Полумейстер

190. The Tower

Раньше Дженну бы удивили пятна ржавчины на золотой короне фальшивого Джоффри. Раньше её бы рвало от постоянного запаха гнилого мяса в коридорах, раньше она не могла бы спать, зная, что этот запах — от мёртвой армии её брата. Раньше она бы, пожалуй, последовала за септоном Порцием, который вырезал звезду у себя на лбу, вспорол себе брюхо и прыгнул вниз из окна, чтобы наверняка.

Теперь её ничто не удивляло, не пугало, не трогало.

Она существовала от утренней и до вечерней зари ради одного: ради того, чтобы сохранить как можно больше доверившихся ей жизней. Если муженёк изволил присоединиться к дохлым войскам — пускай. Если служанки решили выйти в окно за септоном — пускай. Но те, кто хотели жить, те, кто цеплялись за Дженну и молили её совершить чудо и всех спасти — они должны были остаться в живых любой ценой.

— А какую цену-то ты сможешь заплатить, болезная? — Ленора Хилл усмехнулась. — Золота у тебя не осталось. Одна пустая порода.

Но Дженна не собиралась торговаться с мифическими богинями, только с людьми. Она хотела найти способ сдать Скалу Кастерли королевскому войску — в обмен на свою жизнь, на жизни детей, их жён, на жизни внуков и даже жизнь этой глупой старухи. Она знала короля и знала его гнев: если дать утолить его кровью Тайвина...

— Томми стучат, — говорила Ленора. — Слышишь их молоточки? Они стучат в стены, чтобы стены рухнули и похоронили нас всех. Похоронили Ланнистеров, как Ланнистеры похоронили Рейнов.

Но красный лев на белом и белая звезда на синем поле гордо реяли среди прочих знамён королевского войска. Что ж, разумно: если нашёлся последний Дарклин, зачатый безумным королём какой-то несчастной пленнице — отчего не найтись и Рейнам, и Тарбекам? Отчего не прийти посмотреть на позор и гибель их вечных соперников?

Дженна избегала брата с тех пор, как тот хотел отдать её своему некроманту — но знала, что тот нашёл нового колдуна, одноглазого красавца из дальнего Эссоса, о синих губах которого мечтали многие девки (и кажется, дура Мелеза). Хоть тот и был весь в шрамах, словно стеклом посечен — им это не мешало. Мечтали — пока не пошёл слух, что многих он зовёт в свою спальню, но ни одна ещё оттуда не вышла. Запрещать было бесполезно, и Дженна только рассказала им: армии мёртвых нужны те, кто будет рождать им подобие жизни. Рождать из вот этой своей матки через вот эту свою пизду, а как — она не знает, вот только едва ли это будет очень приятно.

Больше ни одна не спешила искать объятий чародея. Но тот, кажется, в них и не нуждался — носился по коридорам Скалы Кастерли, словно чёрный злой ветер, всегда в сопровождении толпы немых слуг с пустыми лицами, за спинами которых его и видно-то не было. Пророчил великие победы и что-то в этом духе, хохотал, как бешеный и оставлял за собой неистребимый запах тления и ещё чего-то сладостного, но не менее мерзкого.

* * *

— Не обещай мне победы, — холодно сказал Тайвин. — Расскажи, что ты для неё сделаешь.

Квиберн обещал — и пополнил ряды мёртвой армии, безмозглый и со свёрнутой шеей.

На его место воды принесли Грейджоя, отчего-то решившего делать ставку на Ланнистеров, а не на свою родню — принесли совершенно буквально, на обломке корабля с обломком мачты, полуголого, покрытого шрамами, еле живого благодаря отчаянным трудам своих немых спутников. И Грейджой, к его чести, за несколько дней закончил то, на что Квиберн потратил долгие месяцы. Не полностью оказался бесполезен, да.

— Я стану богом, — ответил тот, как отвечал уже не раз, — а твой внук — королём, потому что богам нет дела, кто сидит на престоле. Сейчас же я направлю на Баратеона армию мертвецов. Пусть попробует справиться с теми, кому не страшны мечи и стрелы. И если этого мало, я заставлю само небо встать на твою сторону. Тебя это устроит, Ланнистер?

Учить дикаря вежливости было бесполезно, оставалось терпеть — временно, разумеется, пока тот не выполнит свою задачу. Потом... потом окажется, что никто не застрахован от неприятностей, даже тот, кто расхаживает в доспехе из валирийской стали.

— Полностью. Что тебе потребуется для того, чтобы на мою сторону встало небо? Полагаю, речь о контроле над погодой, не так ли?

— Сущий пустяк. Дай мне кровь короля. Ты всегда можешь назначить нового из числа своих потомков, не так ли? Но этот, коронованный, должен погибнуть, кровь носящих корону очень сильна.

— Мне нет дела до твоих суеверий. Убей мальчишку, если это поможет нам победить, но быстро и тихо. Нельзя допустить, чтобы пошли разговоры.

— Я сын кракена, а не идиот, Ланнистер. Я понимаю, что подменить короля сложно, если все считают его мёртвым, — он закатил единственный глаз. — Всё будет тихо.

Он вышел, и Тайвин остался наедине с самим собой, в комнате с балконом, с которого можно было смотреть на поле битвы внизу. На то, как колышутся знамёна — королевский олень, серый волк Старков, снулая рыба Талли — а рядом предатели: барсук, сливы, горящее дерево... каждого Тайвин запоминал, запечатывал на изнанке века. Каждому не жить.

Но отчего-то, как ни наступали на них мертвецы, они не спешили бежать прочь, ни одно знамя ещё не упало, не было заметно паники. Неужто колдовство оказалось бесполезно перед лицом короля-борова? Неприятно осознавать.

И этот стук по углам, словно тысячи крохотных молоточков...

И эта женщина, которая сидела на сундуке, поправляя грудь в бесстыдном вырезе...

И другая женщина — высокая, златовласая (Джоанна? Нет, не она, не может быть она), которую ловил взгляд где-то там, в углу комнаты, отражением в зеркале, отражением в оконном стекле...

Всему свой черёд. Грейджой справится — нужно быть живым, чтобы стать богом — но сначала надо убрать Баратеона.

* * *

— Леди Дженна, пожалуйста! — ложный Джоффри, спотыкаясь, вбежал в светлицу, грохнулся на пол, обнимая её колени. — Защитите, леди Дженна!

— От кого? — спросила она.

— От синегубого! — мальчишка уткнулся ей в юбку лицом, и она заметила, что одежда на нём не порвана — прорезана. — Он сказал, у меня королевская кровь, за которую ему дадут...

Она обещала себе, что не выдаст больше никого из тех, кто попросит у неё защиты. Она обещала себе, что больше не позволит синегубому творить нечистые дела.

Но что она могла сделать, всего лишь женщина?

— Ты промочишь ей юбку, балда, — гаркнула Мелеза. — Отойди и спрячься в углу, может, удастся затаиться!

А Ленора Хилл подошла и сунула что-то Дженне в руку:

— На. Пригодится. — Длинная палочка, посеревшая от времени. Шпилька, должно быть. Зачем она ей? — Это чардрево. Дерево одолевает металл, сколько бы металл ни тщился одолеть дерево. И огонь, и лёд, всё уйдёт — а деревья пребудут, — сказала старуха серьёзно. — Мать с тобою.

Как будто она древний воитель, идущий на бой с Урраксом.

* * *

Она стояла перед Тайвином, загораживая собой окно — высокая, златокудрая, облачённая в алое. Прекрасная, как Джоанна в день своей свадьбы.

И у ног её лежал его меч, расколовшийся, стоило ему коснуться её плеча.

— Зря. Я ведь каменная, что мне сделается? — сказала женщина.

Теперь она больше напоминала Эллин Рейн, чем Джоанну, и её алые губы искажала презрительная усмешка.

— Сгинь, — приказал он.

— Это моя скала, — ответила та. — Ты гонишь меня из моего же дома?

— Я многих выгнал из их домов, и это пошло мне только на пользу. Ты не первая и не последняя, — холодно ответил он. — Убирайся вон, кто бы ты ни была, демоница или посланница Небес. Здесь место только нам — Ланнистерам.

Женщина посмотрела на него почти жалостливо:

— Я ведь и правда уйти могу, — сказала она. — И детей своих забрать. Оставить тут только вас. Этого ты хочешь?

— Конечно. Можешь и Грейджоя прихватить, колдуны мне больше без надобности, свою работу он сделал. Теперь здесь не место всяким... сущностям.

Ланнистерам нужны только Ланнистеры.

— О своём колдуне не беспокойся. С ним и без меня разберутся, — женщина махнула рукой.

* * *

Деревянная шпилька пробила доспех и легко, как в масло, вошла в плоть под ним.

— Никого, — шептала Дженна исступлённо, — никого из моих детей, никого из моих близких, никого не отдам...

— Никто, ни один смертный... — растерянно прохрипел синегубый.

— Разве ты не знаешь, колдун? Чардрева не умирают, они только спят, — сказала старуха Ленора.

Но Дженна не слушала их, она только старалась вогнать белую шпильку поглубже, так, чтобы грудь под доспехом прекратила двигаться.

* * *

Мечу камень не взять, это верно, и повторять свои ошибки Тайвин был не приучен. Но ему ли не знать, что камень легко крошится о другой камень? Тарбеки тому были свидетели. Катапульты, конечно, у него не было, но он был всё ещё силён и крепок, и в бою ему всё ещё было мало равных. Резким рывком он толкнул ведьму с места... и не сдвинул ни на шаг.

— Что, без катапульты не выходит, да? — насмешливо спросила она. — Не толкайся, сама уйду, коли просишь.

— Убирайся. ВОН! — рыкнул он, втайне надеясь, что и та женщина, Эллин Рейн, и её смех тоже уйдут.

Ушла златовласая, слилась со стеной и сгинула, стихли молоточки.

Но Эллин никуда не делась. Она встала с сундука, подошла — походкой от бедра, вихляющейся, неприличной — к нему близко-близко — как тогда — провела по щеке ладонью, припала губами к его губам в мокром, мерзком поцелуе. Желчь подступила к его горлу, ноги ослабели.

Он должен был оттолкнуть её, но не мог, как не смог давным-давно, несмышлёным мальчишкой. А её руки шарили по его телу, и поцелуй пах цветами и гнилью.

— Пойдём со мной, — прошептала она, не прерывая поцелуя. — Навсегда со мной...

* * *

Скала Кастерли, простоявшая тысячи лет незыблемо и гордо, рушилась, погребая под собою живых и мёртвых.