Кулак

Второй арест ‒ антисоветский элемент

Что стало причиной повторных арестов «бывших кулаков» в 1937-38 годах? Убийство Кирова? Неугодные цифры переписи января 1937-го, когда, неожиданно для главенствующей верхушки, более половины населения СССР признали себя верующими?! Или «Большой террор» начался из-за обострения международной обстановки? И в преддверии вероятной войны Сталин решил уничтожить последних представителей «умирающего» класса, дабы они не пополнили ряды пятой колонны.

Наверняка это были не все причины, из-за которых по указанию сверху в июле 1937-го появился секретный оперативный Приказ НКВД № 00447. В нем конкретно расписывались категории будущих жертв: бывшие дворяне и торговцы, буржуазные интеллигенты и церковные служащие, кулаки и подкулачники. В общем, все эти и, подобные им, остальные антисоветские элементы… А, может быть, основная причина крылась в самом Сталине? ‒ Из-за зыбкой международной обстановки и нарастающего недовольства народа на местах великий вождь просто-напросто решил себя обезопасить?..

Какой самый элементарный способ обезопасить власть имущего? Да просто уничтожить всех неугодных и сомневающихся!.. А, чтобы совсем обелить себя, заодно убрать и уже ненужный номенклатурный материал, обвинив его представителей в чрезмерной жестокости к своим согражданам. Каковыми бы ни были причины, но уже в октябре 1937 года стал воплощаться в жизнь этот самый Приказ НКВД под номером 00447. Именно «благодаря» ему началась глобальная чистка среди высших партийных деятелей, видных представителей науки и культуры, талантливых писателей, врачей, военной элиты. Повсеместно начались многочисленные показательные суды над «вредителями» и «шпионами»… Все эти «разоблачения» широко освещались в советских источниках информации; да и сейчас во всех ракурсах отражены в исторической литературе.

Но вся эта плеяда известных людей, расстрелянных или сгинувших в лагерях, ‒ лишь верхушка айсберга: малая частица в общей массе всех репрессированных граждан Советского Союза. О миллионах простых работяг, попавших в жерло «Большого террора», почти ничего не было известно! ‒ Возможность узнать о настоящих масштабах пострадавших от репрессий, появилась только после перестройки, когда в октябре 1991 года Горбачевым был подписан закон «О реабилитации жертв политических репрессий». Тогда и стали рассылаться справки о реабилитации бывших кулаков по запросам их состарившихся детей, многие из которых не дожили до момента истины. Так и отправились в мир иной с клеймом «кулацкого отродья», не дождавшись ответа на свой запрос. Всего год успела пожить моя мама в статусе реабилитированной: после развала СССР и начавшегося хаоса новость о реабилитации жертв политических репрессий не сразу докатилась до бывших социалистических республик.

Действительно, секретным оказался Приказ № 00447, положивший начало «Большому террору»… Новогодней ночью грядущего 1938 года нежданно-негаданно нагрянули в дом Шергиных сотрудники НКВД с представителями местной власти. Перепугали всех домочадцев, устроили обыск и, забрав документы, увели Федора Спиридоновича в неизвестном направлении. Как и во время первого ареста, увели без предъявления обвинения, без санкций на обыск, без каких-то объяснений. И снова мой дед оказался в кошмарной мясорубке вместе с другими, такими же мытарями. Аресты «бывших кулаков» в ту злополучную ночь происходили в одно и то же время. Тактика задержаний была продумана до мелочей…

Только через несколько дней после долгих поисков и расспросов, приближенный к комендатуре, некто Якушев рассказал заплаканной бабушке, что сверху спущен секретный приказ: арестовать в уезде с полсотни человек за организацию заговора по взрыву Демидовского моста через реку Усьву. Если же не наберется такого количества ‒ забирать стариков и подростков!

Когда я слушала воспоминания моей, уже престарелой тетушки Зинаиды, все это казалось мне неправдоподобным. Уже гораздо позже, пытаясь дойти до сути, я убедилась, что он на самом деле существовал ‒ этот приказ НКВД № 00447 от 30 июля 1937 года. И хотя, излагаемая в нем, массовая операция по уничтожению остатков умирающих классов охватывала все слои населения: от партийных работников до простых крестьян, в истории она осталась под названием «кулацкой операции». Видимо от того, что именно для рабоче-крестьянского сословия в этом приказе присутствовали кощунственные методические указания со столь конкретными, сверху спущенными цифрами: четко по округам и населенным пунктам было расписано, какое количество людей необходимо арестовать… Но то, что было на местах, было еще более кощунственным! Региональные карательные органы, получив безграничную свободу действий, старались перевыполнить план и увеличивали количество арестованных, что только поощрялось высшим руководством!

Как же ассоциируется эта операция с той первой, проводимой во время массовой коллективизации с 1929 по 1933 года! Тот же виновный: кулак!.. Та же установка: ликвидация!.. Только в первой истории, как классового врага, а во второй, как антисоветского элемента. Вот и получается, что Федор Спиридонович побывал в обеих ипостасях: в 1932 году отправлен с семьей в ссылку, как глава кулацкой семьи, а в канун 1938-го арестован по обвинению в антисоветской агитации. Именно такие вердикты начертаны в обвинительных приказах!

И все-таки эти две сталинские кампании различались! Раскулачивание 1929-33 годов представляло собой публично-показательное действо: сводки о достижениях в борьбе с кулацким элементом каждый день размещались на страницах советской прессы. Главным обвинительным механизмом был сельский актив, а органы ОГПУ уже по готовым спискам решали участь обвиняемых. А «кулацкая операция» 1937-38 годов проводилась под грифом секретности. Специальные оперативные отряды НКВД по ликвидации врагов народа уже не обращали особого внимания на региональную власть: ее представители сами оказались под всевидящим карающим оком. Добровольными помощниками НКВД стали райкомы и горкомы ВКП(б). Но и среди них наряду с повторными арестами «бывших кулаков» проводилась беспощадная чистка на местах. За два года «Большого террора» почти полностью обновился кадровый состав партийных и хозяйственных руководителей регионального уровня.

Парадоксальная сложилась ситуация: личности, ранее бывшие у руля региональной власти, оказались в одном положении с «бывшими кулаками»: с теми, кого они не считали за людей… Власть имущих и отверженных «уравняли» одним росчерком пера вождя всех народов. Для стоящих у власти чистка в среде управленцев и хозяйственников была не менее важна, чем уничтожение остатков кулачества: необходимо было расширить список «козлов отпущения» ‒ лиц, причастных к произволам на местах! И таким манером отвести накопившееся социальное недовольство от настоящих инициаторов истребления собственного народа: «серых кардиналов» высшего эшелона власти во главе со Сталиным.

Лес рубят — щепки летят!.. Многие из руководящего и партийного состава были арестованы заслуженно, но в эту круговерть попадали и другие. К примеру, те, кто мешал кому-то подняться по служебной лестнице. Из-за доноса такого карьериста в 40-х был арестован муж Марии (старшей дочери Федора Спиридоновича) ‒ видный партийный деятель Свердловской области. Ему дали пять лет лагерей за то, что он скрывал информацию о родственной связи с «врагами народа» со стороны жены. Но через два года вынуждены были освободить: в последней стадии туберкулеза «позволили» умереть дома…

Но это случилось гораздо позже… А тогда ‒ злополучной новогодней ночью 31 декабря 1937 ‒ деда Федора в числе многих, которых забрали в одно и то же время, отправили в Соликамск. Там загнали арестованных в недостроенное холодное заводское здание с наспех сколоченными нарами и грязными тюфяками вместо матрасов. В нем уже находилось более сотни человек.

Деда долго не вызывали к следователю. Уходили на допросы и не возвращались некоторые соседи по несчастью ‒ на свободные места размещали вновь прибывших. Некоторые, вернувшиеся после допроса, восторженно рассказывали, какими человечными оказались начальники. Таким вернулся однажды компанейский сосед по нарам. Он радостно сообщил, что расписался везде, где ему велели, ‒ пообещали, что скоро отпустят, так как забрали его по ошибке.

Попавшие в круговерть «Большого террора», ошарашенные неожиданными арестами и не владеющие никакой информацией, заключенные были подавлены; их психика сломлена. В памяти «бывших кулаков» еще не стерлись горькие воспоминания о раскулачивании, о конфискации всего нажитого и о насильственном переселении в необжитые края… Они через столько ссыльных лет уже успели обжиться на новом месте, получить какую-никакую профессию, обзавестись самым необходимым… И, вроде бы, уже вырвались из западни, в которую попали ранее по воле властей. И вот снова!.. Казалось бы, и обвинить их не в чем, но обвиняют!.. Не понимали тогда, что как бы не пытались они доказывать свою невиновность, все равно ничего не докажут!.. Главное, была бы зацепка, а дальше можно приписать и придумать все что угодно! Даже заявления у следователей были отпечатаны заранее под копирку и начинались: «Обдумав все обстоятельства, я такой-то…» А дальше писались признания в шпионаже, вредительстве, повстанческой деятельности и тому подобное.

Почему так рьяно принялись арестовывать «бывших»? Вероятно, так проще было выполнить и перевыполнить «план». Самого факта раскулачивания в 1929-33 годах в биографии подследственного было достаточно, чтобы квалифицировать человека, как «социально-опасного элемента». Если к этому вердикту не добавлялись другие обвинения, выносился относительно мягкий приговор: пять лет пребывания в исправительно-трудовом лагере (ИТЛ). То есть, действовала примитивная логика: раскулаченный ‒ «враг народа», другими словами, ‒ «контра», только до конца не разоблаченная! Вот под эту «мягкую» статью и надеялся попасть Федор Шергин!

Следствие длилось более года. Каких только методов не придумывали представители карательных органов, чтобы выбить из людей признания! И тот радостный сосед по камере был не просто так!.. Специально подсаживали в камеры таких «агитаторов», которые советовали не спорить и подписывать все документы. Был в бараке, по словам деда, и другой «товарищ»… Вернувшись после допроса и усевшись рядом, он шепотом рассказывал про комнату пыток, куда его водили: о стенах, забрызганных кровью; об избитых до полусмерти людях, лежащих там на полу. И, чтобы остаться в живых, лучше сразу признаться во всем, в чем обвиняют. Даже советовал, что писать в соответствующем заявлении. Убежденно говорил, что, если дед все подпишет, то его быстро освободят. В крайнем случае, отправят вместе с семьей в другое спецпоселение ‒ более отдаленное… Сейчас-то понятно, что все эти доброхоты были «подсадными утками»! Но тогда люди, попавшие в переплет «сталинской инквизиции», верили дружелюбным сокамерникам. И многие следовали их советам. Да и на самом деле существовали и пыточные камеры, холодные и горячие карцеры, расстрельные комнаты…