Разведчицы и шпионки - 2

СОРОК ПЯТЬ ЛЕТ ТАЙНОЙ СЛУЖБЫ ДАРЬИ ЛИВЕН

Весенним днем 1857 года группа парижских зевак стояла у роскошного старинного дома, ранее принадлежавшего Талейрану, к которому непрерывно подъезжали кареты, а в подъезд вносили большие венки и букеты.

— Кого хоронят? — поинтересовался один зевака у другого.

— Какую-то русскую княгиню фон Ливен.

— Фон Ливен? — повторил первый. — Странно, княгиня русская, а фамилия немецкая. — И направился дальше, удивленно покачивая головой и перебирая все известные ему русские фамилии, оканчивающиеся на «офф»: Орлофф, Нахимофф, Чернышофф, Горчакофф… Будь он терпеливее, то дождался бы того, как сам министр иностранных дел, будущий канцлер Российской империи, князь Горчаков в сопровождении посла Киселева подъехал к дому Талейрана и. сняв шляпу, направился к распахнутой двери.

Покойница, сухонькая, скорбно сжавшая губы, лежала в утонувшем в цветах гробу, облаченная в черное бархатное платье фрейлины Российского императорского двора. Двери на балкон были открыты, от теплого весеннего ветра колебалось пламя свечей, цветы еще пахли свежестью, не успев приобрести тяжелого запаха увядания и тлена.

А совсем недавно в этом доме кипели веселье и жизнь. Зеркала, не затянутые тогда крепом, отражали разношерстную и блестящую толпу завсегдатаев великосветского, приобретшего мировую славу салона княгини Ливен — королей, министров, выдающихся государственных и общественных деятелей, знаменитых писателей, актеров и музыкантов, и среди них Альфред де Мюссе, Теофиль Готье, Оноре де Бальзак. И в центре этой толпы самый близкий, интимный друг графини Франсуа Гизо. Известный историк, он в сорокалетием возрасте пришел в большую политику: после переворота 1830 года стал министром внутренних дел, затем — народного просвещения, а с 1840 года — министром иностранных дел и даже премьер-министром Июльской монархии, фактическим руководителем всей ее политики до 1848 года, когда революция смела старый режим. Он пережил Дарью Христофоровну на семнадцать лет, уже не возвращаясь к политике, но всегда вспоминал дни и часы, проведенные с его возлюбленной Доротеей, от которой у него не было ни личных, ни государственных секретов.

Кем же она была, графиня, она же светлейшая княгиня Ливен?

Дарья (Даша, Доротея) Христофоровна, урожденная фон Бенкендорф, родная сестра знаменитого шефа жандармов, родилась в семье рижского военного губернатора в 1785 году. Ее детство и юность совпали с царствованием Павла I, одного из самых непредсказуемых русских царей. На счастье Дарьи, ее мать, урожденная баронесса Шиллинг фон Канштадт была близкой подругой великой княгини Марии Федоровны, супруги императора. Под ее патронажем Даша прошла обучение в Смольном институте, была зачислена во фрейлины императрицы, а затем, в пятнадцать лет выдана замуж за царского любимца двадцатитрехлетнего военного министра графа Христофора Андреевича Ливена. Министром в двадцать лет он стал отнюдь не за военные заслуги, коих не имел, а потому, что его матушке, Шарлотте-Екатерине Карловне Ливен довелось стать воспитательницей детей цесаревича Павла — шести дочерей и четырех сыновей: будущих императоров Александра I и Николая I и великих князей Константина и Михаила. Все они росли при гатчинском дворе Павла, и их детство прошло под звуки барабанного треска и трелей солдатских сопелок гатчинского войска. Их ровесник и товарищ детских игр Христофор Ливен полюбился всем, и потому Павлом был назначен военным министром, а впоследствии оказался в фаворе и у его наследников.

В качестве жены военного министра Дарья сопровождала его на учениях, на которые Павел таскал за собой весь двор, «дабы жизнь раем не казалась».

Она слушала офицерские байки: «Назначен был вахт-парад. В январе мороз — смерть. Поручик Ермилов вздумал отличиться и без перчаток пошел. Ну государь сразу заметил: «Молодец, поручик!» Тот гаркнул «Рад стараться!» и пошел, ногу выпрямляет, подошвой шаг выбивает, любо! Государь опять отличил: «Похвально, капитан!» Ермилов опять «Рад стараться!» и пуще старается. Государь еще похвалил: «Благодарю, — говорит, — майор!» Может, и дошел бы Ермилов до генерала, да вдруг как споткнется, да плашмя на землю. Государь сразу: «Негодяй! Неуч! В рядовые!» Вот тебе и генерал!»

Но байки — байками, а сама она была свидетельницей маневров со взятием крепости Мариенталь, которую оборонял генерал-майор Пиппер.

По диспозиции, утвержденной Павлом, крепость должна была пасть в двенадцать часов дня. Но разразилась страшная буря, дождь со снегом. Когда подъехали к крепости, государь приказал адъютанту:

— Капитан! Поезжайте в крепость и прикажите тотчас сдать ее.

Капитан вернулся ни с чем:

— Ваше величество! Комендант говорит, что получил приказ сдать крепость в двенадцать часов и ранее этого срока не сдаст ни на минуту.

Император гневно замахал хлыстом.

— А! Еще новости! Иди снова и скажи: я велел, понимаешь, я!

Но твердый педант Пиппер не подчинился. И лишь когда прозвучал выстрел сигнальной пушки, означавший, что наступил полдень, ворота крепости открылись, мост опустился и комендант вышел с подносом, на котором лежали ключи.

Окончательно продрогший и обозленный Павел воскликнул:

— За ваше исключительное повиновение жалую вас, сударь, в генерал-лейтенанты. А за то, что вы своего государя без нужды продержали три часа на дожде, приказываю вам целый час просидеть на шлагбауме! Привяжите его и поднимите!

Несчастного старика усадили верхом на шлагбаум с завязанными внизу ногами и подняли вверх.

— Продержать час! — приказал Павел и, повернув коня, поскакал во весь опор…

11 марта 1801 года Павел был убит, и на российский престол вступил Александр I.

Пушкин позже писал:

Воспитанный под барабаном,
Наш царь лихим был капитаном:
Под Австерлицем он бежал,
В двенадцатом году дрожал.
Зато был фрунтовой профессор!
Но фрунт герою надоел —
Теперь коллежский он асессор
По части иностранных дел!

Итак, Александр I полагал себя специалистом и по военным и по дипломатическим делам. Такими же специалистами он считал и своих приближенных.

Поэтому граф Ливен побывал с царем в бесславном Аустерлицком сражении, а потом перебрался на дипломатическое поприще, первую пробу на котором прошел в Тильзите в июне 1807 года.

Собственно говоря, почти все переговоры с Наполеоном Александр вел лично, даже не прибегая к услугам переводчика и протоколиста, поэтому сохранилось так мало документов о тильзитских переговорах. Ливену и другим молодым дипломатам оставалось лишь готовить отдельные бумаги, которые могли понадобиться государю, и они не были в курсе переговоров. Случилось так, что Дарья знала об их деталях гораздо больше и почти из первых рук. Дело в том, что полномочный представитель на переговорах вице-канцлер А. Б. Куракин подробно информировал вдовствующую императрицу Марию Федоровну, мать царя, о ходе переговоров и о намерениях Александра I.

Кстати, расхожее мнение о том. что Александр I был легкомысленным, поверхностным человеком, можно подвергнуть сомнению хотя бы по ходу и итогам тильзитской встречи. Ему впервые пришлось самому вести переговоры и выбирать единственно правильные решения, которые могли гарантировать интересы России. И он смог продемонстрировать тонкое и умелое дипломатическое мастерство. Ведь надо учесть, что переговоры велись после сокрушительного разгрома русской армии под Фридландом, где она потеряла свыше тридцати тысяч человек. Но и перемирие и окончательно подписанные документы — Русско-французский договор о мире и дружбе и секретный договор о наступательном и оборонительном союзе — оказались вполне достойными и усиливали позиции России в Европе.

Так вот, 10 июня, еще до встречи двух императоров, Куракин имел длительный разговор с царем и о содержании беседы подробно сообщил Марии Федоровне: главным аргументом в пользу сотрудничества с Францией Александр считал сложившееся положение, имея в виду тяжелое военное поражение: «Бывают обстоятельства, — говорил он Куракину, — среди которых надо думать преимущественно о самосохранении и не руководствоваться никакими правилами, кроме мысли о благе государства».

Еще все и в Тильзите, и в Петербурге считали, что царь не пойдет на серьезные переговоры, а тем более на союз с Францией, а Мария Федоровна уже знала об этом. Как всегда, сработал комплекс брадобрея царя Мидаса — человек не может держать тайну в себе. И Мария Федоровна поделилась ею со своей любимой воспитанницей и фрейлиной Дашенькой Ливен. Но Дашенька не подвела: никто другой царской тайны не узнал. На протяжении всех, переговоров Дарья Ливен знала обо всех их подробностях. Так впервые, пока еще в пассивной форме, она проникла в святая святых высшей политики.

После «саммита» в Тильзите наступил медовый месяц в отношениях России и Франции, а в Европе на какой-то период воцарился мир.

Два года Христофор Ливен набирался ума в канцеляриях российского МИДа. Но царедворец по натуре, карьеру он стремился делать на придворных балах и вечерах. Конечно, должности, подобно прежней — военного министра — ему никто не предлагал, но тридцатилетний Христофор на нее и не претендовал.

24 июня 1807 года в Царском Селе состоялся бал, посвященный успешному завершению переговоров в Тильзите. Молодой царь, прекрасный танцор, был любимцем дам, да и какая бы из них не сочла за счастье танцевать с самим самодержцем российским?! Дарья Ливен была на седьмом небе от счастья, когда Александр пригласил ее.

— Мне больше нравится имя Доротея, и позвольте я буду называть вас так. Оно подходит вам, в нем слышится что-то неукротимое…

— Ваше величество! Если вы сумели хотя бы на время укротить самого Бонапарта…

— Почему же на время? Наш союз будет продолжительным и прочным.

— О нет, ваше величество! Вспомните мои слова через пять лет.

Государь нахмурился.

— Я еще никогда во время танцев не говорил с женщинами о политике. Посмотрите, какой красивый фейерверк…

Ровно через пять лет, 24 июня 1812 года, армия Наполеона форсирует Неман и вторгнется в пределы России. Вспомнит ли тогда Александр нечаянное предсказание Доротеи Ливен?

Но ее он запомнил. И когда в 1809 году отправлял в Берлин нового посла Христофора Ливена, то заявил ему:

— Надеюсь, что ваша супруга будет вам надежной помощницей.

И слегка наклонил голову в сторону стоявшей рядом с мужем Доротеи.

В те годы Берлин был одной из самых провинциальных столиц Европы. Никакие важные дела здесь не решались, и назначение сюда можно было расценить как почетную ссылку. Но супруги дипломатов не особенно переживали. Светская жизнь, хоть и не такая блестящая, как в Петербурге, шла в Сан-Суси своим чередом. Приемы, балы, вечера, карточные игры. Завязывались полезные дипломатические знакомства, которые пригодятся в дальнейшем. В разговорах дипломатов, приезжавших со всех сторон Европы, содержалась интересная информация. Ее получал и сам Ливен, но особенно много ценных сведений узнавала Доротея — перед хорошенькой молодой женщиной языки развязывались, и каждый стремился продемонстрировать свою приближенность к сильным мира сего и знание их секретов. После великосветских бесед супруги вместе составляли отчеты и направляли их в Петербург.