Бухтарминские кладоискатели

Художник из туманного Альбиона

В один из субботних дней у дома Дементьевых остановился молодой мужчина, обвешанный фотоаппаратами. Это был Станислав, пришедший навестить полюбившийся ему уголок за Хамиром.

— Иду на водопады, — объяснил он Петру Ивановичу, встретившему его у калитки. — Нравится мне ваша Большая Речка.

— Нам и самим она нравится, — согласился Пётр Иванович, — живём на ней, видим каждый день, а не насмотримся. А как там Борис Васильевич поживает? Мы ж его ждём — он у нас, считай, каждый год с семьёй отдыхает, иной раз полный отпуск проводит.

— Борис Васильевич? А он не приедет — он уволился.

— Как это? Он же не собирался уходить, и наоборот, говорил, что работает с удовольствием.

— Его уволили.

— Тошно мне! — всплеснула руками подошедшая Марфа. — Хорошего специалиста уволили! Его же и народ любил.

— Народ действительно любил, да вот директору не по нраву пришёлся. Слишком честно работал, на приписки не шёл.

— Вот оно как! — удивился Пётр Иванович. — Значит, честно работать — это плохо?

— Выходит, что так. Начальству ведь надо план выполнять, а как — его не интересует. Давай, и всё тут.

— Да, нам тут трудно разобраться, что и как, — перевёл разговор на другую тему Пётр Иванович. — А что бы вам не пожить у нас с недельку, тем более что наши места вам нравятся? Поговорили бы, вы бы нам рассказали про нашу историю.

— Спасибо за приглашение, я бы с удовольствием, но в моём распоряжении только пара дней. В понедельник мне надо на работу. А переночевать могу.

— Милости просим, — сказала Марфа, — интересному человеку мы всегда рады.

Вечером после чая, сидя вокруг большого стола, все ждали рассказа зыряновского гостя.

— Станислав, я вот задаюсь вопросом: что привлекало путешественников в Зыряновск? — первым делом спросил Пётр Иванович. — Ведь сколько их здесь перебывало!

— Да, действительно, в девятнадцатом веке Зыряновск был центром притяжения многих светил: Гумбольдт, Ледебур, Брем и множество наших отечественных учёных, в основном геологов. А почему именно к нам? А всё очень просто. Приезжали ведь не только в Зыряновск — всех интересовали Колывано-Воскресенские заводы с центром в Барнауле, где был центр технической и культурной жизни всей Западной Сибири. Пётр Петрович Семёнов, известный как Тянь-Шанский, назвал Барнаул сибирскими Афинами за то, что здесь была налажена жизнь европейского склада. Ехали, чтобы познакомиться с горным промыслом, с технически грамотными людьми, ну и, конечно, с природой Алтая.

— Наверное, в первую очередь интересовала именно природа, — вставил Пётр Иванович.

— Да, конечно, вы правы. А что Барнаул, Риддер или Зыряновск — так здесь было удобно останавливаться и получать помощь в людях, в транспорте, да во всём, что угодно. Вы знаете, что поражает, если задуматься? То ли русское гостеприимство, то ли чинопоклонение, то ли заискивание перед иностранцами, но ведь почти все эти визитёры по приезде в Россию становились как бы на государственное обеспечение. Их бесплатно возили, охраняли, давая в сопровождение казаков и проводников. Их всюду принимали, как сейчас бы сказали, первые лица губерний, уездов, рудников и волостей. Да ещё как принимали: задавали пиры и званые обеды! Невозможно себе представить, чтобы так принимали любого русского в Европе. Разве что царя. Вот как всё это, Пётр Иванович, понимать?

— Я думаю, что привечали учёных — это хорошо. Но ведь надо и меру знать! А расточительность — это русская дурь и отсталость.

— Вот именно. А, например, Гумбольдт, серьёзный учёный, страдал от этих званых приёмов и пиров в его честь, но увильнуть от них было невозможно.

— Да, но про кого же рассказать? — Станислав на минуту задумался. — Честно говоря, меня более всего когда-то поразило то, что в наших краях побывал Альфред Брем. Я же вырос на его книгах, в детстве не расставался с томами «Жизни животных» и даже перерисовывал замечательные рисунки из этой книги.

Но я расскажу, пожалуй, о самом необычном путешественнике, побывавшем у нас. Томас Витлам Аткинсон! Довольно странная и противоречивая личность — странствующий художник, подданный английской короны, совершивший гигантское семилетнее путешествие по России.

— Интересно, я ничего не слышал об этом человеке, — признался Пётр Иванович. — Чем же он ещё знаменит, кроме такого большого срока?

— Он известен в Англии и Соединённых Штатах Америки, где до сих пор издают его книги, а у нас о нём мало кто знает. До сих пор нет ни полного перевода на русский язык, ни издания его большой книги в двух томах. А почему — тут можно только гадать. Я, например, считаю, что к этому невольно приложил руку всё тот же П. Семёнов. А дело было так. Когда он вместе с Григорием Потаниным взялся писать книгу «Землеведение Азии по Карлу Риттеру» — а если говорить проще, это географическое описание Сибири, — то никак нельзя было обойтись без Аткинсона. Уж больно обширные путешествия он совершил по Алтаю и Киргизской степи, как тогда назывался Казахстан. Но Аткинсон не учёный, он в большой степени авантюрист, любящий ещё и прихвастнуть. Естественно, Семёнов с досадой написал, что Аткинсону верить нельзя, — вот с тех пор в России и пошла нехорошая слава об этом англичанине.

— Ну а как сейчас к нему относятся у нас? — не удержался Пётр Иванович.

— Пока мало что изменилось. Интереснейший материал, которым можно зачитываться, по-прежнему остаётся неизвестен русскому читателю, и это большая ошибка наших издателей и работников культуры. Кусками материал переведён, причем некачественно, но ведь книга заиграет, если её перевести полностью, снабдив прекрасными иллюстрациями автора. А их множество. Я ещё не сказал, что вместе с Томасом Аткинсоном путешествовала его жена, и она дополнила книгу мужа своим рассказом, который сделал её ещё лучше.

— Вы нас заинтриговали так, что хоть сейчас беги и ищи эту книгу!

— И не найдёте. В девятнадцатом веке был сделан пересказ этой книги на русском языке, но эту книжку не найдёшь даже в Национальной библиотеке в Алма-Ате.

— Ну, раз уж такая редкость, мы с нетерпением ждём вашего рассказа.

— Мой рассказ никак не может передать всё содержание книги. Её надо читать в оригинале, как, например, читается «Робинзон Крузо» или «Путешествие Гулливера». Я могу только в общих чертах пояснить, о чём речь, и высказать свое видение автора книги. Так вот, у меня двоякое отношение к Аткинсону как к человеку в первую очередь. С одной стороны, я восхищаюсь его путешествиями, с другой — не испытываю особой симпатии к его личности. Во-первых, во всём его повествовании выглядывает банальное тщеславие, во-вторых, к своему повествованию он приплёл вовсе не совершённые им маршруты, ну а в-третьих… Я скажу об этом позже, чтобы не испортить общее впечатление.

Какова же цель путешествий Аткинсона — трудных, порой опасных и столь длительных? Сам он пишет, что путешествовал для того, чтобы развеять худую славу о Сибири, ходившую в то время по Европе, но в это верится с трудом. Зачем англичанину, вовсе не учёному, Россия, Сибирь, Киргизские степи, как тогда называли Казахстан? Любознательность? Возможно. Желание познать неизведанное, проверить, испытать на себе то, о чём ходили нелепые слухи в Европе? Вполне вероятно. Но ведь это не баран чихнул — проехать верхом, пройти пешком, проплыть в утлом челноке, и всё это вместе десятки тысяч вёрст. Провести семь лет в чудовищных полевых условиях жары, холода, безводья и так далее — кому такое под силу и стоила ли овчинка выделки?

Тщеславие — великая сила: вроде бы человеческий порок, а ведь оно заставляет людей творить, действовать, быть активными, деятельными. Аткинсон ни много, ни мало, взялся продолжить дело великого А. Гумбольдта в изучении неизведанной Азии. «Он проникнет дальше знаменитого учёного в центр Азии!» Видимо, это был девиз Аткинсона, и он следовал ему все годы своего путешествия. Был он человеком небогатым, рано остался сиротой и сам прокладывал свой путь в жизни. Работал каменщиком, научившись работать с акварелью, стал архитектором и художником. Встреча с Гумбольдтом стала переломным моментом в его жизни. Возможно, перспектива заработать на рисунках и картинах неизведанной страны побудила его приехать в Россию. Запасшись рекомендательным письмом самого царя, он отправился в путь и к лету 1847 года прибыл в Барнаул.

— Центр Колывано-Воскресенских заводов, — вставил Пётр Иванович.

— Совершенно верно. Отсюда он делал разъезды, и в том числе через горы, в сопровождении приданных ему казаков прошёл через горы из Риддера в Зыряновск.

— Интересно было бы прочитать, что он там написал про Зыряновск.

— Да, в Зыряновске он был дважды, но, к сожалению, живо описав горный переход, в том числе по долине Хамира, о посёлке написал скупо. Дойдя до Большенарыма и далее до Зайсана, он повернул обратно. Зимой съездил в Петербург и вернулся с женой Люси, которая была моложе его почти на тридцать лет. И самое интересное выяснилось совсем недавно, — продолжал Станислав. — Оказалось, что в Англии у него осталась другая, первая жена.

— Вот так путешественник, — прокомментировал Пётр Иванович, — ловкач! Попросту двоеженец.

— Да, это тот самый третий секрет, о котором приходится говорить. Но представьте себе, этот факт сыграл самую положительную роль для истории. Забегая вперёд, скажу, что впоследствии рассказ Люси о путешествии дополнил книгу Аткинсона и не только украсил её, но, по мнению многих, она даже превзошла своего мужа в изложении всей этой истории. Никаких дневников она не вела, а издала письма, которые посылала с дороги своей подруге, а они были более правдивыми и зачастую интереснее, нежели повествование самого Аткинсона. Молодая жена оказалась верной ему помощницей, спортивной и закалённой, и главное — преданной. Она с готовностью соглашалась участвовать в самых нелепых и опасных поездках и маршрутах, придуманных её сумасбродным мужем. Трудно себе представить, как она, беременная, решилась отправиться в поездку на границу, где только что организовывался пограничный пункт. Поздняя осень, никаких дорог, неизведанный маршрут и горстка людей верхом на лошадях пробирается через пустыню, наполненную разбойниками, в крохотное укрепление Копал. Никакого жилья, ещё только роют землянки, а у Люси рождается сын. Оригиналы или чудаки, родители называют младенца по полюбившемуся источнику — Алатау Тамчибулак. От всевозможных лишений умирают русские солдаты, и лишь заботливость русских офицеров спасает чету Аткинсонов, и они благополучно заканчивают эту свою авантюристическую одиссею.

— Поразительно всё, что вы рассказываете! — не удивился, изумился Пётр Иванович. — Действительно, приходится только удивляться парадоксам жизни. Недаром говорят «Нет худа без добра».

— Да, и от этого Алатау Тамчибулака пошли отпрыски, и сейчас это большой и всеми уважаемый семейный клан, разбросанный по всему миру. Но я продолжу о самом Томасе Аткинсоне. Слава живущего в Барнауле Ф. Геблера не давала ему покоя. Он сказал себе: «Я не только повторю его маршрут — я превзойду этого немца!»