Бухтарминские кладоискатели

Высокая цель

Через две недели друзья отправились в новый поход. Через Холзун «на Уймон», — говорил Роман. На перевал можно было подняться прямо с Большой Речки, считай, от самого дома, но Роман опять выбрал дорогу через Тегерек с целью снова навестить москвича.

— Время у нас есть, а когда ещё представится возможность поговорить с интересным человеком? — объяснял он ребятам.

Максим был на своём месте. Он почти не удивился, увидев ребят.

— Ага, старатели заявились! Ну как золотишко, много намыли? Ничего? Вот и правильно, это хорошо. От этого занятия один вред. Вы думаете, я из-за него тут прохлаждаюсь? Да ничего подобного! Золото, деньги — это всего лишь средство для достижения цели. Чтобы добраться до ваших мест, нужны денежки — вот я и ковыряюсь. Деньги, вообще, не главное в жизни, и вовсе не в них счастье человека.

— И что же за цель у вас? — неуверенно спросил Стёпа и добавил: — Если не секрет.

— Секрет? Да, пожалуй, секрета-то и нет. Но кому попало я предпочитаю не говорить. Всё равно не поймут, а болтать лишнее будут, а я это не люблю.

— Если секрета нет — значит, какая-то идея?

Роман сказал это, пытаясь поставить себя на равные с москвичом.

— Пожалуй, ты прав, — согласился москвич, — идея есть, только не всё сразу. Тут большой разговор — не знаю, поймёте ли.

Ребята деликатно молчали, а геолог же, намолчавшись в одиночестве, как видно, сам хотел общения.

— Идея, идея, — повторил он два раза. — Я вот что вам скажу: объехал я и Кавказ, и Тянь-Шань, а вот прикипел к вашим местам, зыряновским. Там всё грандиозно, есть заснеженные вершины, ледники, эффектные виды, зато у вас глушь, безлюдье, травяные дебри. Может, ещё и потому, что ваши места нехоженые, мало кому известные. Нет для меня мест лучше, чем Тегерек, Громотушка.

— Есть ещё Тургусун знаменитый, — вставил Роман.

— Конечно, и Тургусун. А вот насчёт знаменитости — это понятие относительное. У вас его знают, а спросите любого москвича-туриста — он ничего не слышал о вашем Тургусуне. И о Тегереке и Громотушке тем более. В общем-то, это нормально и даже хорошо. Хорошо, что есть такие глухие, неизвестные туристам уголки. А раз неизвестные — значит, сохранившиеся, нетронутые. Я давно пришёл к выводу, что природа хороша там, где нет людей. Жестокая мысль? Да, жестокая. Правда почти всегда не нравится людям. Человек думает: вот сделаю по-своему, построю на реке плотину, поверну реку — и будет лучше. Ан нет! Всегда получается хуже, и рано или поздно природа начинает мстить. И этот лозунг, что надо переделать природу, что «нечего ждать от неё милостей, а взять их — наша задача» — это ошибка, причём преступная.

Максим помолчал, о чём-то задумавшись. Молчали ребята, понимая, что их собеседник не сказал ещё самого главного.

— Да, но я хотел о другом. Вот насчёт идеи. Вы же знаете: места у вас рудные, а я геолог. Хочу проверить свою теорию по генезису ваших месторождений. Слово «генезис» означает происхождение, способ, путь образования рудных залежей. Вы понимаете, как это важно для геологов-разведчиков? Зная, как образовалось месторождение, легче его найти. И это всегда тайна за семью печатями. В вашем Зыряновске кто только не был из геологических корифеев! Начиная с великого Гумбольдта. Потом Щуровский, Гельмерсен, Мушкетов, Обручев. Всё это звёзды в геологической науке. Сколько диссертаций написано на эту тему, по генезису ваших руд, а загадка не раскрыта до сих пор! Скоро основное месторождение в Зыряновске будет отработано, а учёные всё спорят, как оно образовалось. И все понимают, что есть здесь ещё не открытые богатые залежи, а вот где они — пока загадка. Не буду вас мучить мудрёными словами, а их там много, скажу очень кратко, хотя и примитивно. Моя теория заключается в том, что сгусток магмы на заре образования нашей планеты Земля, прорвав уже загустевшую оболочку, вырвался наружу. Этот прорыв или выброс, где сконцентрировались различные металлы, я называю ядром. При этом всплеске были брызги, куда-то упало больше, куда-то меньше. В общем, брызги шампанского, причём выплеснулось по линии с севера на юг. Возможно, вы знаете, что ваша рудная зона тянется от Катон-Карагая до Змеиногорска и Золотушки в Русском Алтае. А самые большие брызги упали на места, где теперь разрабатываются месторождения в Змеиногорске, Риддере и Зыряновске. А здесь у вас были ещё капли, упавшие в Заводинке, Путинцево, Греховке. Так вот теперь я могу задать вам вопрос: а где же само ядро?

— Это мы ждём, когда вы нам скажете, — наивно ответил Егор. Стёпа промолчал, а Роман, как в школе на уроке, бодро и не задумываясь сказал:

— Где-то посередине между этими рудниками.

— Вот! Ты угадал. Я тоже так думаю. Комбинаты на голодном пайке, люди боятся остаться без работы, а основное месторождение ещё не тронуто и находится рядом.

— Вы так говорите, будто уже нашли его, — не удержался Роман.

— Пока не нашёл, но намётки есть. Там должен быть целый подземный город.

— Подземный город? Вы имеете в виду, что кто-то уже разрабатывал его? А говорите, нетронутый.

— Что могут значить комариные укусы, муравьиная работа!

— У вас одни загадки. Нельзя ли понятнее.

— Простите, ребята, сейчас всё объясню. Дело в том, что все известные нам месторождения полиметаллов — а это свинец, цинк, золото, серебро, медь и прочие сопутствующие редкие металлы — разрабатывались две с половиной тысячи лет тому назад.

— Ничего себе! — присвистнул Егор, а Стёпа добавил:

— Выходит, тогда знали, где это месторождение, а сейчас найти не могут?

— Выходит, что так. Вернее, в этом конкретном случае я пока только предполагаю, что знали и разрабатывали. Повторяю: если проанализировать историю, то оказывается, что все или почти все наши рудники открыты по древним чудским разработкам. Так что и это загадочное и неизвестное нам месторождение наверняка разрабатывалось, и я уже приметил следы закопушек.

— Закопушки — это древние выработки?

— Да, их ещё называют чудскими. Все они, по сравнению с нынешними, были очень малы.

— Где же это?

— Пока это только предположения. Могу ещё добавить, случайно или нет, но тут рядом, на Холзуне, на горе Чемчедай российские геологи разведали гигантское месторождение железа. Считай, вся гора из магнетита. Планируют поставить город на месте вашей Столбоухи, чтобы эту гору копать, а потом руду перерабатывать, доводить до кондиции. И, видимо, главный шток полиметаллов тоже где-то здесь, где-то рядом.

— Ну и дела! — удивился Стёпа. — А что это за чудь такая?

— Про чудь почти ничего не известно. Возможно, это и не народ вовсе, а профессия. Профессия горняков, металлургов.

Языки развязались, Ребят всерьёз заинтересовал разговор, и вопросы сыпались один за другим.

— А как же получается, чудь находила руду лучше, чем сейчас дипломированные геологи?

— И тут есть объяснение. Находили-то они только те месторождения, что выходят на поверхность. А их видно простым глазом, тем более если есть какой-то опыт. Руда на поверхности окисляется, приобретая желтовато-ржавый цвет, бурый, иногда почти чёрный. Это цвет окислов. Железо там тоже присутствует, окисленное, — оно и даёт красноватый цвет. Это видно издалека, конечно, если травой не заросло. И всё это называется железной шляпой.

— Вот хохма! А почему шляпа?

— А ты где шапку носишь?

— На голове.

— Верно, вот и у рудного тела на макушке что?

— Шляпа. И правда, всё очень просто!

— А я знаю теперь, откуда произошло слово «чудеса»! — вдруг заявил Егор. — От слова «чудь». Они и правда чудесники, раз умели руду искать.

— А что же сейчас вы по этой самой железной шляпе не можете найти ядро, о котором нам рассказали?

Вопрос мог бы показаться коварным, но Максим и глазом не моргнул.

— Во-первых, рудное тело не обязательно выходит на поверхность, во-вторых, её могли сработать древние рудокопы, и в-третьих, её могла закрыть каменная осыпь. Так что причин может быть несколько.

— А как же получается: две тысячи лет назад разрабатывали, а потом вдруг перестали и чудь куда-то исчезла?

— Интересный вопрос. Я думаю, бронзовый век закончился, так как начался железный век. Медь и бронза стали не нужны. Как ты думаешь, нужен ли бронзовый нож, если есть железный? И лучше, и дешевле. А прошло две тысячи лет — и о цветных металлах снова вспомнили.

У Романа вопрос был более серьёзный.

— Да, Максим, всё это очень интересно, что вы рассказываете, а почему вы не поделитесь своими мыслями со специалистами, геологами-разведчиками, которые годами бьются и не могут отыскать так нужное месторождение?

— Ну, тут опять будет и во-первых, и во-вторых. Так вот: кто меня будет слушать, никому не известного геолога-поисковика, да ещё и бывшего? Взашей вытолкают, да ещё и осмеют. И самое главное, у меня двоякое отношение ко всем этим делам. С одной стороны, мне интересно проверить свою гипотезу, но с другой — я не хочу, чтобы на месте Тегерека, Хамира зияли шахты и безобразные карьеры, напрочь уничтожающие природную красоту. Вы как ко всей этой проблеме относитесь?

— Мы на вашей стороне. Шахт и гор из отвалов мы не хотим.

— Не хотим, а ведь бурят со всех сторон. И уран ищут, и железо, и свинец, и лес рубят безбожно. Как только бедная тайга терпит! Вот, посмотрите, — вдруг переменил он тему разговора, — оляпка купается, а потом ныряет. Я могу до бесконечности смотреть на неё. Природа — вот наша главная ценность. Лес, горы, птички, зверушки, воздух. Вот вся эта красота кругом. Да, знаете, я вам ещё много чего не рассказал. Я же тут выдру к себе приручил.

— Выдру? — поразился Роман. — Её же сейчас и встретишь редко.

— Вот редко, а ко мне она чуть ли не каждый день приплывает. Я, когда рыбачу, обязательно оставляю ей рыбёшку. Хариуса, естественно. И она приплывает ко мне. Сама или по моему свистку. Это сейчас её нет — вас боится. А вот норку не приветствую. Зря её завезли к нам. Наглая, везде лезет, и, боюсь, она может вытеснить ту же выдру и подчистую сожрать всё, что гнездится на земле. Да, вот барсука местного знаю, — добавил он через некоторое время. — Правда, дружбу с ним не могу пока завести. Недоверчивый он. И, между прочим, совершенно правильно делает, что не доверяет. Я тут в лесу много чего увидел интересного — впору хоть книгу пиши о жизни зверей. В общем, это большая тема, а я, кажется, заговорился.

— Говорите, говорите, нам это очень интересно, — торопливо сказал Гоша, — мы и сами наблюдаем, где что у нас живёт.

— Да, — вспомнил вдруг Максим, переменив тему разговора, — а что там у вас слышно о шпане, что бродит здесь по тайге?

— Болтают разное, — за всех ответил Роман, — у кого-то корову зарезали, теперь уже им же или ему приписывают убийство, что было прошлой осенью на белках. А в общем, никто ничего не знает. Вот ещё старика-пасечника мёртвого обнаружили на дальней пасеке в Черновой. А сам ли умер или убили — неясно.

— Я ведь почему спрашиваю, — продолжил Максим, — тревожно становится, хотя трусом себя не считаю. На той неделе было. Человек замаячил невдалеке. Здесь это редко бывает. Я его окликнул, а он мелькнул и исчез. Странно это. В тайге ведь как: если встретились два человека, надо обязательно поздороваться, показаться. А тут какие-то прятки. Это всегда настораживает. Хотя я сам отшельник, но убегать — это слишком. Вы, кстати, где собираетесь ночевать? А то можете у меня. У меня тут убежище есть. Правда, не очень надёжное. Можно сказать, избушка на курьих ножках. Где подгнило, где протекает, но я человек такой, что и без комфорта могу обходиться. Знаете, что такое геолог-полевик? — И, не дожидаясь ответа, продолжил: — Это человек, который может довольствоваться самым малым. Вечно голодный, замёрзший, промокший под дождём. В еде, в жилье — сплошной аскетизм. Отсюда далековато до моей фазенды, но у меня тут поблизости есть временные убежища, например на случай дождя. Тут недалеко есть грот-пещера в скале. Холодновато, правда, в ней, как в холодильнике. Но какое-никакое, а укрытие.