Полумейстер

20. Десять лет назад

Эллария была ни капли не похожа на Элию. Та была маленькая и хрупкая — Эллария высокая и фигуристая, та была тихая и робкая — Эллария не лезла за словом в карман. Ни капли не похожа, и Визерис был благодарен ей, или богам, её создавшим. Так лучше. Можно любить обеих, не путаясь ни в именах, ни в лицах.

Он до сих пор помнил день, когда Эллария прибыла на Камень — лил дождь, как и почти всегда, и мама не выходила из замка, как и почти всегда, а он, непойманный, спустился вниз, к гавани, где стеной стояли корабли. Он любил дождь, как любил всё новое — до тех пор он никогда не промокал под небесной водой, не нюхал морскую соль, не видел радуги.

Утлая лодчонка из столицы пристала к берегу, и на причал, шатаясь, ступила женщина — высокая, как молодое деревце, и сильно брюхатая.

— Столица горит, — выдохнула она. — Ланнистеры в городе...

Тогда он прятался от солнца, потому что оно слишком яркое, и выходил наружу только в сумерках или когда на небе были тучи. Три года в Дорне любого отучат от подобных глупостей. Три года в Дорне — и лучший в мире лимонный сад. Эллария сказала, малявки ещё малы для фруктов с косточками, но всегда можно сорвать по одному себе, и ей, и Саре, и дяде Оберину.

Сегодня он приедет, и снова будет учить всему на свете: звёздам на небе и травам на земле, историям из прошлого и гаданиям о будущем.

— Прости, мой король, за скромный дом, — сказал он. — Другого не нашлось.

Визерис любезно улыбнулся, как учила мама. Сьер Виллем, добрая душа, опёрся на его плечо, сходя на берег.

Маленький, невзрачный домишко из золотистого песчаника, красная крыша, дорожки серого камня и сад, пахнущий чем-то знакомо-незнакомым. И солнце, столько солнца, сколько Визерис не видел никогда в жизни.

— Здесь бывают дожди, княжич(13) Оберин? — спросил он самым вежливым голосом.

— Конечно, мой король. Весной и осенью, и в разгар лета. Но не такие, к которым вы привыкли. Небо становится темно, как ночью, и ливень хлещет стеной, а в небе гремит гром.

— Прекрасно! — не такие, как он привык... что может быть лучше?

Он привык к скуке коридоров, запаху дыма и крикам людей, вот к чему он привык. И страху, всегда страху.

— Сьер Виллем, мне не удалось найти вам мейстера, но думаю, смогу его заменить. В конце концов, я почти закончил цепь, — без ложной гордости заметил тот. — А сьер Альбин Сэнд займёт место командира гарнизона и постарается обучить короля военной науке.

— Тоже ваш? — беззлобно усмехнулся старый Дарри.

— Нет, что вы. Он мамин, — так же беззлобно ответил Оберин.

Немного подтянувшись, Визерис забрался на дерево и обнаружил, что Сара уже там — вредная чернушка.

— Ты почему не с книжкой? — обиженно спросил он.

— Потому что решила собрать лимонов папе. Папа любит книжки, но лимоны любит больше, — резонно ответила та. — Не сердись, король. Их хватит на всех, Дорн щедрый.

Он не сердился, просто было обидно, что Сара опять его обогнала. Она и бегала быстрее, и стреляла лучше, и лучше запоминала сложные слова и времена глаголов... правда, ей было скучно учить сражения и реформы, а Визерис знал, что это его долг, поэтому здесь он опережал.

— Надо будет сказать на кухне, чтоб испекли пирог. Тогда малявкам тоже достанется немножко, да?

Сара кивнула, сдерживая улыбку. Лимонные пироги она любила больше всего на свете, даже больше, чем читать.

— Папа написал, что был у князя Дорана. Как думаешь, они помирились? Может быть, теперь можно будет не прятаться, и тебя примут при дворе, король, — мечтательно сказала она.

— Дворы — гадюшник, — решительно скривился он. — И там не растут лимоны, Сара. Зачем нам ко двору, когда есть сад?

Она задумалась.

— Маленький король, не выходи на палубу, — певучий голос летнийки был строгим, но не злым. — Там волны. Волны заберут маленького короля, и все будут грустить.

— Я не маленький, мне восемь лет, — сердито буркнул Визерис.

— Хорошо, большой король. Прости глупую женщину, — летнийка рассмеялась, и ей эхом вторила такая же чернушка, как она — Сарелла, её дочь.

— Я не хочу внизу. Там Элия... Эллария, — поправился он быстро. — Она кричит.

— Она рожает, большой король. Когда рожают, всегда кричат.

— Зачем она рожает, Камайла? Мама рожала — и умерла, осталась только кровь и Дени. Теперь вот Эллария...

Летнийка тихо курлыкнула что-то по-своему, и её дочка села по одну сторону Визериса, а она сама — по другую, и обняла, вжимая в мягкую большую грудь.

— Таков наш мир, большой король. За радость надо платить — болью, опасностью. Нет большей радости, чем дать кому-то жизнь, чем получить семью. А значит, нет больше опасности. Но боги справедливы, они не злы к большому королю. Они отняли у него так много, что оставят ему Элларию, я верю. И тогда сестра большого короля сможет пить молоко вместе с дочерью Оберина, и они станут сёстрами.

— Если моя сестра будет сестрой дочери Оберина, значит, у меня будет две сестры? — спросил Визерис.

— Пожалуй, так, — рассмеялась летнийка.

— Мой брат сошёл с ума, — были первые слова князя Оберина. — Вас высылают в Тирош. Держитесь, если всё сложится, вернётесь.