Полумейстер

55. Новое имя, новое начало

— Старксноу? Сноустарк? — задумчиво спросил Джон.

Леди Винафрид немедленно подняла руку:

— Предлагаю почтенному собранию исключить сьера Джона из числа совещающихся.

— Причина? — спросил «дядюшка», с полной серьёзностью на лице.

— Отвратительное отсутствие чувства стиля и чувства юмора, — заявила та, — и способность проклясть себя и своих потомков дурацким именем.

И вот так вот его выкинули из совещания про его же будущую фамилию. Леди Винафрид Мандерли, леди Мирцелла и даже её бледная копия, Розамунда из Ланниспорта, имели право голосовать и предлагать варианты — но не сам Джон больше не Сноу.

И где справедливость?

Это был третий раз, когда кто-то напал и этого кого-то пришлось убить, и он думал, всё будет как прошлые два. Что все сделают вид, что ничего не было, а он останется один осознавать, что было. Сидеть, смотреть на стену кибитки и стараться не думать ни о чём, особенно о том, как мясо хрустит, когда в него вонзается клинок, как гаснут глаза, теряя душу за ними. О том, что один миг отделяет жизнь от не-жизни, и этот миг зачем-то в его руках.

Что теперь он как-то не особо хотел быть рыцарем. Рыцари — убийцы, иначе им нет смысла существовать. Но ещё меньше он хотел быть дозорным, потому что рыцари хотя бы сражаются с другими вооружёнными людьми, а не стреляют со стен по одичалым, бредущим сквозь снег с каменными ножами и костяными копьями.

Что мейстер Верис и лорд Жойен — его родня. Что у него есть настоящая родня, только его, которую никто не отберёт. Два дяди, хоть один из них и младше Джона (а второй — зануда и мейстер).

Это был третий раз, и на сей раз всё оказалось совсем иначе. Отец орал на короля, король — на всех подряд, вокруг таскали мёртвые тела и раненых, ругались и стонали, а леди Кейтилин — откуда только она взялась? — не отходила от Сансы и от Брана. Всё потому, что не было бандитов, а были Ланнистеры и их люди, измена и мятеж.

Потому что эти люди не просто хотели кого-нибудь ограбить, снасильничать или украсть. Они хотели убить законного монарха и посадить на его трон ублюдка Джоффри — во всех смыслах ублюдка, Джону было не стыдно его так называть. Вот он — бастард, и милый Томмен с его любовью к книжкам, и кроткая леди Мирцелла. А Джоффри был ублюдок.

И наконец, когда тела убрали, а раненых отправили обратно в Гавань, погрузились в кибитки и отъехали подальше от кровавой травы и обожжённых деревьев, король решил держать свой королевский суд, и Джона зачем-то пригласили на поляну с троном.

На троне сидел король, тяжёлый и большой, в своей рогатой короне. Рядом с ним — отец и леди Кейтилин, он с цепью на шее, она в дорожной одежде и нервная, как вспугнутая птица.

— Сегодня тех, кто под рукой, — сказал король. — Остальных в Дарри. Что скажешь, Десница? Ничего? Отлично, продолжаем.

И он продолжил — сначала с какими-то незнакомыми людьми, которым полагалось снять голову с плеч, потом с матерящимся ублюдком Джоффри, которого тоже к чему-то приговорили. Наконец, король вызвал Алина Рыжего, одного из отцовских стражников, и Джон впервые удивился: ну этот-то чем мог провиниться?

Оказалось — ничем. Наоборот.

— Встань, сьер Алин Норд, — провозгласил король. — Служи нам верно. Свою вигилию отслужишь тоже в Дарри, и к тому времени, уж потрудись, придумай-ка себе герб. В книге Белых Плащей положено его указывать.

Алин поднялся, веря и не веря своим ушам. Вокруг шумели собравшиеся, леди Кейтилин давила приторную улыбку, отец был радостен. Ещё бы, такая честь — не только рыцарский титул и право на фамилию, но и право на белый плащ! «Ну, хоть у кого-то мечты сбываются», — мрачно подумал Джон. Алин мечтал быть рыцарем ещё с тех пор, как пацаном пришёл проситься в стражу, наслушался историй от бабки, крестьянки Блэквудов, пришедшей на Север с одной из блэквудских невест.

— Теперь Джон Сноу, — пророкотал король, и Джон аж вздрогнул: он-то тут причём? — Джон Сноу, сын нашего Десницы, проявил себя отменно, сразившись с отрядом, взявшимся похитить нашу неверную супругу и старшего ублюдка нашей супруги. Мейстер Верис, чьё дело разберём попозже, свидетельствует, что от его меча погибли четверо, шесть человек от волчьих клыков, семеро было ранено и трое сбежали. Это достойно хорошей песни. Подойди, Джон Сноу.

Он подошёл, и преклонил колено, и встал с колена рыцарем.

— Блэкстарк? — предложила леди Мирцелла. — Звучит красиво.

— Чтобы все сразу вспоминали о Блэкфайрах? Не лучшая идея.

— Грейстарк тоже не годится, — Бран вздохнул. — Это как Блэкфайры, но наши, северные. Может быть, Даркстарк?

— «Дарк» — это прерогатива бастардов-Дарклинов, — возразила Санса. — Может быть, что-нибудь в честь Призрака?

— Если он назовётся в честь Призрака, то ваш брат Рикон сможет дать начало роду Лохмостарков, — наморщил нос Жойен. — Надо что-то радикально другое. Винтерс? В честь королей зимы?

Джон закатил глаза, но это было ещё не худшим вариантом. Даже красивым. Потому что король с отцом под ручку проходили мимо их детского совета и решили присоединиться. Точнее, король решил:

— Я тебя рыцарем за что пожаловал? За подвиг. Ты этих мудил побил, вот и зовись, не знаю, Кантсбейн! И герб придумать можно: волк, рвущий львов. А?

— Роберт, ты обещал не пить, — устало сказал отец.

— Я чуточку, по случаю победы. Так что? Сьер Джон Кантсбейн — по мне, звучит неплохо!

— Б-благодарю, ваше величество, не смею, — ответил Джон.

Надо было выбрать скорее, чтобы тот не придумал что-нибудь ещё. А то прикажет своею волей — и ходи всю жизнь каким-нибудь Хосбитером! Когда-то Джон думал, короли мудры и благородны. Он стал старше и умнее за эти месяцы.

Он вспомнил о своих мечтах — мечте о рыцарстве и о Ночном Дозоре. Он вспомнил о первых ночных бандитах и огне, почти лизавшем руку Вериса. О вторых бандитах и рыжих косах Сансы, лежащих на траве. О том, как не пускал злодеев в дом на колёсах, стоя в дверном проёме и слыша за спиной рыданья леди Мирцеллы.

— А можно я буду... не знаю, что-то типа Найтшильд? — спросил он тихо.

На сей раз никто не осудил его за этот выбор.

Сьер Джон Найтшильд, красиво.

Но он знал, что для себя и для своей семьи — он будет Джоном Сноу. Просто Джоном.

И это утешало.