Бухтарминские кладоискатели

Максим

Утром Роман будил невыспавшихся и изъеденных комарами друзей:

— Хватит дрыхнуть, быстро умываться и вперёд!

— Все это ваши лесные колдуны! — ворчал Егорка. — Из-за них и глаза не открываются. Веки разбухли, слиплись, как на клею.

— Водичкой, водичкой промывай! — смеясь, советовал Стёпа. — В Тегереке вода ледниковая, целебная — как рукой снимет все твои хвори.

Кто нехотя, кто бодро, все встали и, позавтракав с чаем, вышли на хорошую тропу, вьющуюся вдоль берега реки. Сделали всего шагов двадцать и за огромным тополем обнаружили большущую кучу помёта из полупереваренных дудок борщевика, скрученных в виде корабельных канатов.

— Однако кто-то из нас ночью животом страдал, — заметил Стёпа. — Не ты ли, Егорша, от комаров бегал?

— Чья бы корова мычала, а твоя молчала! — огрызнулся Егор. — Я травой не питаюсь, а вот ты как раз ревневые дудки не хуже медведя грызешь.

— Вы вот тут Михайла Ивановича поминаете, а он, может, где-то здесь из-за кустов на нас поглядывает, — подключился к разговору Гоша. — Помянешь, а он легок на помине. А с ним лучше не встречаться — никогда не знаешь, что у него на уме.

Так, перебрасываясь шутками и колкостями, мальчишки добрели до брода через Тегерек. Здесь пришлось принять водные процедуры, так как ещё не спавшая с половодья вода доходила до пояса. Тропа потерялась, дальше шли по галечниковому и песчаному берегу. Впереди замаячила белая глыба, в которой признали обледеневший снег. С грязноватых его боков стекала вода, а вокруг цвели подснежники, будто стоял апрель.

— Странно, — в задумчивости произнёс Роман, — оплывине неоткуда здесь взяться, горы далековато. И вдруг догадка осенила его: это же остатки зимней наледи! Тегерек раз за разом прорывался сквозь ледяной панцирь, разливался и снова замерзал. Вот и накопилось льда столько, что и за всё лето не растаять. Всем было хорошо знакомо это явление природы, когда в трескучие морозы промёрзшая до дна река вдруг выходит поверх льда, растекаясь всё шире и занимая всё бóльшую площадь. С каждым таким прорывом наледь всё растет, и по-местному называется накипью, так как вода парит не хуже, чем кипяток в парной бане.

Удивляясь, все разглядывали подснежники, вылезавшие из-под таявшего снежника, а Гоша приметил что-то другое:

— Вижу след бледнолицего, — вдруг заявил он.

Все сгрудились, рассматривая отпечаток следа на мокром песке.

— С чего ты взял, что это бледнолицый?

— А вот, глядите, сапог явно не наш. Наши ходят в резиновых сапогах, что выдают шахтёрам. У них каблук почти вровень с подошвой, а здесь глубокая вмятина. Каблук высокий, чужой.

— Верно, Рыжик, ты делаешь успехи, — согласился Роман, — пройдём по следу, авось, раскроем загадку.

Ребята не прошли и ста шагов, как увидели кучу песка у самой воды, явно искусственного происхождения.

— Тут кто-то поработал, — признал Стёпа.

— Кто же ещё, как не косолапый Михайло Иваныч, больше некому.

— А следы сапог, что только что видели? Не иначе золотоискатели моют песок.

— Оно бы так, да что-то следов мало.

— Гляньте, кабыть, человек! — удивлённо воскликнул Егор.

— Да, похоже. Вот чудеса! Одет вроде бы по-городскому.

— Так это же москвич, тот самый геолог, о котором разное говорят в Столбоухе! — удивился даже Роман, самый спокойный из всей компании. — Для всех он загадка, а он вон куда забрался, в самую трущобу!

— От людей прячется — сюда ведь редко кто заглядывает. Мало таких дураков, как мы, забираются в такую глушь, — поддакнул Егор.

Стёпа не согласился:

— Кто бы он ни был, а это стоит уважения, что живёт на природе. Чего только не увидишь в лесу! Вы как хотите, а мне нравятся отшельники. Сам себе хозяин и ни от кого не зависим.

Через несколько минут они уже разговаривали с незнакомцем.

— Вижу, вижу, что вы такие же бродяги, как и я, — этими словами после обычных приветствий встретил ребят незнакомец. — Вас, конечно, интересует, кто я такой, зачем здесь и чем занимаюсь.

— Вы угадали, нам это очень интересно, — за всех выступил Роман. — Два дня пробираемся по дебрям, и вдруг городской человек!

— Ну что ж, отпираться или врать бессмысленно, — сознался горожанин. — Я геолог, звать Максимом. Приехал из Москвы. Так как я сам геолог, вот балуюсь немного старательством. Вы, надеюсь, знаете, что это такое?

— Моете золото?

— Золото? Пожалуй, это будет слишком громко сказано. Так, золотишко, кучка золотинок. Занимаюсь этим, потому что нравится. Люблю это дело — занятная штука. По крайней мере, для меня — бродяги и романтика. А если говорить по-серьёзному, золотишко, конечно, есть, но не оно меня сюда зовёт. Места у вас больно хороши. Приезжаю, но не афиширую своё занятие. Уж такой я человек. Мне нравится жизнь отшельника, хотя даже в тайге не скроешься от человеческих глаз, да и от молвы не уйдёшь.

— Да уж, мы догадываемся. Народ всё видит, — согласился Роман. — Может, и нам стоило бы этим заняться? — добавил он полушутливо. — Честно говоря, у меня мелькала такая мысль.

— Как местные жители, вы должны знать, что у вас здесь всюду есть золотишко, — несколько иносказательно ответил незнакомец. — Но вот посмотрите на мою сегодняшнюю работу. Всего несколько золотинок, да и то это пока только песок, хотя и золотой, но с примесью. Серебро, медь. Чтобы их отделить, нужно аффинировать, но это из другой оперы. Процесс довольно сложный, а главное, вредный. Там применяется кислота — азотная, соляная, — а вы знаете, пары её очень ядовиты. Так что вам не советую. А песок можно и так сбыть, хотя и дешевле, чем настоящее золото.

— Всё ясно и даже просто.

— Просто-то просто, но это только так кажется. На самом деле нужен большой опыт. Иначе никакого золота не увидите. Всё смоете, или просто не отделите.

— И как вы набрались опыта?

— Учился у опытных старателей, смотрел, пробовал. Занятие, скажу я вам, первобытное, но заманчивое. Притягивает так, что не отвяжешься. Каждому хочется попытать счастье — вдруг да повезёт.

— Да вы как охотник за сокровищами! — заметил Рома. — Это всё равно, как искать клады.

— Насчёт клада — это разве что найти самородок. А так всё скрупулёзным трудом. И так было всегда, ещё с древности. Заметьте: золото, медь древний человек научился добывать гораздо раньше, чем железо.

— Да, это здорово, — согласился Стёпа. — Люди тысячи лет гонялись за золотом, хотя оно, кроме как на украшения, раньше нигде не применялось.

— Да, мерило ценностей, — согласился москвич, — странно ещё и другое: как это совпало, что с глубокой древности золото ценилось везде и всеми народами, даже если они никогда не общались между собой. Ацтеки Южной Америки, китайцы, древние египтяне. Вот у вас на Алтае. Кстати, у вас здесь в древности добывалось металлов больше, чем где-либо в мире. И так дошло до наших дней.

— Да, люди гибнут за металл, — согласился Роман. — И всегда так было.

Все помолчали, а Степа поинтересовался, как же сейчас незнакомец отмывает золото.

— Да проще простого — первобытный способ, доступный любому. Нужен лоток, можно тазик, блюдо, но лучше вырезать из дерева. А в общем, кому что нравится. Есть такие, что предпочитают пластмассовые. В лоток набираете песок с водой, встряхиваете и потихоньку сливаете воду вместе с песком. Вся суть и смысл в том, что надо отделить более лёгкие частицы от тяжёлых, то есть золота. Золото тяжелее, оно оказывается на дне — его и надо уловить. Вот, смотрите. — Взяв лоток, Максим продемонстрировал свой рассказ в деле: — Глядите, я двигаю лоток вперёд-назад, легонько встряхиваю, сливаю через край. Делаю несколько раз и смотрю на дно — осталось ли что.

— Да, действительно просто, я тоже так хочу, — попросил Стёпа.

Ребята по очереди попробовали каждый свою порцию песка.

— Ничего нет. Пусто, — разочарованно протянул Егор.

— Да, это так, — подтвердил золотоискатель. — А ты думал, что сразу кучу драгметалла получишь? Если бы так было, то золото ничего бы не стоило. Добыча золота — тяжёлый труд и в каком-то смысле лотерея: повезёт, не повезёт. Но и увлекательное это занятие. Заманивает, как игра в рулетку. Честно говоря, я бы не советовал вам этим заниматься. Затянет, как в омут. Сколько людей пропало! Кто от хвори, кто от голода. Кого медведь задрал, а то, бывало, друг друга перестреляют. Жадность до добра не доводит.

— Ну, нам это не грозит, — за всех ответил Роман.

— Рассыпное золото добывать долго и трудно. Как вы понимаете, есть и коренное золото, находящееся в нетронутом виде в горной породе. Бывает, оно видно невооружённым глазом, чаще всего в жилах.

— Да, конечно, мы это знаем, — подтвердил Стёпа, — когда эта порода разрушается, золото вместе с обломками и песком попадает в реки. Это и есть рассыпное золото.

— Ты совершенно прав, — похвалил его Максим, — все остальные металлы окисляются и пропадают, в песке их не найти, а золоту ничего не делается. Лежит в речном песке тысячелетиями. Вы думаете, я один такой? — вдруг переменил он тему. — Из тех, что забились в таежную глухомань? В ваших краях кто только не жил и не прятался! Издавна прятались в вашу глухомань, начиная с беглых каторжников и старообрядцев.

— Это верно, — вмешался Роман, — я читал, что в Усть-Бухтарминске жил ссыльный декабрист Муравьёв-Апостол.

— Жил, действительно жил, — подтвердил Максим, — сослали его сюда, и что интересно, ему здесь нравилось. Он даже женился здесь и хотел дом покупать. Я же говорю, что места у вас хороши.

— А вы-то сами живёте как: в палатке или где?

— Палатку за собой не натаскаешься, да и некомфортно в ней. У меня тут хижина есть. Что-то вроде избушки. Есть и тайники, ухоронки в гротах. В пещерках, значит. Я же говорю: я тут как Робинзон. Пообвык, пообжился. Устроил разные убежища на все случаи жизни: от непогоды, от дождя, от медведей. Есть шалаши, даже подвесная хижина на дереве — что-то вроде шалаша. Я бы вас в гости пригласил, да к моему логову далеко добираться. Вы-то сами как ночуете? А то можно и у меня.

— Нет, спасибо. У нас с собой всё есть для ночёвки.

Разговор шёл в основном между Романом и москвичом. Все остальные молчали, наконец Егорка робко спросил:

— Дядя Максим, а не страшно одному?

— Страшно, не страшно, я об этом не думаю. Всякое бывает, куда денешься. Больше всего опасаюсь лихих людишек — вот и хоронюсь. Конечно, засвечиваюсь в городе, по дороге. Я ведь тут робинзоню, как видите, в одиночестве, без всякого Пятницы, один. Отшельником, бирюком брожу. Вроде Дерсу. Следопытом стал, хотя и не Зверобоем. Броды пугают в непогоду, медведи. Но они летом все на белках. Вот созреет малина — спустятся ниже. Ружьецо на этот случай у меня есть. Так, на всякий случай. Одностволка, заряженная картечью. На медведя, значит. А больше в воздух, отпугиваю.

— Видать, много было у вас приключений?

— Как не бывать…

Москвич сделал паузу, что-то обдумывая и вспоминая. При всём своём московском обличье он не производил впечатление городского пижона.

Видел росомаху, кабаргу. Лосей вы и сами постоянно встречаете.

Наблюдал, как кормятся шишками медведи, как плавает выдра, как играют норки. Раз было приехал, а моя ухоронка в пещере разграблена. Нет консервов, оставленных с прошлого года, постель изодрана, одежонка в клочьях. А ружьецо, слава богу, цело. Ну, раз ружьё на месте — значит, не человек баловался, медведь.