Ты ведьма и есть, правда Виталий?

— Дрянь поганая, — кивнул Ольф-Виталий. — Ненавижу.

— Если ты, сволочь, меня ненавидишь, то как прислуживаешь этой ведьме? Она же как я выглядит! Как объект твоей ненависти! — резонно заметила Ника, еле сдерживаясь, чтобы не влепить ему по лбу.

— Тело твоё меня всегда устраивало, хоть и не родила мне, слава богу. Я твоего козлячьего блеяния не переношу. Пойми ты это, тряпка половая!

— Какой милый разговор! — всплеснула руками мадам, — сдается мне, я разрушила не самую крепкую семью в мире.

— Неужели ради того, чтобы подставить меня, вы убили бедного виконта?

— Ты много о себе думаешь. Кроме этого, — она провела рукой по телу, — толку от тебя никакого. Виконт жив. Правда после приема снадобья, его разум будет слегка… поколеблен. Как у маленького мальчика. А всё остальное будет прекрасно работать, если ты понимаешь, о чем я. Маркграф будет счастлив отдать тронутого наследника хоть за кого-нибудь. А я уж его осчастливлю, так и быть.

— Бог вас за это накажет. Или небеса. Не знаю в кого вы там верите. Вернее, понимаю уже, но добро всегда сильнее зла, так и знайте.

— Милая, наивная дурочка. Ты когда к гадалке пошла — это тебе твой разум лично приговор подписал.

— Ольф, — обратилась она к застывшему в подобострастной позе Виталику, — сходи позови людей, пора осветить эту ночь светом очищающего костра. Из тебя, дорогуша, получится кучка угля, но, если это тебя может утешить, сначала ты будешь благоухать как бараний шашлык.

Ника изо всех оставшихся сил рванула к выходу, пытаясь обогнуть стоящего на дороге Ольфа, но тот, вовремя угадав ее маневр, прыгнул на нее сбоку, сбивая с ног на пол и, крепко вцепившись в её волосы, прижал её голову к полу.

— Еще одна твоя просьба исполнена, — похлопала в ладоши мадам. — Ты опять сошлась с мужем! Браво!

Выйдя в коридор и подойдя к небольшому стрельчатому окну, мадам Мелисса вытянула шею и звонко крикнула.

— Эй, все сюда, она здесь!

Знакомый топот возобновился и спустя минуту помещение было забито наполнившими его людьми.

— Она? — спросил маркраф, когда десятки рук, щипая и дергая, оторвали её от пола и поставили на ноги.

— Так точно, Клара-отравительница! Ведьма, — радостно подтвердил хор голосов.

— Чем ты его опоила? — спросил маркграф у Ники.

— Я клянусь вам, что этого не делала. Это мадам Мелисса…

Ника захлебнулась кровью из разбитого рта, когда кулак Ольфа ударил её по лицу.

— Она будет пытаться оклеветать каждого, — сурово прокомментировала мадам. — А особенно нас, поймавших её. Но теперь твои руки связанны, ведьма! Как ты сможешь нас отравить, кроме твоих речей?

Маркграф кивнул:

— В цепи ее и в подвал. Если к утру не выдаст яда, ведьму сжечь.

— Зачем тянуть до утра милорд? Не забывайте, это ведьма. Если жечь, то прямо сейчас, чтобы ее покровители, питающиеся мраком ночи, пришли в ужас от её бесславной кончины.

— Разумно, мадам Мелисса. Кастелян, распорядитесь собрать костёр. Я не дам силам зла даже малейшей попытки закрепиться на нашей земле.

Поти обезумевшая от страха Ника совершенно потеряла дар речи и не смогла вымолвить ни слова в свою защиту. Слова словно встали колом в горле.

Довольная толпа неаккуратно потащила ее на руках по коридору и лестницам, по пути награждая беззащитную Нику ударами и плевками.

В центре двора быстро бегающие в темноте люди мгновенно собрали большую вереницу дров вокруг металлического шеста и обложили ее хворостом.

Приготовления были остановлены появившемся церковником.

Не верящая своим ушам Ника с жадной радостью слышала его разговор с маркграфом.

— Она будет сожжена сейчас же! — ревел маркгаф.

— Это никак не возможно, ваша милость, — твердо и решительно остановил его одетый в темную сутану монах. — Ведьма должна быть допрошена и приведена обратно к церкви. Покаяние — это необходимое для церкви условие. Сжечь можно после, маркграф.

— Чертовы крючкотворы, — плюнул в сторону тот. — Ладно, в подвал её.

Нику стащили, больно ударяя об углы, в подземелье, по нескольким всё больше и больше воняющим плесенью лестницам. Кинув ее как мешок картошки на жалкие остатки полусгнившей соломы в центре помещения, толпа покинула ее, наградив на прощание плевками. Дверь захлопнулась и Ника осталась в полной, глушащей словно вата темноте.

Страшно было до такой степени, что Ника не смогла даже поплакать — так сильно спазмированные страхом мышцы сжимали грудь.

Прошло долгое, почти неисчислимое в темноте время, когда раздался шум и двери темницы снова распахнулись, ослепляя девушку нестерпимым светом факелов. В помещение втолкнули еще одного человека, и дверь за тюремщиками опять захлопнулась.

— Кто здесь? — дрожа от страха, спросила Ника.

— Это Гунилла, девочка. Наконец-то мы нашли время и место поговорить…

— Гунилла, милая! Я так рада что ты здесь!

— Большей глупости не сказать, даже если постараться, — закашлялась та.

— Ой, я совсем не это…

— Да я понимаю, ничего. Не каждый день попадаешь в подвал.

— Гунилла, они правда хотят меня сжечь?

— К сожалению, да. Правда.

— Но я же не ведьма! Ты-то знаешь правду.

— Для них ведьма.

— Это какой-то дурной сон… — тут Нику словно прорвало, и она заревела в голос.

— Поплачь, девочка… Как следует поплачь, — Гунилла нашарила ее в темноте и, опустившись на солому рядом, погладила Нику по голове. Пока это самое лучшее из всего, что ты можешь сделать…

Ника еще долго рыдала в темноте, пытаясь найти утешение в объятьях знахарки.

Наконец ее всхлипывания закончились, и она обессиленно замолкла.

— Вот и славно, — заключила Гунилла. — Теперь можно и поговорить. Время до утра есть.

— Она — само зло! — всхлипнула Ника. — Ведь она-то и есть ведьма, неужели всем не понятно?

— Всем нужны простые ответы. А ты самый простой. Она всё перевела на тебя.

— Она сказала мне, что отравила виконта, но не насмерть, а так, чтобы он превратился мозгами в маленького ребёнка и стал ей во всем послушен. Она сделала из него идиота.

— Ну вот видишь — не всё так плохо. Даже в самые тёмные закоулки проникает свет. Она излишне самоуверенна, и это может сыграть против неё. Это очень хорошая новость. Очень. Очень хорошая новость! — развеселилась Гунилла. — Прежде всего ты скажешь, что отравление виконта можно повернуть вспять и вылечить его.

— Как я это сделаю?

— Я тебя научу. Если виконт выживет, все карты будут лежать по другому. Так что сразу кричи, что ты можешь вылечить его, поняла?

— Да, конечно, поняла. Что же мне делать?

— Запоминай. Тебе нужен мышиный помёт.

— Что за глупость Гунилла! Не пугай меня.

— Это ты не будь глупой. Мышиный помёт — это самое главное в этом деле. Его нужно растворить в кислом вине и влить в больного. Затем следить за ногтями. Если они посинеют, значит поможет настойка лаванды и горчицы на шкуре ежа. Если нет, значит всё намного серьёзней и требуется кровавый оборот на святой воде, и церковь будет сильно против. Но если маркграф захочет, он сможет продавить даже церковь на своей земле.

— Я даже приблизительно не понимаю, как мне это делать. Это звучит для меня как полная околесица!

— Бери меня в помощь. Если мы не выберемся отсюда вдвоем, пропадем обе. И еще. Помнишь ту смесь, что я дала тебе выпить накануне? — ехидным голосом поинтересовалась Гунилла. — Если они успели подпоить маркграфа, и он им теперь послушен, то может выйти довольно смешно.

— Почему, Гунилла?

— Есть шанс, что он и тебе теперь будет послушен, — захихикала она.

Ника не находила, чему тут можно радоваться, даже на секунду.

Остаток ночи прошел в тревожных разговорах и долгих, молчаливых паузах.

Наконец, тишина подземелья была нарушена топотом спускающихся по ступеням ног. Щелкнул замок, и в отворившуюся дверь ввалились стражники, ослепляя заключенных светом факела. Подпихиваемые древками алебард, пленницы, спотыкаясь, с трудом нащупывая склизкие ступени, поднялись на поверхность, к ослепительному утреннему свету.

Миновав полный народу двор, с неприязненными криками встретивший появление женщин, пленницы были доставлены в обеденный зал, по такому случаю переоборудованный в судилище.

Центральный, длинный стол был сдвинут в сторону, и в центре помещения возвышалось огромное кресло, по всей видимости ужасно неудобное, с высокой, прямой спинкой. Занимавший его маркграф, сидел прямо. Как палку проглотил, подумала Ника.

По бокам от него находились пара небольших, обеденных столов с лавками. Слева сидела мадам Мелисса, с ненавистным Виталиком в дурацкой оболочке Ольфа. Справа церковники, во главе со святым отцом — всё в той же тёмной сутане.

На камнях пола, в самом центре красовался мелом очерченный круг, а по краям круга, за колышки лапами, были привязаны шесть куриц. От вида этого круга с привязанными курицами у Ники подкосились ноги, и она еле удержала равновесие, опершись на Гуниллу. Пленниц втолкнули в центр круга и ударом сзади, по ногам, заставили стать на колени, обращаясь лицом к центральному креслу.

Маркграф долго, с брезгливой ненавистью разглядывал стоящих на коленях женщин.