Бухтарминские кладоискатели

Мамонты в карьере

По дороге Станислав продолжил свой рассказ:

— Четвертичный период, а в нём плейстоцен, — последний в геологической истории земли, закончившийся двенадцать тысяч лет назад. По всей Сибири, да и в Европе фауна плейстоцена хорошо известна. Тогда обитали крупные млекопитающие, обросшие густой шерстью, хорошо приспособленные к жизни в суровых условиях. На них охотились древние люди. Кроме упомянутых мамонтов, шерстистых носорогов и бизонов находятся останки гигантских оленей, верблюдов, пещерного медведя, ископаемых лошадей. Чаще всего костяки попадаются на глубине пятнадцати — двадцати пяти метров, — продолжал Станислав. — Я подсчитал: если предположить, что годовое наслоение наносов составляет один миллиметр, то и возраст находок соответствует примерно двадцати тысячам лет. Глубже тридцати метров в красных неогеновых глинах попадаются окаменелые, минерализованные кости, очень тяжёлые. Но таких мало. Одних только мамонтов в нашем карьере были десятки. Но сколько именно — один десяток, два — сейчас сказать невозможно. Почти всё вывезено в отвалы. Мне даже во сне иногда снятся сцены из прошлого. Слышу трубный рёв мамонтов, убегаю от саблезубых тигров и носорогов. Чаще же грезятся картинки с торчащими из земляных забоев костями невиданных, диковинных зверей. Я ковыряю глину, и обнажается огромный костяк: рёбра, позвонки, даже бабки, размером с котёл. Всё время интригует тайна: а что ещё хранится в глубине? Конечно, возникает вопрос: почему находок так много?

— Да, действительно, почему так много? — заинтригованный рассказом, спросил Рома.

— Я где-то читал, что существуют слоновые кладбища, — вставил Стёпа. — Когда слон чувствует свою смерть, он идёт и умирает там, где лежат останки его предков. Может, и у вас так?

— Это, скорее всего, красивая легенда, — отозвался Станислав. — В Зыряновске всё можно объяснить по-другому. Животные паслись на склоне горы, погибали, а кости их, смываясь водами в грозу или весной, накапливались по дну лога. Этот лог тянется через весь карьер метров на триста, здесь кости и находятся.

— Это же сколько было животных и как они выживали в нашу зиму, когда морозы под сорок и жрать нечего, вокруг один снег? — удивился Стёпа.

— Да, это верно, — согласился Станислав. — Я сам над этим задумываюсь. На одних древесных ветках, как зимуют лоси, мамонту не прожить. Да и мороз в сорок градусов, я думаю, ему не выдержать. Потому и вымерли, что климат изменился — стал более суровым.

— А что это за гидромеханизация и для чего она? — поинтересовался Роман, когда уже подходили к карьру.

— А тут история такая. В южной части карьера мощность рыхлых отложений доходит до пятидесяти — ста метров. В обводненных суглинках тяжёлые экскаваторы тонут, глина налипает в ковшах и кузовах самосвалов. Вроде бы ерунда, а очистка их стала настоящей проблемой — вот и придумали разрабатывать рыхлые отложения с помощью гидромеханизации. Суглинки и глины стали размывать из гидромониторов сильной струёй воды. Размываемая глина вместе с водой стекает в зумпф — это такая яма, — а отуда насосом по трубам подается в гидроотвал.

Брандспойт, вроде как у пожарных, называется гидромонитором. Представляете, один такой монитор делает работу за целый трёхкубовый экскаватор, и не надо самосвалов, чтобы вывозить породу, ни дорог, но вместо всего этого приходится прокладывать трубопроводы. В забоях гидромеханизации намного легче отыскивать и раскапывать кости — там всё на виду. Вот мы сейчас и идём всё это смотреть. Сами увидите, как всё это интересно!

— И как это вы успеваете вести участок и кости собирать? — спросил Роман.

— А вот как хочешь, так и успевай. Всё за счёт скорости и молодых ног. Выкроишь полчаса — и бегом в забой гидромеханизации. А там всюду вода, болото, целые озёра и реки. Вместе с пульпой кости несёт в водосборник, а оттуда насосом в гидроотвал. Не успеешь собрать — значит, потеряно безвозвратно. Но всё же я успел кое-что собрать, что вы и видели в конторе. Кроме того, много из мной собранного увезла сотрудница палеонтологического отдела Академии наук Казахстана Болдырган Кожамкулова. Несколько дней она ходила в карьер, набрала ещё и много такого, чего я и не замечал, в частности крохотных костей мелких грызунов. Всего видов ископаемых животных оказалось около двух десятков. Мамонта она назвала южным слоном и, с чем я не мог согласиться, возраст находок определила в десять тысяч лет. Я думаю, что им раза в два больше.

Потом сложила все находки наши и свои в деревянные ящики из-под взрывчатки и отправила в Алма-Ату. Одних зубов, к которым я был особенно неравнодушен, там была целая коллекция. Помнится, я всё любовался острым клыком, который приписывал пещерному медведю, а оказалось, что верблюжий. Было обещано почти всё вернуть назад. Как водится, ничто никто не возвратил. Ну вот мы и пришли, — Станислав переменил тему разговора. — Здорово, Тимофей! — приветствовал он рабочего. — Как, много костей сегодня намыл?

— На сурпу для бригады хватило, да кое-что ещё осталось, — отвечал тот, показывая на небольшую кучку белеющих предметов.

Все подошли, разглядывая ещё не просохшие костяные обломки.

— Так, вижу обломок лошадиной челюсти — кажется, их называют гиппарионами, — опять бизоньи лбы, мамонтов не видно.

— Мамонт не каждый день, — отвечал Тимофей, — лошадей поболе будет.

— Да, так получилось, что мамонтов в основном экскаваторами рыли, — рассказывал Станислав. — Вначале диковинно было. Когда брали суглинок в верхних слоях, экскаваторщик заметил в забое какой-то белый предмет. Камень не камень, а что-то высыпается. Вылез из кабины — кости, да ещё и какие: позвонок с хорошую кастрюлю, бабка из коленки — с чугунок. А когда попались белые, будто изогнутые фарфоровые трубы, бивни — поняли: мамонт.

Сначала удивлялись, потом надоело — работали, не обращая внимания. В общем, покрошили, погубили много и почти всё вывезли в отвалы. Рабочим план надо выполнять, им не до мамонтов. То, что осталось, то, что собрали, вы видели в конторе.

— Да оно и монитором не лучше, чем экскаватором, — сказал слышавший рассказ Станислава мониторщик. — Крошатся от воды кости. Шутка ли, пролежали в сырой земле тысячи лет.

— Жаль, — сказал Роман. — Даже в нашей школе показать всё это было бы интересно. В музее тем более — сколько людей могло бы всё это видеть!

— Да вот же они лежат, кости, бери любую, — предложил Тимофей. — Нам что, жалко, что ли?

— Берите, берите, что понравится и что можете унести, — поддержал его и Станислав, видя недоверчивые взгляды ребят. — Вот по зубу древней лошади, а Наде — медвежий клык. Пригодится — хоть для сувенира, хоть для школьного музея.

— А у меня уже есть ожерелье из медвежьих когтей, — похвалилась Надя. — Сосед по пасеке убил, сам еле спасся от того медведя.

— Ну вот видишь, как бывает. А я вот так почти каждый день прибегаю посмотреть: не нарыли ли чего интересного. Так и тянет сюда, ноги сами несут.