Поединок. Выпуск 15

XIV

Рённ посмотрел на часы и зевнул.

Потом перевел глаза на кровать, где лежал весь забинтованный мужчина. Затем задержал взгляд на аппаратуре, которая поддерживала жизнь потерпевшего, и, наконец, на медсестре, только что сменившей пустую бутылку в капельнице.

Рённ уже не один час сидел в этой антисептической, изолированной комнате с холодным светом и голыми белыми стенами.

Кроме того, большую часть этого времени он провел в компании личности по имени Улльхольм, которого до сего времени никогда не встречал и который оказался одетым в штатское платье старшим полицейским инспектором.

Даже простодушному Рённу Улльхольм казался безгранично нудным и тупым.

Улльхольм был недоволен всем — начиная от зарплаты, которая, как и следовало ожидать, была очень низкая, и кончая начальником полиции, который не умел навести у себя железный порядок. Он возмущался, что детей в школе не учат послушанию и что даже среди полицейских нет настоящей дисциплины. Однако сильнее всего он набрасывался на три категории людей, которые Рённу никогда не сделали ничего плохого и о которых он никогда не думал, а именно: Улльхольм ненавидел иностранцев, молодежь и социалистов. Причину увеличения преступности и падения нравов он видел в том, что полиция не имела фундаментального военного образования и не носила шашек.

Улльхольм на все явления имел свою безапелляционную точку зрения и без умолку разглагольствовал:

— Смотришь на эти безобразия, и хочется убежать на природу. Я б с удовольствием выбрался в горы, если бы всю Лапландию не опоганили лопари. Ты ж понимаешь, что я имею в виду, а?

— Моя жена саамка, — сказал Рённ.

Улльхольм посмотрел на него со смешанным чувством отвращения и заинтересованности. Потом сказал:

— Это очень интересно. А правда ли, что лопарки никогда не моются?

— Нет, неправда, — устало ответил Рённ. — Но так думаешь не только ты.

Рённа интересовало, почему таких людей давным-давно не сдали в центральное бюро находок.

Одну свою длинную декларацию Улльхольм закончил словами:

— Само собою понятно, что как частное лицо и как правый реакционер, как гражданин свободной демократической страны я не делаю никакой разницы между людьми, скажем, из-за цвета их кожи или мировоззрения. Но сам подумай, что было бы, если бы в полицию поналезли евреи и коммунисты. Ты понимаешь, что я имею в виду, а?

На это Рённ скромно кашлянул, закрыв рот рукой, и сказал:

— Конечно. Но я сам, видишь ли, такой крайний социалист, что меня можно считать…

— Коммунистом?!

— Да, именно так.

Улльхольм сразу нахмурился, замолчал и отошел к окну. Он стоял там часа два, печально глядя на недобрый, изменчивый мир вокруг.

Рённ подготовил два четких вопроса, которые для верности даже записал в блокнот. Первый: «Кто стрелял?» И второй: «Как он выглядел?»

Рённ сделал еще и другие приготовления, а именно: поставил на стул портативный магнитофон, включил микрофон и перевесил его через спинку стула. Улльхольм не принимал участия в этих приготовлениях, он ограничился тем, что время от времени критически посматривал на Рённа от окна.

Часы показывали двадцать шесть минут третьего, когда медсестра вдруг наклонилась над раненым и быстрым нетерпеливым движением руки позвала к себе обоих полицейских.

Рённ быстро схватил микрофон.

— Думаю, что он приходит в сознание, — сказала медсестра.

Лицо раненого стало как-то меняться. Веки и ноздри задрожали.

Рённ протянул микрофон.

— Кто стрелял? — спросил он.

Никакой реакции. Рённ подождал несколько секунд и повторил вопрос:

— Кто стрелял?

Губы больного шевельнулись, и он что-то сказал. Рённ переждал две секунды и вновь спросил:

— Как он выглядел?

Потерпевший ответил и на этот раз, уже несколько отчетливее.

В комнату вошел врач.

Рённ уже раскрыл рот, чтоб повторить второй вопрос, когда мужчина на кровати повернул голову в левую сторону. Нижняя челюсть у него отвисла.

Рённ посмотрел на врача, и тот серьезно кивнул ему, складывая инструменты.

Подошел Улльхольм и сердито сказал:

— Ты что, в самом деле не можешь больше ничего от него добиться?

Потом громко обратился к больному:

— Слушайте, господин, с вами разговаривает старший полицейский инспектор Улльхольм…

— Он умер, — тихо сказал Рённ. Улльхольм вытаращил на него глаза.

Рённ выключил микрофон и понес магнитофон к окну. Там он осторожно перемотал ленту указательным пальцем правой руки и нажал на кнопку воспроизведения записи.

— Кто стрелял?

— Днрк.

— Как он выглядел?

— Самалсон

— Ну и что это нам дает? — сказал Рённ.

Улльхольм секунд десять зло, с ненавистью смотрел на него, а затем сказал:

— Что именно? Я обвиню тебя в служебной халатности. Иначе я никак не могу. Ты же понимаешь, что я имею в виду, а?

Он повернулся и вышел из комнаты. Его шаг был быстрым и энергичным. Рённ грустно смотрел ему вслед.