Полумейстер

42. Железные голоса

Здесь упомянуто ещё одно отклонение от канона: Родрик и Аланнис Харлоу не бросили Теона тупеть в одиночестве, а регулярно ему писали и получали от него письма.

--------------------

— А знаете, почему моего дядю Родрика зовут Читателем? — Теон сверкнул глазом.

— Потому, что он не писатель? — спросила Джейни Пуль. Она штопала его колет, разорванный во время прогулки по лесу, поэтому настроена была весьма враждебно.

Арья, лежавшая на пузе у камина, в котором купалась Ежевика, кинулась в неё лесным орехом. Рикон подумал и тоже кинул — он не меньше сестры любил железянские истории.

— А потому, — продолжал Теон, — что однажды лорд Торвинд Винч обиделся, что дядя читает на его пиру, и плеснул на книгу пивом со словами «Глотни, читатель!». Это была большая книга, в окованном бронзой переплёте, — он выдержал нарочитую паузу. — Дядя не сказал в ответ ни слова, только снял свои мирийские стёкла и убрал их за пазуху, — ещё пауза. — А потом как двинул ему книгой под подбородок! И всё, у того только шея хрустнула. Его рыцари рванулись к дяде, так он одному вышиб глаз бронзовым уголком, а второму так же шею сломал. Сел невозмутимо, пробормотал: «А они не врали», — и снова стёкла на нос и книжку открыл. Оглядел пиршественный стол и спросил: «Ещё кто-нибудь меня угостить желает?».

— А кто это не врал? — спросил мелкий Мормонт.

— Ученики таинственного Юрека. Чтобы познать тайны тёмной магии, они должны выжить в мрачном лесу, не имея иного оружия, кроме книги. Дядя как раз читал про них, и там была записка на полях: «Просто лупи под подбородок».

Рассказывать вечером байки про железян было доброй традицией семьи Старк, которую Теон старался соблюдать даже теперь, когда начали твориться откровенно странные вещи.

Сначала появилась лиловая крылатая ящерица. Дени за это заперли в башне переписывать родословные Амберов и Карстарков, Робба выгнали везти припасы на Стену, а леди Кейтилин... просто уехала.

И нет, Теон всё ещё ничего не понимал.

Но если признать своё непонимание, позволить себе нарушить заведённый порядок жизни — утро во дворе с чучелами для битья, день верхом на лошади или на красотке, вечер у огня с историями — то можно сломаться и начать думать. Теон не хотел начинать думать — когда он думал, вместе с мыслями приходили голоса.

Они собирались в углах комнаты, которую он больше не делил с Роббом, заползали на кровать. Они твердили, что он брошен и забыт, никому не нужен — не Старк и не Грейджой, не железо и не золото, не тепло и не холод, а что-то среднее. Среднего никому не надо, среднее всегда выбрасывают.

Он спорил с ними, сначала. «Мама и дядя любят меня, — твердил он. — Мама и дядя меня не бросили». Но от Винтерфелла до Харлоу ворону лететь всего сутки, он послал уже десяток писем о том, как ему тревожно, о голосах и странном изгнании Робба, а ни одного ответа всё ещё не пришло. И голоса знали это — они смеялись над его надеждами, они смеялись над его верой.

Родрик Харлоу всего лишь трус и слабак, ты всегда это знал, говорили они. Родрик Харлоу никого не любит, кроме своих книг, он живёт ради них и неуёмного любопытства.

Зачем ему племянник, которого загоняли на уроки силком? Зачем матери сын, которого она никогда не сможет обнять?

Он настолько отчаялся, что по совету Орлы, румяной мельничихи и одной из его красоток, собрал в полночь семь трав и шептал над ними тайные имена семи звёзд, но даже это не прогнало ни голоса, ни тени, которые делали все краски в его комнате другими, словно светящимися и тёмными одновременно.

Он подумывал забухать, но это нарушило бы уклад дня. Поэтому он просто пил на ночь чашку сонного зелья, стараясь не думать, что со временем одной чашки перестанет хватать.

— А вообще ты, Джейни, права: читатель он ещё и потому, что не писатель, — подмигнул он девчонке и ухмыльнулся, получив в ответ злобный взгляд. — Есть у него одна тетрадочка, в чёрном переплёте из кожи буревестника... и кабы он был писателем, то писал бы он в неё имена своих врагов. Потому что когда-то самый первый Харлоу, по прозвищу Хитрец, играл в кости со Штормовым Богом и проиграл. «Твоя ставка была тысяча тысяч, но чего?» — нахмурился бог. «Моих врагов», — ответил Хитрец Харлоу. С тех пор, пока в тетради не появится тысяча тысяч имён, Штормовой Бог будет забирать каждого, кто туда записан...

За окном очень уместно пошёл дождь, застучала под порывами ветра черепица на крышах, загремел плохо закреплённый металл, которым покрыта была Воронятня.

— Правильно, пусть лучше читает, — сказала Арья. — Незачем вмешивать богов в свои дела, надо самому всех убивать, верно, Джен?

— Верно, — кивнул мелкий Мормонт.

Хорошая из них выйдет пара. Сразу видно, у кого каблук, а кому он крыша.

Теон поднялся по лестнице в свою комнату — пустую, холодную, омерзительно лишённую Робба — и устало прикрыл глаза. «Сейчас начнётся».

Но голосов не было. Неужто травы сработали, просто запоздало?

Он сел на кровать, достал бутылку сонного зелья («Надо будет выкрасть у Лювина ещё одну, маловато осталось») и чашку, и в этот момент появился Чёрный Человек.

У него была белая кожа и губы, синие, как у мертвеца; левый глаз его светился алым огнём, а правый был как чёрная бездна.

— Добудь мне дракона, Теон Грейджой, — сказал Чёрный Человек. — Добудь мне дракона, и клянусь Утонувшим Богом, ты станешь любимым сыном своего отца.

В левой руке у Теона была чашка, в правой — бутылка, и обе он швырнул в чудовище, прежде чем с подобающими случаю воплями сбежать прочь из комнаты.