Полоний на завтрак Шпионские тайны XX века

Рассказ о наличии у Хускивадзе потертой военной формы британского десантника выглядит вполне правдоподобно. Хорошо известно, что некоторые советские военнопленные после освобождения завербовались в британскую армию, где успели до репатриации прослужить несколько месяцев. Бывшие советские военнопленные, например, были в составе британского патруля, арестовавшего Гиммлера. Вероятно, Авениру Михайловичу довелось послужить в одной из британских воздушно-десантных дивизий. Другой же рассказ, насчет того, что перед освобождением Хускивадзе потребовал вернуть ему мундир майора, — это расхожая легенда, применяемая к различным известным личностям, например, к Константину Рокоссовскому, который будто бы потребовал, чтобы ему перед освобождением доставили мундир и белого коня. Ни грана правды, разумеется, в таких легендах нет. Очевидно, в лагерных рассказах Хускивадзе присвоил себе майорский чин, а в беседах со Шнеером произвел себя в полковники. На самом деле после выпуска из училища Хускивадзе имел звание не выше лейтенанта, а поскольку провоевал считанные дни, никакого производства получить не мог.

И действительно, в лагере Хускивадзе, по словам Мельникова, излагал несколько иную версию своей биографии, чем в беседах со Шнеером, не менее фантастическую: «Родился он в Петербурге в январе 17 года. Называл себя человеком николаевского засола, задела, розлива. После революции семья жила то в Ленинграде, то в Тбилиси. Отец был членом ЦК компартии Грузии…

Учился Авенир Михайлович в Ленинграде в Технологическом институте на электротехническом факультете и одновременно в Академии художеств, в 1939 г. в Тбилиси открылся факультет связи, и Хускивадзе перевелся туда. В 1940–1941 гг. участвовал в союзных соревнованиях по боксу в легком весе. Выступал под фамилией Гоглидзе, которая стала спортивным псевдонимом. Объяснение простое: отец член ЦК, а сыну морду бьют.

В Красную Армию призван в конце 1940 или начале 1941 г., попал в военную разведку. Подробно рассказывал об отступлении Красной Армии. Дальше работает в немецком тылу… Одна из историй его такова. В 1943 г. немцы отозвали с фронта гауптмана и направили на должность начальнику сборки Фау-2. Этот немец благополучно доехал до варшавы. Когда пересаживался с поезда на поезд, его взяли наши разведчики и убили. Я спросил А. М.:

— Вы его сами убили?

— Нет это сделали другие люди в моем присутствии. А я с его документами поехал на завод, где собирали Фау, и полгода работал. Убитый немец был инженером, выпускник Лейпцигского высшего технического училища (подобно МВТУ им. Баумана). У нас с ним схожие специальности. Все документы, моя подготовка были сделаны заранее. Затем мне приказали исчезнуть. Я взял отпуск и уехал в Бельгию. Меня случайно задержали на эльзасской границе. Хороших документов у меня не было. Мой немецкий язык с русским и грузинским акцентом определили как эльзасский. Поскольку я не называл свою национальность, меня долго допрашивали, а затем отправили в Бухенвальд, как лицо без гражданства.

Я спросил, как протекали допросы, били или нет.

Нет, не били, но следователь постоянно тушил об мои руки сигареты, а курил он без перерыва. И действительно, на руках А.М. были шрамы. По Бухенвальду его знали два человека: подполковник Бонифатьев, командир по-гранполка, попавший в плен раненым.

Стараниями разведки А.М. был переведен из Бухенвальда в какой-то маленький лагерь, откуда ему организовали побег. После войны работал в комиссии по репатриации. Среди немецких военнопленных в американской зоне опознал своего следователя, забрал у американцев и расстрелял. Немец был поражен, узнав в Хускивадзе советского офицера…

Почему-то последнее место службы Венгрия. Какие-то были неприятности. Мне было непонятно, почему он поселился в Ленинск-Кузнецке. Ответ был уклончив: хотел затеряться. Начал работать инженером-механиком в каком-то тресте, но там что-то не заладилось. Тогда ушел в спортивную школу».

Можно предположить, что на этот раз выдуманная дата рождения — январь 1917 г. призвана была показать, что Хускивадзе-Гоглидзе родился еще до Февральской революции.

Вероятно, со стремлением затеряться связана была и смена имени и фамилии. Мельников подтвердил, со слов своего солагерника Владимира Рейхмана, который учился в той школе, где Авенир Михайлович был тренером по боксу, что в Ленинск-Кузнецке его знали под фамилией Гоглидзе.

Между прочим, от советских орденов Хускивадзе избавился почти так же, как и другой фантазер, писатель Владимир Богомолов. Авенир Михайлович будто бы имел два ордена Ленина, ордена Красного Знамени и Красной Звезды, а за службу в германской армии имел два Железных креста. И, по его словам, после трагических событий апреля 1989 года на проспекте Руставели в Тбилиси, «мы с женой после апрельских событий в Тбилиси пришли в ЦК и партбилеты вместе с наградами на стол швырнули». Богомолов же, будто бы в начале 50-х отсидев почти год под следствием по ложному обвинению, после освобождения швырнул возвращенные ему награды в мусорную урну.

Полагаю, что на самом деле весь рассказ о мнимом советском Штирлице-штурмбаннфюрере, как правильно заметил Владимир Мельников, родился во время заключения в лагере. Ведь там от умения красиво сочинить себе биографию, превратив ее в настоящий роман, способный увлечь соседей по бараку, порой зависело выживание (см. «Колымские рассказы» Варлама Шаламова). Вот так и рождаются легенды о Штирлицах. Правильно сказал старый зэк литературовед Марлен Кораллов, встречавшийся с Мельниковым и Хускивадзе в Майкудуке: «Вдоволь наслушавшись тюремно-лагерного трепа, давненько пришел я к выводу, что зэки врут покруче, чем рыбаки и охотники. Врут не все, не всегда, однако же, образуя в России мощный народный пласт, и не случайно, а по мотивам историко-социально-психологическим. Согнутым в три погибели необходим реванш. Как в глазах счастливчиков, кому до сих пор везло проскакивать мимо тюряги, так и в собственных, потускневших. Униженным и оскорбленным надо оставаться личностями. Загремев в лагерь, молодой лейтенант, как правило, жаждет себе присвоить звание капитана. А хорошо бы майора. Командир полка раз-другой нечаянно вспоминает, что приходилось командовать корпусом. А отсидев пяток или семь-девять годков, начинает в это твердо верить. И не пробуй его опровергнуть».

Хускивадзе же, как сообщается в картотеке безвозвратных потерь, ныне доступной в Интернете (http://www. obd-memorial.ru/MemoriaI/Memorial.html), в Красной Армии был всего лишь старшим лейтенантом, заместителем командира батареи 526-го легкого артиллерийского полка. Там же сообщается, что он родился в 1918 г. в Москве и был членом ВЛКСМ (тогда как сам он беседах с Шнеером утверждал, что был членом ВКП(б)). Запрос о нем не позднее января 1944 г. направила Мария Георгиевна Солдатова, проживавшая в Москве по адресу: Авиамоторная улицы, д. 4, корп. 4, кв. 7 и не получавшая писем от него с августа 1942 г. Скорее всего, это была гражданская жена Авенира Михайловича, которой он, по всей вероятности, посылал свой аттестат на получение денежного довольствия. Может быть, откликнется кто-то из ее родственников и поможет прояснить историю Хускивадзе.