Золотая чаша

Картина, открывшаяся перед ее мысленным взором, передалась и Бобу.

– Вот тут-то и пойдет веселье! – Но Фанни сурово глянула на него, и он поторопился изменить формулировку: – Ты хочешь сказать, в этом случае славная девочка погибнет?

Фанни еще чуть-чуть помолчала.

– Я уже говорила тебе раньше, она не погибнет, если ее отец спасется. Для нее этого будет достаточно.

Полковник проникся.

– Ну, тогда она настоящая маленькая героиня!

– Еще бы! Конечно, она маленькая героиня. А главное, – прибавила миссис Ассингем, – их спасет его невинность.

Тут полковник снова задумался о невинности мистера Вервера.

– Она у него жутко оригинальная.

– Разумеется, она жутко оригинальная! Они и сами жутко оригинальные, в духе нашей милой старосветской оригинальности. Я сейчас говорю не о нас с тобой, а о своих прелестных сельских родичах, от которых я, увы, ушла так далеко, и совсем не в лучшую сторону. Оттого-то они мне сразу так и понравились. И конечно, они еще успеют проявить свою оригинальность, – прибавила Фанни удрученно, – прежде, чем окончательно со мной разделаются!

Такая перспектива представлялась вполне реальной, но не это больше всего беспокоило полковника.

– Ты так веришь в невинность мистера Вервера, после двух лет с Шарлоттой?

Фанни широко раскрыла глаза:

– В том-то и дело, что по-настоящему не было у него этих двух лет с Шарлоттой.

– Так же, как у Мегги, по твоей теории, не было «по-настоящему» четырех лет с князем? Это объясняет, почему в ней тоже осталось столько невинности, что просто дух захватывает, – согласился полковник.

Фанни пропустила его слова мимо ушей – это тоже могла быть грубая шутка.

– Чтобы объяснить Мегги, нужно очень много всякого разного. Одно можно сказать наверняка: как ни странно, до сих пор ее старания по поводу отца достигали своей цели. Она добилась того, что он воспринимает их довольно странные отношения как нечто, отвечающее правилам игры. У нее за спиной он в полной безопасности, его оберегают, развлекают, можно сказать – по доброте душевной морочат ему голову, в том числе и при содействии Принчипино, которого мистер Вервер обожает, а он и рад, и считает, что именно такую жизнь и планировал в своей возвышенной душе. Он ведь не продумывал заранее всех деталей, точно так же, как и я, несчастная! А тут вся странность как раз в деталях. Он уверен, что таким и должен быть брак с Шарлоттой. А они оба помогают, – закончила Фанни.

– «Оба»?..

– Я хочу сказать, если Мегги постоянно бросается на амбразуру, убеждая отца, что все обстоит просто идеально, то и Шарлотта вносит свой вклад не менее добросовестно. А ее вклад очень велик. Шарлотта работает как лошадь, – заявила Фанни.

Теперь все было сказано. Полковник несколько минут созерцал предложенную ему картину.

– А как кто работает князь?

Фанни взглянула на мужа в упор:

– Как князь!

Засим она двинулась вверх по лестнице, являя взору полковника спину в пышном одеянии, на котором то там, то тут в живописном беспорядке посверкивали рубин или гранат, топаз или бирюза, скрепляющие между собой отдельные элементы сложной конструкции, словно бледные символы острого ума, соединившего в единое целое атласные лоскутки ее аргументов.

Полковник смотрел ей вслед, потрясенный ее способностью разбираться в подобных тонкостях, словно главная суть разворачивающейся у них на глазах драмы заключалась в том, что у него такая умная жена, умело справляющаяся со всеми сложностями жизни – в тех узких пределах, до которых съежилась нынче его жизнь. Налюбовавшись ее величественным отступлением, полковник выключил слабенькую электрическую лампочку, при свете которой проходила их беседа, и стал подниматься следом за ней, насколько позволяли складки ее длинного шлейфа, вздымавшиеся легко и свободно, под стать парению ее духа, вдохновленного достигнутой в конце концов ясностью. Но, поднявшись на верхнюю площадку, где Фанни уже успела коснуться металлической кнопки, вызывающей свет, полковник вдруг почувствовал, что жена не столько утолила, сколько, напротив, заронила в его душу зерно любопытства. Он задержал ее еще на минуту – в пироге оставалась одна последняя изюминка.

– Ты сейчас сказала, что он не любит Шарлотту; что ты имела в виду?

– Князь-то? Что не любит «по-настоящему»? – довольно милостиво отозвалась миссис Ассингем. – Я имела в виду, что мужчины не любят по-настоящему то, что дается слишком легко. В девяти случаях из десяти именно так они относятся к женщине, которая ради них рисковала жизнью. Ты спрашивал, как он работает, – прибавила Фанни. – Спросил бы лучше, как он играет.

Полковник немедленно исправил упущение:

– Как князь?

– Как князь. Он и есть князь до мозга костей. А это очень редко встречается, – сказала она с чувством, – даже в высших кругах, хотя там многие претендуют… Вот почему он такое сокровище. Наверное, один из последних. Последний из настоящих. Так что мы должны принимать его целиком, таким, какой он есть.

Полковник что-то прикинул в уме.

– А как должна его принимать Шарлотта?

От такого вопроса Фанни запнулась на мгновение; не сводя глаз с мужа, она положила руку ему на локоть, и в ее пожатии он ясно прочел ответ. Никогда еще он не получал от нее такого решительного, глубокого и прочувствованного запрета.

– Что бы там ни было, ничего не произойдет. Ничего не произошло. Ничего не происходит.

Боб Ассингем протянул чуть разочарованно:

– Понимаю. Для нас.

– Для нас. Для кого же еще? – И он буквально физически ощутил ее желание заставить его понять. – Мы ровным счетом ничего не знаем!

Это был манифест, который полковнику надлежало подписать.

И он расписался:

– Мы ровным счетом ничего не знаем.

Словно караульные обменялись паролями в ночи.

– Мы невинны, – с тем же выражением проговорила она, – как младенцы.

– Почему не сказать, – осведомился полковник, – как они сами?

– О, по самой веской причине! Потому что мы гораздо более невинны, чем они.

Полковник изумился:

– Но как же мы можем быть еще более…

– Ради них-то? С легкостью! Мы можем быть какими угодно.

– Что же, полными идиотами?

– Полными идиотами! Ах, – выдохнула Фанни, – как это укрепит наши позиции!

Судя по выражению лица полковника, он решил, что в этом что-то есть.

– А если они догадаются, что это не так?

Фанни ответила почти без колебаний:

– Шарлотта и князь считают нас кромешными дураками, и это большое достижение. Мистер Вервер верит, что мы разумны, но он не в счет.

– А Мегги? Она разве не знает?..

– Что мы способны видеть дальше собственного носа? – Да, на это так сразу не ответишь. – Если даже она и догадывается, то виду не покажет. Так что получается то же самое.

Полковник поднял брови:

– Получается, что мы не сможем ей помочь?

– Этим мы ей и поможем.

– Тем, что будем выглядеть круглыми болванами?

Фанни всплеснула руками:

– Да ей самой только и нужно, что выглядеть еще глупее нас! И все тут! – Заручившись поддержкой мужа, миссис Ассингем отмела проблему прочь. Но что-то еще удерживало ее. Фанни осенил последний всплеск ясновидения. – Теперь понятно! – воскликнула она. – Помнишь, ты спросил, откуда я знаю, что Мегги наконец проснулась? Я это поняла, когда увидела их вдвоем.

– Увидела Мегги с отцом? – Снова полковник не поспевал за полетом ее мысли. – Но ведь ты и раньше часто видела их вместе.

– Я смотрела другими глазами! До сих пор еще не случалось такого испытания, ни разу те двое не уезжали так надолго.

– Может быть… Но если они с мистером Вервером сами на этом настояли?..

– Почему тогда это – испытание? Да потому, что оно стало таким вопреки их воле. Ситуация, так сказать, испортилась у них на глазах.

– Прокисла, значит? – заметил полковник.

– Какое ужасное слово! Скажи лучше: изменилась. Возможно, – продолжала миссис Ассингем, – Мегги действительно хотела проверить, сколько она сумеет выдержать. В таком случае она это увидела. Кстати сказать, на их поездке настаивала одна только Мегги. Ее отец никогда ни на чем не настаивает. А она наблюдает за ним.

– Наблюдает за ним? – поразился полковник.

– Не появились ли первые признаки… Я хочу сказать – признаки, что он что-то замечает. Конечно, ничего такого нет и следа. Но Мегги всегда настороже. И я это почувствовала, – прибавила Фанни. – Я, можно сказать, застигла ее врасплох. От меня она не могла скрыть, хоть и оставила нарочно свой пост, поехала провожать меня, чтобы отвести глаза. Я не подавала виду, но именно после этого мне все стало ясно. – И на этих беспримерных по своей прямоте словах Фанни приблизилась к двери в свою комнату. – К счастью, мне стало ясно и то, насколько успешно у нее все получается. Нет ни малейших признаков… у него.

– Ты так уверена?

– Уверена. И не будет. Спокойной ночи, – сказала Фанни Ассингем. – Она скорее умрет.

Часть вторая Княгинюшка