Верните мое тело!

Глава 17

Насколько иногда важны моменты одиночества и осознания, понимаешь далеко не всегда. Жизнь, бурля и стремясь, подобно водопаду, несётся рядом. Либо, как тихое болото, окружает звоном заботливых комаров и какого-нибудь соседского дятла, занятого вечным ремонтом. Так или иначе, окружающая жизнь диктует своё и для того, чтобы задуматься, обычно не хватает даже пары минут. Теперь, времени, чтобы подумать было достаточно, но думать о одном и тоже, было подобно какой-то пытке.

Передёргиваясь от омерзения каждый раз, когда дотрагивалась до этого, по всей видимости, никогда не мытого мужское тела, Ника несколько раз с силой провела по камням пола, стараясь стереть с ладоней похожую на мох липкость.

— Хватит! — сказала себе после где-то часового молчания. — Представь себе, что ты заболела. И что это, там в штанах, у тебя выросло. Вот болезнь такая, представь себе! Ничего же не болит, правда? Просто неудобно…

А неудобно было. До такой степени не удобно, что не удавалось забыть об этом ни на одну минуту. Неудобно было всё — поворачиваться на бок, подниматься, садиться. Даже сидеть и то было неудобно. Попробуй кому объяснить, так и не объяснишь. Вроде как у тебя между ног гроздь винограда подвесили. И не дай бог помнёшь. Больно! Как они с этим живут? Вот уж действительно, не позавидуешь. В туалет ходить вроде удобнее, но других преимуществ нет. Ника с отвращением опять заглянула в свои штаны и, передёрнувшись, побыстрее завязала их обратно.

Сейчас это далось ей намного легче, чем несколько часов назад, когда осознание произошедшего, словно молот, обрушилось на неё, ломая психическое равновесие, и без того затронутое последними злоключениями.

Закончив первичную истерику, Ника попыталась докричаться хоть до кого-то, но всё оказалось напрасным. То ли звук из подвала никуда наверх не долетал, то ли на крики из подземелья обращали не больше внимания, чем на назойливое гудение мухи. Успокаивало, если можно так сказать, только то, что рядом с цепью находился кувшин для питья с относительно свежей водой. Значит пленника кто-то время от времени посещает, внушала она себе надежду. Прорвемся.

Но час шел за часом, в маленьком, под потолком отверстии серость дня сменилась чернотой ночи, а к ней так никто и не зашёл.

Потерявшаяся в полном безвременье и темноте Ника не сразу сообразила, что слышит шум шагов в коридоре, а не стук крови у себя в голове.

Стукнул засов и, с факелом в руке, появился один из стражников, уже встречавшихся ей ранее, на кухне.

— Благодари господа за пищу, — произнес вошедший и, бросив краюху хлеба на пол, рядом с цепью, быстро оглядел помещение и собрался удалиться.

— Стой! — заорала Ника, грубым, саму её испугавшим голосом. — Немедленно приведи сюда виконта, мне нужно сказать ему очень важные вещи!

— Да, да, — рассмеялся стражник. — Ты расскажешь, что ты из другого мира, как в прошлый раз, и пообещаешь кучу золота, которая только ты знаешь, где спрятана. Второй раз на эту наживку ты меня не поймаешь. А будешь хитрить, пару дней не поношу тебе еду — посмотрим, как ты запоёшь.

— Стой же! — Ника лихорадочно думала, как бы дать знак виконту, который покажет, что это не очередная выходка хитроумного Виталика. — Про салат! Скажи ему про салат святой Клары. Он даст тебе награду, уверяю тебя!

— Наверное, я и воды тебе завтра не принесу. Чтобы поучить тебя. Ты не должен думать, что самый хитрый и можешь обмануть кого угодно, — он повернулся и, расстроенно мотая головой, направился к выходу.

— СТОЙ! — бессильно орала Ника. — Священника позови или Гуниллу… Не закрывай дверь, ну пожалуйста, послушай! Ты, дебил!

Но всё было бесполезно, и глухая, отсекающая звуки дверь опять закрылась, восстанавливая в подземелье звенящую былую тишину.

Ника хотела по привычке поплакать, но потом сказала себе — какого лешего!? И стала есть принесённый хлеб.

Съев половину свежего, грубого зерна хлеба, Ника успокоилась и, решив отдать себя на волю судьбы, плыть по воле волн. Выхода действительно не предвиделось и оставалось только надеяться на бога и провидение.

Провидение, как это не странно, и в самом деле не заставило себя долго ждать.

В коридоре опять раздались шаги, на этот раз множественные. Кто-то ругался, громко звякала цепь. Потом зашумел засов, дверь распахнулась, и, ослепленная после привычной темноты светом факела Ника на сразу поняла, кого стражники, ругаясь и дёргая за цепь, втащили в подвал. Выглядевшее как неясный, вычурный сон происходящее оставило Нику без слов. Какая же я красивая и классная — подумала она, наблюдая, как мадам Мелисса в её обличии пытается дотянуться пинками до стражников. Они, не обращая на тычки и пинки со стороны дамы никакого внимания, присоединили кольцо к цепи, держащую и её цепь. Дверь за стражей закрылась.

О, Ника уже видела эту дверь закрывающейся! Но насколько же изменилась обстановка!

Стараясь не спугнуть этот дивный сон, Ника отщипнула от краюхи хлеба кусочек и засунула себе в рот.

Мадам Мелисса, судя по звукам, раздающимся в темноте, грызла то ли цепь, то ли себе руку.

— Что-то пошло не так, мадам? — наконец нашла в себе силы Ника и, изображая преданного Ольфа, робко задала вопрос, обращаясь в тот угол, откуда раздавался звон в темноте.

— Заткнись, дурак! — последовал короткий ответ, и, Ника решив не раскачивать ситуацию, благоразумно замолчала.

— Какая глупость! — шипела время от времени мадам. — Какая непростительная глупость и неудача!

— Может, я смогу хоть как-то помочь? — решила влезть Ника, понимая, что её не просто раскусить в этом обличии, и, мадам Мелисса, принимая ее за Виталика, может ненароком порассказать чего-нибудь по-настоящему нужного.

— Убей себя об стену, скотина, — прошипела мадам. — Воняешь на весь подвал. Как можно быть таким вонючим козлом?! Ты даже когда рот свой открываешь, до сюда доносится.

Ника решила не отвечать, чтобы нервничающая мадам немного остыла.

Остывание, к её удивлению, продолжалось долго. Мадам звенела, плевалась и рычала, если чувство времени её не обманывало, часа два.

Наконец наступил час тишины, и Ника уже подумала, что утомленная мадам уснула, когда голос, такой родной, но столь странно звучащий со стороны, разбудил её, почти начавшую дремать.

— Ты, вонючка… — позвала мадам. — Тут вода есть?

— Есть, мадам Мелисса, — услужливо поддакнула Ника. — Вот тут, в кувшине.

— Знаешь, как меня зовут? — задала странный вопрос мадам.

— Конечно, — слегка опешила Ника. — Я же вам приносил клятву верности, — на всякий случай напомнила она подслушанное в свое время признание.

— Ах вот как? — в голосе мадам послышалась заинтересованность. — Так ты тот кухонный парень и есть? То есть, ты — Виталя? Ну, тогда, считай, нам продолжает везти.

— Ну да, — ответила за Ольфа Ника. — Теоретически. Но вы ведь мадам Мелисса…

— Я не мадам Мелисса, — перебила его она.

— А кто же? — в ужасе предвкушения, застыла Ника.

— Дурак ты, Виталя. Всегда слабо соображал. Тройной обмен делали же. Я Марина, дебил! ***

Первым желанием Ники было вцепиться ногтями в своё лицо, оккупированное теперь душой Маринки. И вторым желанием. С трудом удержав себя от этого порыва, Ника молча сглотнула слюну, подождала и опять, не в состоянии сказать ни одного слова, сглотнула слюну.

Прекрасно понимая, что расцарапанное лицо окажется у её замечательного, похищенного тела, Ника обескураженно молчала, совсем не понимая, как поступить дальше.

— Чего замолчал? Обалдел? — ехидно поинтересовалась Маринка. — Ну ничего, тут бы мозги поехали и у людей покрепче тебя.

— А где мадам Мелисса, — наконец смогла вымолвить Ника. — С ней что?

— Где, где, в гнезде? — отмахнулась Маринка. — С королем сейчас возится.

— А что с ним?

Маринка злобно плюнула в сторону и, погремев цепью, сообщила:

— Напоил его этот дурак виконт, а слабак-король и рад нахлебаться. Вот ведь незадача. Сама бы себе пощечин надавала. Я же коньяк с этой дурой и передала, чтобы ей пусто было.

— Вы про кого? — всё так же осторожно поинтересовалась Ника, боясь сбить поток откровения, идущий от Маринки.

— Про Нику твою дебильную! Как она всё испортить может! Даже не собираясь это сделать. Дар у неё. Под ногами мешается, крыса противная… Так бы и размазала бы её о стенку.

— Она еще тут?

— Не тут, не тут, — забормотала Маринка злобно, задумываясь о чем-то своём. — Но мешается как будто и не убиралась отсюда. Тьфу, жаба.

— Вы же вроде подруги были… Не жалко её?

— Ну ты совсем тут прихворал, Виталя. Какие подруги? Рабочее тело вели. Я с унитазом большая подруга, чем с этой тёлкой. Но не досмотрели. Не доработали. Зря на неё с Элей планы строила. Если хочешь что-нибудь толковое получить, должна делать это сама. Вот так. Никому веры нет.

Ника помолчала, пытаясь поаккуратнее выстроить беседу с бывшей подругой.

— А с виконтом что?

— Ничто, как назло. Король отравился, второй день блюёт желчью. А этому хлыщу хоть бы что. И не обвинишь его никак. Король сам, как ребенок, до сладкого добрался… до коньяка этого треклятого. Вода-то хоть тут есть, — поинтересовалась она. — Дай сюда.

Ника, нашарив в темноте кувшин, осторожно передала ей.

— Ох, мерзость… Жабами воняет, — сплюнула та, отпив, судя по журчанию, пару глотков. — И я тоже хороша… Так и влепила бы себе по морде. Расслабилась, думала всё едет по накатанной. А он меня на каком-то дурацком салате спалил. Что за невезуха? Как может еще салат Оливье называться, ну честное слово?

— Он спросил про салат оливье? — радостно вставила Ника.

— Пожалуйста, закрой рот, Виталик. Без тебя тошно… Да, кстати, как тебя тут зовут? — спросила она подумав.

— Ольф.

— Ладно. Пусть будет Ольф, какая разница. Помолчи. Дай подумать.

Не желая нарываться, Ника замолчала, дав событиям развиваться своим чередом.

Натужная, насыщенная напряжением тишина давила на уши, и уставшая Ника, понимая, что не уснёт, напряженно вслушивалась в бормотание Маринки, боясь пропустить нужное.

— Ничего, ничего… Мы еще побарахтаемся. Допустим, он захочет вернуть свою жабу, а мы должны быть готовы…

— А я могу быть чем-то полезен? — Ника решила хитрить до последнего, пытаясь найти выигрышную для себя ситуацию.

— Можешь, дорогой, можешь. И будь уверен, тебя ждёт обещанная награда, и кое-что ещё, бонусом. Обиженным не останешься. Сила и знание за нами, так что не всё потеряно. А наоборот, всё только начинается, дружочек. А сейчас помолчи. Я думаю.

Она опять надолго замолчала, что-то прикидывая и то и дело шипя вслух какие-то междометия.

— Запоминай, что я тебе скажу, Виталя. От этого будет полностью зависеть твоё дальнейшее богатство и благополучие. Новый план таков. Виконт, по какой-то непонятной мне причине, хочет вернуть эту жабу себе обратно. Без меня сделать он это не в состоянии. Хочешь-не хочешь, придется прийти ко мне на поклон. А я помогу. Так и быть помогу. И ты поможешь.

В темноте неожиданно громко разбился кувшин с водой, и Маринка злобно засопела, что-то яростно делая. Судя по звукам, кромсала что-то.