Утибоземой обыкновенный

Утибоземой обыкновенный

Эта история произошла, когда Ньют Скамандер отправился на Пантанал изучать топероек в их естественной среде обитания. Маги из колдовской общины Перу, которым он помог с охранными чарами для заповедника милых ядовитых пятнадцатифутовых драконов — перуанских змеезубов, заколдовали для Ньюта портключ до болот Парагвая.

Скамандер решил остановиться в тихой индейской деревушке неподалёку от обширной болотистой местности, где от топероек спасу не было. Доказательством этого факта служило уже то, что у встретившего Ньюта молодого колдуна, представившегося Эрнаном Бруньо, была перевязана лодыжка. По пути в хижину, которую добрые жители деревни выделили для гостя, встретилось ещё несколько хромых.

Когда Ньют обратил на это внимание, Эрнан страшным шёпотом поведал:

— Мбуи Туи гневается...

Насколько было известно Ньюту, Мбуи Туи — местный бог-покровитель болот. У парагвайских индейцев их древние поверья накладываются на креольские магические практики, и получается весьма своеобразная культура. Это также являлось одной из причин, почему Скамандер остановился здесь: ему было интересно кое-чему научиться у них, а они, в свою очередь, могли перенять его опыт. Так вот, на самом деле Мбуи Туи — мифологический ужасный монстр с телом змеи и головой попугая, который согласно легенде «обладает пагубным видом, что страшит каждого, кого постигла неудача встретиться с ним» — не кто иной, как василиск, живший здесь многие столетия назад. Конечно, об этом Ньют им рассказывать не собирался, ведь оскорблять чужое божество невежливо.

— Чем же он недоволен? — вместо этого поинтересовался он, ставя на земляной пол нового временного жилища свой чемодан.

— Мы приютили дитя Ясы Йатере, — тихо, с благоговением ответил Эрнан.

Опять же, Ньют знал, что так называемый Ясы Йатере — бог отдыха и сиесты — был испанским волшебником Эссуа Атиересом, которого в Англии зовут не иначе как Эйс Выпивоха. Когда-то очень давно (а может, это всего лишь легенды) сеньор Атиерес изобрёл заклинание, превращавшее любой напиток в алкоголь. Он, как очень радушный, добрый и отзывчивый человек, желал поделиться им со всем миром: он колесил по Европе, а потом перебрался и в Америку. В Ирландии Эйс, похоже, тоже сродни божеству, ибо толкуют, что именно он впервые напоил ирландцев элем. Заклинание считается утраченным, но это не мешает людям преклоняться сеньору Атиересу и поныне.

— И какой же он? — поинтересовался Ньют у Эрнана, имея в виду упомянутое божественное дитя.

— Ох, он… прекрасен, — его взгляд затуманился и наполнился таким непритворным священным трепетом, что Ньюту стало не по себе. — Я покажу вам его завтра.

— Большая честь для меня, — Скамандер кивнул, улыбнувшись, и Эрнан вышел.

Памятуя о том, что Ясы Йатере — единственный из богов парагвайских индейцев, который имел человеческую внешность и не был монстром, Ньют подумал, что его дитя, должно быть, белокурый голубоглазый младенец, которого подкинули к ним в деревню. С этими мыслями он переоделся в удобную льняную одежду, спрятал чемодан под тростниковую лежанку, несколько раз проверив замки, и вышел в душную парагвайскую ночь с Пикеттом на плече.

Огромное красное солнце погружалось в топи, и в тропическом небе разгорались загадочные огни и появлялись непривычные южные звёзды. Леса и болота вокруг дышали пряными травами и дивными цветами, обволакивая Ньюта Скамандера экзотическими запахами. Ночь наполнялась таинственными шорохами, неожиданными вскриками животных, музыкой дикой природы.

Чуть поодаль послышался стук барабанов, зовущих жителей деревни на приветственный ужин в честь прибытия гостя. Заслышав мерные постукивания, Пикетт спрятался в нагрудный карман.

— Эй! — Ньют подскочил оттого, что лукотрус защекотал его через тонкую ткань рубашки. — Веди себя хорошо, иначе останешься в чемодане!

Скамандер насыпал в карман щепотку мокриц, и Пикетт успокоился. Полакомившись, он высунул из кармана увенчанную зелёными побегами голову, вытаращил крошечные глазки и стал наблюдать.

Когда Ньют вошёл в большую открытую хижину, построенную специально для собраний, ему сразу же вручили гуампу — костяной кубок — с ароматным напитком мате. Угостившись очень вкусным рыбным супом с традиционным парагвайским хлебом из кукурузной и маниоковой муки, Ньют уже собрался было откланяться: он хотел встать рано, чтобы успеть сходить на болота до того, как солнце станет нещадно печь. Но ему принесли чашу чичи, потом начались танцы в честь бога Ясы Йатере, и было невежливо уходить.

Подсевший Эрнан Бруньо, немного захмелев, стал рассказывать о том самом существе, которое индейцы соседней деревни приютили у себя и которое было самым прекрасным созданием на всём свете. Так как опьяневший индеец мешал в речи испанский и гуарани, Ньют понимал его с трудом, в то время как Эрнан, тряся его за рукав, лепетал о любви и чуть ли не плакал от того, что смог встретить настоящего бога в своей жизни. «Всё-таки, — подумал Ньют, наблюдая за танцами в довольно фривольных по меркам англичан нарядах, — это божественное дитя — никакой не младенец. Наверное, симпатичная девушка, от которой Бруньо потерял голову».

Пикетт давно уже спрятался в кармане и, кажется, спал, а Ньют ему завидовал. Он нещадно зевал, устав от суеты и разомлев от кукурузного пива. Хорошо, что чемодан был хитро заколдован, и необходимые корма из запасов доставлялись всем его питомцам в то время, когда необходимо. Это было весьма удобно, и Ньюту не нужно было беспокоиться в своих поездках и перемещениях о том, что его подопечные останутся голодными. Конечно, он любил и сам проводить с ними время, заботиться, общаться — и всегда с удовольствием пропадал в своём чемодане по нескольку часов. Всё-таки иногда общество людей становилось в тягость, и для восстановления сил Ньюту необходимо было хотя бы ненадолго уйти от него.

Почувствовав, что глаза уже начинают слипаться, Ньют поднялся, неловко потоптавшись на месте, — мол, не будет ли грубым уйти вот так? Но возражений ни от кого не поступило, Эрнан скромно дремал за столом, так что Ньют шагнул из хижины в темноту тропической ночи, удаляясь от звуков музыки, в которой смешались барабаны, флейты и погремушки мбараки. Оказавшись в относительной тишине — за исключением не затихающих даже ночью звуков дикой природы, — Ньют почувствовал себя лучше. Более расслабленным, менее настороженным. Он отлично знал, чего ожидать от животных, будь они волшебными или самыми обычными. Это люди порой преподносили сюрпризы, которых Ньют не любил.

* * *

Стоя по колено в зыбучей болотной трясине, Ньют Скамандер очень внимательно следил за поверхностью, покрытой ярко-зелёной тиной. Вслушиваться было бесполезно, так как Ньют наложил на себя заклинание глухоты — он не хотел закончить так же, как министр Венузия Крикерли. Ньют учился на пятом курсе, когда в газетах объявили о том, что мадам Крикерли, занимаясь садоводством в теплице рядом со своим домом, погибла от крика мандрагоры. Ньют ни тогда, ни сейчас не задумывался о правдоподобности этой новости, но знал крепко: там, где водятся топеройки, полным-полно мандрагор. Или, скорее, наоборот — топеройки обитают там, где растёт их любимое лакомство.

Заприметив неподалёку знакомый кустик, Ньют потянулся левой рукой и дёрнул мандрагору за ботву. Он не услышал громкого чавканья, с которым толстый человекоподобный корень показался над поверхностью, но поспешил его оглушить — не хватало ещё, чтобы от крика кто-то пострадал. Мандрагора была молодой порослью, пока не способной убить, но с её помощью Ньют собирался приманить несколько топероек, чтобы понаблюдать за ними.

Ближе к полудню стало невыносимо душно — окружающая болото сельва непроницаемым куполом накрыла всю местность, и свежий воздух не мог проникнуть под полог. Ньют поспешил в деревню; просушив одежду и заставив небольшой прохладный вихрь кружить под тростниковой крышей своего временного жилища, он расположился на лежанке, чтобы записать всё, что нужно было для статьи про топероек. В такой расслабленной позе застал Ньюта Эрнан, практически ворвавшись внутрь.

— Там… сейчас… будут кормить… его, — запыхавшись и держась за грудь, выдохнул он. Было видно, что он бежал со всех ног. — Тебе надо это увидеть!

С этими словами он схватил Ньюта за руку и потащил к выходу. Ньют едва успел схватить палочку, выронил перо и блокнот, в котором писал, опрокинул чернильницу на постель, но не мог не подчиниться и поспешил следом за индейцем.

На площади, казалось, собрались жители не только окрестных деревень, а вообще всё магическое сообщество страны. Впрочем, у индейцев маги и магглы жили вместе, без каких-либо предрассудков.

Эрнан, схватив Ньюта за локоть, так же бесцеремонно расталкивал соотечественников, пробираясь сквозь толпу. Им наступали на ноги, их пихали со всех сторон, им чуть не сломали рёбра, и у Ньюта был только один вопрос: зачем они куда-то так упорно лезут?

Но все вопросы остались за гранью сознательного, когда Ньют увидел его.

Это было существо относительно небольшого размера — примерно с квоффл, и такое же круглое. Оно было покрыто густой пушистой белой шерстью, имело огромные влажные серо-голубые глаза и крошечный розовый носик-пуговку. Подойдя ещё ближе (хотя его отталкивали и норовили затоптать), Ньют рассмотрел рот, полный мелких острых зубок — впрочем, они не выглядели опасными, — и большой розовый язык, который то и дело высовывался, чтобы облизнуть руку кормящего его индейца. Ньют сделал ещё один шаг вперёд, оказавшись футах в пяти от помоста, где происходило действо, — по-другому это назвать было нельзя, он словно присутствовал при священнодействии: все стояли, затаив дыхание, и с благоговением взирали на то, как «дитя Ясы Йатере» кормят маисовой кашей. Ньют сказал бы, что оно скорее похоже на крупного клубкопуха, хотя у этих животных не было таких пятипалых лапок с розовыми подушечками (которыми существо, словно ребёнок, хватало деревянную ложку, из которой его кормили) и маленьких плюшевых треугольных ушек. Хотя точно так же, как клубкопух, оно издавало негромкое урчание, похожее на мурлыканье.

Эти виды были родственными, скорее всего, но Ньют никогда в своей жизни не видел такого… такого милого и симпатичного зверька. В своих учёных мыслях Ньют уже дал ему название: Omygoodnessus communis — Утибоземой обыкновенный. Он будет открывателем этих животных для европейского магического сообщества, разыщет других представителей, создаст питомник (Харви Ридгебит со своим драконьим заповедником обзавидуется!), увеличит популяцию, получит Орден Мерлина…

Мечты Ньюта внезапно прервал громкий оклик. На помост вспрыгнул индеец и на гуарани грозно проговорил что-то тому, который кормил зверька, — вождю, если смотреть на украшения головного убора. Судя по жестам, он требовал отдать ему «el niño», по-испански «дитя», — Ньют то и дело слышал это слово в речи спорящих. Утибоземой испуганно прижал ушки, его огромные глаза стали ещё более блестящими. Ньют, переживая за зверька, поспешил вмешаться.