Виноват хроноворот

Глава 4

Слова о предстоящем международном матче заставили почему-то вздрогнуть. Кажется, что-то ей такое сегодня снилось, не очень веселое и связанное с квиддичем. Гермиона посмотрела на друзей. Хмурые вначале, при посадке в поезд, они постепенно оживали и начали делиться планами на лето. Но разговор нет-нет опять скатывался на Люпина и Снейпа.

— Я не верю, что это он нас спас. Наверняка это был Сириус.

— Это был профессор Снейп, Гарри. Я видела.

— Может, он тебе голову задурил, а даже если и так, то он все равно не имел права так поступать! И Ремус из-за него ушел, а карта — это все, что у меня осталось от отца!

«Вообще-то, у тебя от отца остались еще мантия-невидимка и счет в банке», — хотела сказать Гермиона, но, конечно же, промолчала, и сама удивилась своей внутренней язвительности.

— С чего ты взял, что профессор Снейп ее сжег?

— Я же рассказывал, он сам признался!

Гарри в очередной раз, не скупясь на подробности, поведал о разговоре бывших однокурсников и кипел негодованием. Рон тоже бросал уничижительные эпитеты. А Гермиона усиленно стала поглаживать Живоглота, лежащего у нее на коленях, и пыталась спрятать улыбку, которая непроизвольно появилась на лице. Живоглот удивленно скосил на хозяйку глаз, устроился поудобнее и чуть-чуть выпустил когти, как бы говоря, что гладить можно, только поаккуратнее. Гермиона намек поняла, но улыбаться не перестала. Оказывается, надо было всего пару часов вне уроков пообщаться с профессором зельеварения, чтобы понять, что он таким образом пошутил. Она хотела объяснить это мальчишкам, но подумала, что сейчас они ей наверняка не поверят. Возможно, чуть позже, когда успокоятся. А может быть, и не расскажет, вдруг ей только так кажется.

— Гермиона, это не смешно!

— Я не смеюсь, Рон!

Их отвлекла маленькая сова, пытавшаяся влететь в окно, к лапке которой было привязано письмо.

* * *

Одержимость. Вот что я ощущал на протяжении следующих недель.

Я кое-как отработал последние дни. Экзамены, составление рекомендаций выпускникам, списки на оборудование и ингредиенты для лаборатории на будущий год и много других школьных мелочей — все это как никогда тяготило и раздражало. Особенно выводили из себя дежурства. Часы, которые могли быть потрачены с пользой, я должен был тратить на прогулки по ночному замку и ловлю нарушителей. Тогда, когда мне не терпелось скрыться ото всех и разобраться с воспоминаниями. И как только выдавалась возможность, я сбегал к себе и до одурения работал с памятью. Едва школьники уехали, я покинул замок и практически заперся у себя дома в Коукворте.

Знания о грядущем восторга не вызывали. Все, что я мог выудить из своей головы, нагоняло жуть; даже не предполагал, насколько беспросветное будущее меня ждет.

Выуживание воспоминаний давалось с огромным трудом. С ними творилось что-то странное. Они постепенно словно истаивали, становились зыбкими, теряли детали и эмоциональную окраску. И вернуть их, детализировать обратно не помогали ни тренированная память, ни владение окклюменцией. Я пробовал вытягивать их с помощью волшебной палочки, чтобы просмотреть потом в Омуте памяти, но становилось еще хуже: только нить начинала покидать мою голову, как нужное видение тут же схлопывалось, и я забывал, что хотел взять, а вытащенный обрывок был слишком маленьким, чтобы понять, о чем он. Скорее всего, то, что у меня во флаконах, это еле двигающиеся картинки, вряд ли они дадут полезную информацию. Пришлось посетить ближайший магазин и закупить побольше необходимого для письма. Затем сесть за стол, взять в руки простую магловскую ручку, положить перед собой пачку бумаги и писать-писать-писать. И ловить ускользающие с каждым днем воспоминания. Я плохо спал, почти не ел и выглядел, наверное, страшилищем. Я словно пытался ухватиться за стремительно уходящий вдаль Хогвартс-экспресс, но, к сожалению, безнадежно отставал. Яркими и незыблемыми оставались лишь зубы змеи, раздирающие мое горло, и последние мгновения перед смертью.

Гонка продолжалась до конца июля. И в один прекрасный день, сев за стол, понял, что все. Больше записывать нечего. Пусто. Я оглядел комнату. Неопрятно, грязно. На столе и на полу лежали исписанные листки бумаги. Взмахнув палочкой, собрал их в одну стопку. Кухня тоже «порадовала»: немытая посуда, остатки подсохшей да испорченной еды. А в маленьком зеркале над раковиной отражалось заострившееся бледное лицо с темными кругами под глазами и шапкой всклокоченных волос. Губы сложились в улыбку, больше похожую на оскал. Да я красавец! Умылся, выпил воды, потом вернулся в комнату, завалился на диван и проспал двое суток.

В августе я приводил в порядок и себя, и накопившиеся дела. Сварил несколько обещанных зелий, разобрался со счетами за дом. И, не торопясь, стал разбирать записи. Для этого приобрел толстую тетрадь в кожаной обложке и, соблюдая хронологию, стал переносить их туда. Заодно запоминал, что записывал. На тетрадь наложил несколько неслабых заклинаний от лишних глаз, без раздумий добавил защиту на крови. После того, как все было скопировано, я испепелил все черновые листы, а оставшуюся после них горстку золы собрал, прогулялся до окраины города и высыпал в речку.

Полученной информации оказалось не так уж много. Я старался ничего не упускать, но тетрадь оказалась заполненной едва ли наполовину. В основном получились голые факты с пояснениями, часть которых вводила в недоумение. Самым заполненным оказался ближайший год. А вот последний, который закончился для меня пастью Нагайны, пестрел всего несколькими заметками: «Я — директор, Поттер в бегах, Кэрроу в замке, Меч Годрика Поттеру, Пророчество — важно! — Поттер — осколок души лорда!» О чем последняя запись, я догадывался. Но зачем Поттеру меч? А Кэрроу? Какой из них, в каком качестве? Нового завхоза, что ли? Те Кэрроу, которых я знал, не отличались особым умом, но боевиками они были неплохими и любили швыряться мерзкими заклятьями. И зачем такие в школе?

Чем больше я размышлял и смотрел в тетрадь, тем яснее понимал, что никакого путешествия во времени, кроме нашего с Грейнджер, не было. Пересмотрев всю доступную литературу в доме, я пришел к выводу, что это похоже на ясновидение или даже пророчество. Некоторые провидцы, к примеру, после транса не помнили, что пророчили. Или спириты. Да что далеко ходить — Трелони такая же. Мордред! Дурацкое сравнение, но другого нет! Поэтому и в моей голове видения не задержались, чудо, что я вообще что-то запомнил. Только непонятно, что послужило толчком, причиной тому, что я превратился в гребаного пророка. Надо будет еще что-нибудь поискать в хогвартской библиотеке. А может, я проклят чем-нибудь или сошел с ума? Не хотелось бы думать, что мне пора в Мунго.

Что же, события на квиддичном матче покажут, все ли в порядке у меня с головой. То, что он будет, я уже знал из «Ежедневного пророка», который купил на Косой аллее. Я тогда уже более или менее пришел в себя и хотел заглянуть в аптеку, чтобы купить некоторые ингредиенты. Особо новость меня не задела. Во-первых, я еще не был во всем уверен, а во-вторых, не хотел привлекать к себе внимание. Все равно, если судить по записям, ничего страшного там не должно было случиться. Все будут живы, здоровы, даже пострадавшие маглы.

Через несколько дней кричащие заголовки газет о разгроме палаточного городка болельщиков и Черной меткой в небе подтвердили мою адекватность. Радости, что видения настоящие, мне это не принесло. Печали, впрочем, тоже.

Перед отбытием в Хогвартс я задумался, куда деть тетрадь. Закопать во дворе или положить в сейф к гоблинам? «Пусть будет со мной!» — решил я и засунул ее в дорожный саквояж.

* * *

Все подтверждалось: метка постепенно темнела, в Хогвартсе ожидался Турнир трех волшебников, Аластор Грюм — профессор ЗОТИ.

Грюм не давал мне покоя. Какая-то мысль все время ускользала. Я на удивление легко переносил его придирки и угрозы и не понимал почему. Что было не так? С виду такой же параноик, несдержанный на язык и заклятья.

Я мрачно посмотрел на две склянки с обрывками воспоминаний, которые так бездарно угробил. Возможно, они могли дать ответ, но не дали, только запутали. Улучив момент, я просмотрел их в Омуте. Как и предполагал, там были лишь статичные картинки. На одной был Грюм, привязанный к креслу, на другой — Поттер, склонившийся над мальчишкой Диггори. Колдографии и то рассказали бы больше, чем это! Пролистав еще раз тетрадь, я цыкнул с досады. Только одно из ближайших событий заслуживало внимания — возрождение лорда, которое нельзя допустить, все, что до этого, по сути, практически бесполезная информация.

А еще я злился. Злился от того, что первый раз захотел изменить событие и у меня ничего не вышло. Несмотря на мои усилия и слежку за Кубком, Поттер все равно стал участником Турнира. Не то чтобы это меня сильно расстроило — я знал, что он выживет, но собственный провал раздражал неимоверно!

Иногда я сомневался в своих пророческих видениях. Была вероятность, что они искажены или истолкованы мной неправильно. Хогвартская библиотека и ее Запретная секция не добавили новых знаний, только подтвердили имеющиеся догадки. Часто я посещал и Визжащую хижину, искал ответы или подсказки там. Правда, безрезультатно. Разве что подступающая смерть и змея все так же живо возникали перед глазами и заставляли сжиматься внутренности от страха.

* * *

...Снег чуть слышно скрипел под сапогами, а морозный воздух раннего воскресного утра холодил кожу. Приятно было вдохнуть его полной грудью после несколько влажного от испарений подземелья и выбраться на улицу просто так, для себя и немного для дела.

В этот раз как никогда много зелий пришлось варить для Больничного крыла. Школьники словно сошли с ума, и процент простуженных детей был очень высок. Подготовка к Святочному балу тоже добавляла нервотрепки и отнимала много времени. Приходилось отвлекаться на всеобщую истерию, гасить возникающие конфликты и между своими подопечными, и с представителями других школ.

Я дошел по тропинке, протоптанной Хагридом, до кромки леса, собрал несколько горстей хвои в специальную сумку, туда же положил срезанную с подходящих деревьев кору. Полезные ингредиенты, особенно сейчас, зимой, хорошо идут в витаминные зелья, в мази, обезболивающие да противоязвенные.

После леса ноги сами принесли меня к Визжащей хижине. Только ступив на порог, понял, что я тут не один. Проход перекрывала довольно качественная сигналка с вплетенной нитью отвлекающего заклинания. Действенная для какого-нибудь студента, но не для меня. Я накинул на себя скрывающие чары, поддел сигнальный контур и осторожно двинулся вглубь. Сначала подумал, что здесь нашли себе укромный уголок озабоченные подростки, но пришелец был один. Вернее, одна. И она меня удивила, даже шокировала. Грейнджер сидела на коленях, по бокам стояли две баночки с голубыми огоньками внутри. Даже в стороне я чувствовал слабое тепло, исходящее от них. Грейнджер что-то черкала в тетрадке, еще несколько вырванных тетрадных листков мятыми комками валялись рядом. Девчонка что-то бормотала себе под нос, пару раз раздосадованно хлопнула себя по бедру, выплеснув шепотом: