Полумейстер

188. Жена, её муж и Окскросс

Бриенна не обманывалась мыслями, что она хорошо знает своего мужа — нельзя узнать человека за столь недолгий срок. Но она его знала. Думала, что знает, по крайней мере.

Знала как друга, с которым одно удовольствие посидеть за кружкой эля и выбить друг из друга пыль на площадке.

Знала как мужа, с которым можно было говорить о том, что тревожит и гнетёт душу, а можно было просто лежать рядом и греться самой, грея его.

Знала как любовника, неожиданно-ласкового и неизменно-страстного, который научил её вещам постыдным и приятным и обещал научить ещё больше.

Но как воина...

...она думала, что знает.

Ей следовало прислушаться к лорду Старку, который проследил за её взглядом во время битвы и заметил, словно про себя, что это ещё не всё.

Не тот Роберт. Не Демон Трезубца.

— И нам обоим стоит надеяться, моя королева, что Демон никогда не вернётся, — заметил он.

— Почему?

— Потому что хорошие вещи, моя королева, не называют такими именами. Роберт был грозен в тот день — и страшен, для своих не меньше, чем для чужих. Да и не просто так он таким был, просто так демонами не становятся. Это душа должна наизнанку вывернуться.

— Да какое там, — отмахнулся муж. — Злой я просто был, жёнка. Злой и усталый. Думал: найду этого валонкара сраного, въебу ему молотом — и всё закончится. А всё — оно только начиналось, — он послал ей невесёлую улыбку снизу вверх, и она погладила его по щеке.

Это было очень супружеское, устраиваться вот так: она — сидя на походной койке, он — лёжа, головой у неё на коленях, пока она расчёсывает металлическим гребнем его буйные кудри. Роговые и костяные не справлялись, ломались — а старый папин ничего, держался. Гнулся только иногда, но это и выправить можно.

— И теперь, думаешь, не закончится?

— Нет, конечно. Нам в столицу возвращаться, тебя короновать. Потом править. Потом дети пойдут. Будем им определять наделы, выбирать, кому Тарт, кому трон, кто третий лишний. Невест потом искать, женихов. Внуки пойдут...

— Целая жизнь, — тихо сказала она.

— Целая жизнь, — согласился Роберт. — И я совершенно не представляю, что с ней делать, жёнка. Воевать-то просто: загони врага в тупик да бей, пока есть, кого бить. А жить... жить дело другое.

Она снова погладила его по щеке, запуталась пальцами в бороде. Как будто она сама знала, как это — жить. Даже папа, в общем-то, не знал, несмотря на немолодые свои годы. Просто плыл по течению и всё, и ей то же самое советовал: идти за ветром, ветер знает, куда дуть. Но она теперь не просто женщина, леди, рыцарь или уродина — она жена. Королева, хотя эту мысль в голове уложить пока получалось не очень. А жена — это та, кто помогает мужу в его заботах, утешает, прогоняет хандру. Разделяет его ношу.

Поэтому Бриенна кашлянула и твёрдо сказала:

— Ничего. Просто раньше ты один пытался жить, и получалось поэтому не очень хорошо. А теперь есть я, и лорд Старк тоже будет рядом, потому что он ответственный, а больше некому.

— Думаешь, это всё изменит?

— Думаю, это изменит что-нибудь.

И всё-таки, всё-таки она не знала его как воина до этого дня.

Солнце золотило пшеничные поля, играло на крышах домов деревеньки вдали, наполняло нестерпимым блеском речную воду. Громада Скалы Кастерли нависала над полем боя, заботливо выжженным железными ордами.

Она слышала песню о том, как лоялисты ложились по обе стороны от Роберта, как трава под косой — но думала, это только слова, красивый образ из тех, которые так любят певцы. Она слышала истории о Хохочущем Шторме — но думала, что и это лишь история, что никто не станет смеяться на поле боя.

Но Роберт хохотал, бешено и яростно, и по обе стороны от него оставались лишь лежащие тела проклятых морских бандитов да их бегущие товарищи. Грозно вопящая пёстрая орда покорно расступалась перед ним, не смея даже прикоснуться, распадаясь на отдельных трусливых пиратишек.

Он был огромным — больше, чем когда они просто разговаривали, точно больше, чем когда они целовались — чёрным и рога на его шлеме блестели золотом, как у короля лесов, о котором рассказывают детям осенними вечерами, когда ветер воет так страшно и дождь стучит в окна. Короля лесов с золотыми рогами, что несётся впереди дикой охоты, выбивая копытами искры и задевая рогами облака.

А потом вдруг король лесов остановил свой бег. Два гиганта в чёрно-золотой броне смотрели друг на друга — один с молотом в руках, другой — с огромным двуручным мечом. Предводители двух войск сошлись лицом к лицу, и никто — даже Бриенна, даже лорд Старк — не смели вмешаться в их поединок.

Так сталкиваются волны в океане, огромные и чёрные, которые поднимаются в недобрый час и смывают целые города, если доходят до берега.

В песнях поединки длятся долго — хватает времени описать доспехи и щиты, перечислить все заслуги и обиды.

Но то в песнях.

Здесь было так — сначала затишье, потом они столкнулись, разошлись, столкнулись снова — и рухнули, рухнули оба, так что аж загудела земля. Или Бриенне только показалось, что загудела?

Она рванулась — вперёд, на помощь — но Роберт уже поднялся, тяжело опираясь на свой молот.

Роберт поднялся, а его соперник — нет.

И железяне побежали.

В этом тоже было отличие от песен: что с отступлением врага битва не заканчивается, а только меняется, превращается из бесконечного перетягивания каната во что-то вроде прополки грядок или перебирания крупы. Особенно это было справедливо для железян, которые как выяснилось, и отступать-то толком и не умели, если не называть отступлением попытки с воплями, давя друг друга, бежать в направлении спасительной, как им казалось, реки.

Тут-то ей и её кавалерии было самое место: именно они должны были разбивать бегущую массу на малые группы, окружать со всех сторон и гнать на копья своего ополчения, кое-как выдёргивая тех, кто на вид напоминает лорда и значит должен быть не убит, а выкуплен.

Паршивая работёнка, хуже вышивания, но Бриенна была всё-таки рыцарем и королевой, а значит, должна была справиться и с ней.

И только потом позволить себе помчаться к высокому королевскому шатру, где лежал её муж — уже без доспеха, наскоро перевязанный в ожидании голубых септ и мейстера.

— Да ничего, — прогудел он, морщась. — Так, только рёбра потрескались. Полежу спокойно, чтобы чего не проткнули — и завтра хоть на лошадь!

Она не очень ему поверила, но села рядом, взяла за руку, погладила.

— Мы победили, железян и осталось-то всего ничего. Лучники Бракенов им корабли подожгли, — сказала она. — Отдыхай, всё закончилось.

— Ох, нехорошие это слова, — буркнул он.

И словно в ответ ему распахнулась завеса на входе, вбежал взъерошенный Тирек:

— Государь, государыня, там такое...

Опираясь на неё, Роберт встал, и они вышли наружу — чтобы увидеть, как распахнулись ворота Скалы Кастерли, и оттуда выплеснулась грязная коричневая вода, а следом за ней потянулись, неверно ступая и пошатываясь, полуистлевшие солдаты.

— Мать Милосердная... — выдохнула она.

— Ох ты ж ёбаный ты нахуй... — согласился с ней муж.