Погребённые

— Блядь, — прошипел Малфой, а Гермиона поняла, что улыбается до ушей.

Она делала это лишь раз, но Гермиона Грейнджер схватывала всё на лету.

Первый раз, когда её рука прошла по члену вверх и вниз через трусы, Малфой издал звук, больше похожий на звериный, чем на человеческий. Когда она высвободила член и взяла в рот, обвела языком, Малфой до боли сжал её волосы в ладонях и, сдерживаясь, что явно давалось ему непросто, задвигал бёдрами. Гермиона вскинула глаза: он наблюдал за ней, как под гипнозом. Вскоре его уже била дрожь, он прикрыл веки и откинул голову, а она заработала ещё усерднее.

Добившись его оргазма, Гермиона запрокинула голову, поражённая своими же действиями. Что в неё вселилось? Ей хотелось сделать это ещё раз.

— Грейнджер.

Она встретила его затуманенный взгляд и ощутила внезапное желание взъерошить ему волосы. Застёгивая брюки, Малфой смотрел на неё, будто видел впервые в жизни. Как будто никогда прежде не замечал, а теперь видел только её.

— Я... Грейнджер... боже, я даже не...

Он поднял её на ноги с хищным рыком и одним движением сорвал с блузки все пуговицы. Обжигающие поцелуи осыпали живот, рёбра, оставили дорожку между грудей. Когда его рот сомкнулся на соске, Гермиона всхлипнула и ощутила малфоевскую ухмылку. И впервые за всё время она решила, что эта ухмылка ему идёт.

Голову посетила смутная мысль, что брезжит рассвет. Сквозь деревянный корпус пробивались слабые лучи света, возвещая о приближении утра.

— Драко! — просипела Гермиона, резко возвращаясь в реальность. Слабый, но все равно слишком яркий свет. — Уже утро. Надо забирать Чизвика и уходить.

Малфой отстранился, склонил голову набок, кажется, не услышав ни единого слова. Но Гермиона уже была занята другим. Что-то было не так.

Повинуясь необъяснимому чутью, она направила палочку на стену и пробормотала:

— Диффиндо.

Деревянные доски выпали, но вода внутрь не полилась. В проёме виднелось чистое голубое небо. Море исчезло.